Апокалипсис every day (СИ) - Оберон Ману - Страница 24

Машинально поднося к губам пиво, когда в горле совсем уже пересыхало, Фридрих не отрываясь, смотрел, как некий человек, в котором он узнал местного губернатора, кувыркается в постели с двумя негритянками. Хрюкает от наслаждения, зарывается в их тела, одним словом, устраивает оргию.

Помимо обычных телодвижений, губернатор использовал минет, кунилингус, анилингус, а кроме того, одна из негритянок, в то время, как он возился со второй, насиловала его в зад искусственным членом. В перерывах между оргазмами губернатор развлекался нюханием какого-то белого порошка. А также поливал тела негритянок коньяком и облизывал мокрые места.

Много чего совершал губернатор. Многое открыл для себя нового Фридрих.

Затем сменилось место действия. Баня. Номера. Чуть ли не те же самые, вчерашние. В бане, в зале для помывки с бассейном, а также в самом бассейне занимались групповым сексом несколько мужчин. В одном из мужчин Фридрих узнал мэра. Попеременно исполняя то активную, то пассивную роль, господин мэр использовал для секса настолько необычные места человеческого тела, что Фридрих даже изумился тому, что такое вообще возможно! Мужчины пили водку и гонялись друг за другом с естественными и искусственными членами. Практиковали секс анальный, оральный и мануальный.

Затем снова произошла смена места съёмки. На этот раз господин мэр участвовал в сексуальных играх в стиле маркиза де Сада. Примечательно, что для участия в этих развлечениях он пригласил исключительно несовершеннолетних мальчиков.

Последний эпизод показывал господина губернатора. Господин губернатор предпочитал несовершеннолетних девочек. Впрочем, это тоже были игры де Сада. Только в качестве садомазохистского инвентаря губернатор использовал исключительно собственный член. Потому что эти девочки не достигли даже возраста, разрешённого парламентом России, то есть четырнадцати лет. И им было откровенно больно. Одна даже открыто плакала. Что ещё только больше возбуждало губернатора…

Общее время показа было небольшим. Что-то около получаса или сорока минут. Но по истечении их, когда кассета окончилась, и видеомагнитофон с жужжанием погнал перематывать плёнку обратно, Фридрих встал, твёрдым шагом направился на кухню, открыл морозильную камеру холодильника, достал бутылку водки, сорвал пробку и сделал несколько крупных глотков прямо из горлышка. Без закуски. Даже не занюхивая рукавом.

Зазвонил телефон. Не сотовый, местный. Квартирный.

— Алло?

— Теперь вы понимаете, почему без компромата нельзя?

— Это был ваш человек? — вопросом на вопрос ответил Фридрих.

— Это имеет значение?

— Не знаю, — честно ответил Фридрих.

— Если вы хотите отомстить мне, вам достаточно обнародовать эту плёнку. Лично мне будет очень плохо. Нашему общему знакомому — тоже.

— Вы же прекрасно понимаете, что я этого не сделаю, — сердито ответил Фридрих.

В трубке послышался вздох.

Молчание.

— Ну и что же я должен теперь делать? — несколько сварливо спросил в трубку Фридрих. Некстати вспомнил Виталия. — Пить уксус? Крокодилов есть?

— Ничего, — ответил майор. — Абсолютно ничего. Продолжайте заниматься тем же, чем и занимались. Лично вы не должны делать ничего.

И повесил трубку.

Фридрих постоял минуту с телефонной трубкой в одной руке и бутылкой водки в другой. Потом в сердцах бросил трубку на место, отнёс в морозильник водку, вынул последние бутылки пива. Выпил их стоя. Подумал, после чего произнёс по-русски три универсальных междометия, подряд:

— Ну, блин, ващще!

Принял ванну и лёг отсыпаться. Завтра предстояло возвращение на работу. Говорят, трупы не торопятся. Может быть. А вот эти проклятые живущие вечно куда-то спешат!

Утром позвонили из банка. Нет, не из Фатерланда. Из местного. Сообщили, что деньги из мэрии так и не перечислены. Заботливо интересовались проблемами дальнейшего сотрудничества. Может быть, господин Ингер захочет воспользоваться услугами их банка в какой-нибудь другой сфере?

— Я поговорю с мэром, — спокойно сказал в трубку Фридрих.

Свирепея внутренне, спустился во двор, сел в кабину.

— У нас тут уже два заказа, — сообщил водитель. — Труп на дому, бабушка померла, и труп на кладбище, пьяный в блевотине захлебнулся. Куда поедем?

— В мэрию, — непререкаемым голосом сказал Фридрих.

Виталий с любопытством взглянул на него, но перечить не стал.

— Сиди здесь, — приказал немец. — Я сам.

— Да бога ради, — ответил русский.

Господин мэр, конечно же, оказался по горло занят. Он интимно шептался о чём-то в углу коридора с двумя хорошо одетыми мужчинами. Один был похож лицом на шулера из Монте-Карло, второй на местного разбойника. А может, не разбойники, может, любовники. После вчерашнего просмотра Фридрих готов был предположить всё, что угодно. А то и не предположить, а то и, как говорят русские, «в бубен зарядить», то есть набить лицо.

Впервые в его жизни кулаки Фридриха сами собой сжимались и разжимались от страстного желания придушить кого-нибудь собственными руками. Очевидно, то же самое желание было написано на его лице, потому что господин мэр, только что жарко шептавшийся о чём-то с двумя господами, чьи локти он почтительно поддерживал, встрепенулся и прикипел взглядом к лицу приближающегося немца.

— Господа, иностранец! — восторженно взвизгнул мэр.

Господа окинули иностранца взглядом с ног до головы, словно прикидывая, как он будет выглядеть голым. А мэр уже широко распахнул объятия и устремился навстречу, вереща восторженным мазохистом:

— Ах, дорогой Фридрих! Мы слышали о вас, это просто ужасно!

Фридрих остановился.

— Ах, эти противные милиционеры! Но вы выжили, и это просто замечательно!

— После того случая прошло много времени, — сказал Фридрих, останавливая руки мэра, порхавшие вокруг него в желании прикоснуться, дотронуться, приникнуть трепетно.

— Я пришёл по поводу оплаты. Мой первый водитель уже уволился, он не может работать бесплатно. Я заплатил ему из своих средств. Сейчас я нанял второго водителя. Был договор…

— Я помню, помню! — успокаивающе замахал лапками чиновник.

Отчего сразу стал похож на перевёрнутого на спину жука.

— Но в бюджете буквально нет денег! Мы говорим со спонсорами, инвесторами, мы ведём переговоры, мы будем усиливать налоговые службы, мы обязательно заплатим, а сейчас, я искренно прошу прощения, но ко мне пришли… вас проводят к моему заместителю. Я уверен, вы с ним договоритесь.

Мэр совершал лицом самые разнообразные движения. Лапки его мелькали в воздухе, как будто он плёл вокруг иностранца некую невидимую паутину. Откуда-то, как из-под земли, вынырнул услужливый молодой человек, интимным до отвращения прикосновением дотронулся до локтя Ингера снизу и чуточку изнутри, ловко развернул в сторону, а когда Ингер снова смог развернуться, то оказалось, что мэр уже увёл своих гостей. Или они увели его? Но в ближайшей видимости не было видно никого.

Ингер шлепком сбил в сторону потянувшуюся к нему было снова переднюю конечность молодого чиновника и взглянул в его глаза. Там не было ничего, кроме чудовищной искренности. И готовности услужить — любым образом.

Вздохнув, Ингер сказал:

— Ведите. К заместителю.

Заместитель не поднялся с места. Возможно, ему было просто трудно шевелиться. Или ей? Пол существа на первый взгляд не определялся. Средний пол. На полкабинета.

Выслушав суть проблемы и по-прежнему не поднимая глаз, существо по финансовым вопросам, слегка пошевелив сардельками пальцев по бумагам на столе, ответило:

— Ваш служащий слишком много себе позволяет. У нас учителя с врачами по полгода зарплаты не получают. И ничего, терпят. Работают. Да, трудности есть. А кому сейчас легко?

Существо подняло голову, и Фридрих наконец-то смог увидеть глаза помощника мэра по финансовой части. Удивительно дело. Едва лишь бледные бесцветные и тусклые пятнышки, выполняющие роль глаз в этой туше, развернулись в сторону посетителя, как человеческая голова исчезла. Перед ошеломлённым взором немца произошло нечто вроде чуда. Воротник костюма для делового человека внезапно заполнился гладкой лоснящейся шкурой, и на немца уставилась огромная свиная голова. Оцепенев от внезапного превращения, Фридрих слушал ритмичное хрюканье, неведомым образом складывавшееся в членораздельную человеческую речь. Но слова как бы существовали сами по себе. Вне зависимости от того, как шевелился пятачок свиньи и елозили по бумаге её копытца. Членораздельное чавканье как бы выпускало из пасти чудовища невидимую мономолекулярную нить, опутывающую тело человека по ту сторону канцелярского стола и лишающее его не только физической подвижности, но малейшей возможности шевелить мозгами, мыслить. Просто жить.