Черный бархат - Грэхем Линн - Страница 1

Аккуратные трехэтажные особнячки симметрично тянулись вдоль улицы, отделенные от тротуара и проезжей части изгородью из вечнозеленой бирючины и низкими деревянными воротцами. Дома, укрывшиеся от любопытных взоров за крохотными садиками, выглядели вполне уединенными и уютными. Ворота и входные двери в темноте не различались по цвету, разумеется, если только они не были покрашены белой краской.

Шоссе, рассекающее ряды строений, после дождя походило на серую шелковую ленту, убегающую от назойливых фонарей в безмолвный мрак пустыря, разделяющего жилые кварталы этой окраины Лондона.

Черноту позднего вечера, окутавшую крайнее здание, несмело рассеивал тусклый свет, который пробивался из за шторы на окне верхнего этажа. Это не могло не показаться странным: фасады соседних строений светились огнями люстр и голубых экранов, особенно ярко там, где не занавесили окна. И наблюдая, как люди входят в комнату, разговаривают или же подсаживаются к своим близким, собравшимся вокруг телевизора, прохожие невольно проникались ощущением домашнего тепла, безопасности и покоя.

И только этот, самый последний, особняк, погруженный во тьму, казался отчужденным и угрюмым. Кустарник, отделяющий его от другого дома, сильно разросся: очевидно, его уже давно никто не подстригал. Продраться сквозь него не представлялось возможным даже при большом желании. Сквозь бетонные плиты садовой дорожки выглядывали наружу пожухшие сорняки, лишенные жизненных соков ранними заморозками.

Освещенная комната наверху была обставлена очень скупо, а жалкая мебель, имеющаяся там, угнетала своим убогим и старомодным видом. В шкафу висело на вешалках всего несколько платьев, а возле поцарапанного трюмо стоял обшарпанный стул с прямой спинкой.

С потолка сиротливо свисала голая лампочка, зато новая настольная лампа на трюмо хорошо освещала лицо женщины, сидевшей напротив зеркала. Она накрасила ярко красной помадой губы и уставилась на свое отражение. Броский цвет рта подчеркивал мертвенную бледность лица, красивого, но абсолютно невыразительного. Обведя с той же тщательностью, что и губы, черной тушью тонкие брови, отчего ее лицо, лишенное естественных оттенков, окончательно обеднело и потерялось, она аккуратно надела на помаду колпачок, положила тюбик на столик, привычным движением пригладила черные волосы и ловко застегнула на них широкую бархатку с бахромой, ниспадающей на ее белый лоб. Эта черная бархатная лента отлично сочеталась как с ее волосами, так и с коротким черным бархатным платьем, высоко открывавшим ее длинные точеные ноги.

Она встала и надела черный плащ, переливающийся так, словно сшит он был из клеенки той же длины, что и платье.

Напоследок она вытянула из комода ящик, извлекла из него тонкий острый кинжал жуткого вида и, задрав подол, засунула его под эластичную подвязку — черную, как и весь наряд, облегающий ее стройную фигурку.

Одернув платье, женщина провела руками по бедрам и, убедившись, что все нормально, снова посмотрела на себя в зеркало. Она выглядела несколько эксцентричной и одновременно беззащитной. Оставшись довольна собой, что было заметно по надменно опустившимся уголкам ее красных губ, женщина надела темные очки, спрятав за ними глаза, погасила свет и вышла из комнаты.

Ничуть не обескураженная темнотой, она спустилась по лестнице, громко стуча высокими каблучками по деревянным ступенькам и еще громче по кафельному полу холла на первом этаже, и захлопнула за собой входную дверь — стук гулким эхом разнесся по опустевшему дому.

Она привычно затворила калитку сада, повернулась спиной к двум ровным рядам домов и направилась в сторону огней города, сверкающих за мрачным пустырем.

Засунув руки в карманы блестящего черного плаща, она размеренной походкой спокойно вошла одна в темноту ночи, не выказывая ни малейшего страха, вопреки всей своей кажущейся уязвимости и незащищенности, и вскоре исчезла из виду.

Самолет продолжал свой ночной полет, но Дэну Форресту все было известно наперед и без сообщения капитана.

— Температура воздуха — двенадцать градусов тепла по Цельсию, кратковременные дожди… — звучал в салоне уверенный мужской голос.

Дэн уже не слушал его: голова раскалывалась так, что, казалось, вот вот отвалится вообще, и сводка погоды его не интересовала. Он более или менее представлял, какова сейчас его собственная температура. Даже приглушенный свет резал ему глаза. Короче говоря, дела были плохи, и он понимал это.

— Вам лучше, мистер Форрест?

Над ним озабоченно склонилась стюардесса, довольно милая девушка. В нормальном состоянии он непременно приударил бы за нею, но теперь ему было не до флирта. Его утешало только то, что она не равнодушна к его самочувствию и не позволит ему умереть. Девушка возилась с ним все минувшие два часа и видела, что состояние его вызывает тревогу.

— Пока еще живой, — промычал он. — Когда мы приземлимся? Я прослушал объявление капитана и разобрал только самый конец, о холоде и дожде.

— К вечеру в Лондоне всегда холодает. Погода вообще не баловала нас на этой неделе, но в ближайшие дни ожидается потепление. Предупредительное табло загорится через пять минут. Не желаете еще глоток бренди? — Она с тревогой взглянула на Дэна. — Самое время взбодриться! В таких случаях бренди иногда помогает.

— Как мертвому припарки, — пробормотал Дэн. — Но хуже все равно уже не будет, налейте двойную порцию!

Он посмотрел в темный иллюминатор. Какого черта он здесь забыл, отменил важные встречи и смешал график работы? Мог бы остаться в Нью Йорке и приступить к чтению лекций, не откладывая их на «потом». Не хватало ему только заболеть! Хворать он вообще не любил, но, похоже, на сей раз придется поваляться в постели денек другой, хочется ему того или нет.

Он еще не оправился после депрессии, а на него уже свалилась новая напасть. Он понял это, вытерпев с горем пополам до середины полета, и пожалел, что не лежит сейчас в своей постели, вокруг которой носится, словно курица с яйцом, Мэри Лу, его заботливая чернокожая служанка. Вместо этого ему предстояло очутиться в промозглом Лондоне, полумертвым и совершенно неуверенным, что он выкарабкается из беды. Так какого же дьявола его сюда занесло?

Впрочем, подумалось ему, он отлично знает, зачем отправился в Лондон. Этот город нравится ему, несмотря на дожди и слякотную погоду в это время года. И в Англию он полетел не столько ради своей новой книги, сколько для того, чтобы снова побродить по любимому городу, предаваясь воспоминаниям.

К тому же он соскучился по общению с Мартином Ньюменом, с которым крепко подружился со времени издания в Англии своих первых книг. А юная Дженни, несмотря на всю ее взбалмошность и непредсказуемость, всегда умиляла и забавляла его, хотя порой ее проказы и шутки ставили его в неловкое положение.

Он усмехнулся, но тотчас же болезненно поморщился от резкой боли в голове. Взяв дрожащей рукой у стюардессы рюмку, он с робкой надеждой подумал, что бренди поможет ему унять ломоту в суставах, хотя обычно почти не пил.

— Может быть, вызвать "скорую помощь"? — с тревогой спросила девушка, но Дэн скептически покачал головой.

— У меня обыкновенный грипп, а не чума, милочка. Спасибо за заботу, но меня встречают. Отлежусь в постели ночь и утром буду в полном порядке!

Она неуверенно кивнула и ушла за мгновение до того, как вспыхнуло табло. Он пристегнулся ремнями безопасности с ловкостью бывалого пассажира и с горькой усмешкой поймал себя на мысли, что не собирался провести эту ночь спокойно, уж в любом случае не думал, что ему придется спать в одиночестве. Перед вылетом из Нью Йорка он позвонил Антонии: она не забыла его, хотя прошел уже год, но вряд ли теперь обрадуется встрече с бациллоносителем. А на участливую сиделку типа Флоренс Найтингейл она нисколько не походит.