Под сенью проклятия (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 51

— А легедом с тобой не поделиться?

— Больно уж ладно у тебя выходит. — С сомнением сказала я.

— Я, Ргъёр Хафсон, честный норвин. — Довольно заявил Рогор. — И не хожу кривыми путями. Вот всемогущий Дин и присматривает своим глазом, чтобы мне на пути попадалась иногда удача. Передай Аранслейг — я приду сюда за четыре дня до Свадьбосева, с утра. Пусть дочь Морислейг выходит, и я отведу её туда, где она увидит убийцу своей матери. Доброй тебе ночи, госпожа Триша.

Он повернулся, быстро зашагал к ближайшему сходу с площади. Свое «поздорову» я сказала уже в спину норвина.

Солнце укатывалось, небо с одного края выкрасилось в алое. По зубцам и башням кремля чиркали последние лучи. Я заспешила во дворец.

Арания уже ждала в горнице — мерила проход от двери до окна быстрыми шагами. Увидев меня, застыла.

— Ты чего так долго? Ой, что со мной было.

Глаза у неё стали громадные, и на белом лице смотрелись двумя дырами. Я даже испугалась.

— Да что случилось-то?

Арания сморщилась — плакать собралась, догадалась я. Сказала, вздохнув с завыванием:

— Как сели гадать, сначала все шло хорошо. Великий принцесс даже улыбнуться изволила два раза — первый, когда одно желание загадала, а второй, когда оно сошлось. А потом пришла госпожа Любава. Великий принцесс ей — уйди, тетка Любава! Та её умолять. Мол, ведьмы наказали, чтобы свет-королевишна гаданьями не занималась — вдруг такое нагадает, что ей, наследнице положской, от того поплохеет! И ещё, мол, велено королем-батюшкой королевишну к девичьему баловству не приучать — ей высокий удел положен, страной править, а не вольной девицей жить! Не могу, говорит, тебя оставить, дозволь хоть рядом посидеть. Великий принцесс и отвечает — садись в угол, тетка Любава, но приказывать тут не смей. Я, говорит, одна в этих покоях хозяйка. А та как села в уголок, как начала оттуда гляделками зыркать. И все желания враз сходиться перестали. Великий принцесс уж ликом темнеть начала.

Я и решила схитрить, два зерна как одно засчитать, чтобы чет вышел. А Любава совой из угла — не так считаешь, ну-ка пересчитай! Смотри, свет-королевишна, как бы твоя помощница не обманула тебя! Ну прям колдун-баба из сказки! Великий принцесс разом посмурнела и меня выгнала.

Она топнула ногой и снова заходила по горнице, огибая меня по пути, как неживую балясину.

— И потому ты криком исходишь? — Я только головой покачала, на неё глядючи.

Сдурела девка. Ей тут от Рогора такие вести, а она из-за великой принцесс по горнице бегает, как ошпаренная. Тоже мне, ликом потемнела — да Зоряна весь день ходит кислая, точно её поят одним капустным рассолом, а есть дают только девятидневные щи.

И опять же, сама виновата. Разве можно при гадании жульничать? Это ж какая обида королевишне. И что ей теперь думать о тех гаданиях, что сошлись? Чему верить?

Арания топнула ногой.

— Эх, Тришка, Тришка! Ума у тебя коврижка!

Ну ровно дите малое. Я на ту дразнилку не поддалась. Сказала со значением:

— У кого как, а у нас в Шатроке ковриги пекут большие. Вот бы кой-кому столько ума в голову.

— Ты что, и впрямь не понимаешь? — В голос взвыла Арания. — Да Любава не хочет меня к великой принцесс подпускать! Стережет её, точно муж ревнивый! И на меня теперь взъелась! А ведь завтра должна прийти мастерица с цорсельским платьем! Вдруг Любава прикажет больше к нам не ходить? Или платья велит нарочно испортить? Ох-ти мне бедной, сиротинушке без матушки! Некому меня защитить-пожалеть!

Выла она всерьез, как с горя большого. И руки заломила. Я вздохнула, подошла, приобняла за плечи.

— Не горюй, придумаем что-нибудь. Вести от Рогора хочешь услышать?

Она кивнула. Но рук, у груди сцепленных, не разжала. Дослушав мой рассказ, всхлипнула:

— Как я теперь у Зоряны отпрошусь? Ох-ти моя матушка. неужто даже не полюбуюсь, как твоему убивцу голову отрубят?

Моя рука разом отдернулась от её плеча. Может, я и неправа была. Не брось меня Морислана в детстве, глядишь, и я бы сейчас то же самое говорила бы.

Арания все всхлипывала. Я подумала, со вздохом снова опустила ей руку на плечо. Сказала:

— Хорош сырость-то разводить. Смотри, будешь так долго реветь, под носом от соплей плесень нарастет.

— Сердца у тебя нет. — Вызверилась на меня Арания. — Бесчувственная ты, Тришка! И необразованная! Одни гадости говоришь, вместо того чтобы сказать что-то красивое, возвышенное, утешительное!

И что я такого сказала? Меня Мирона всегда так утешала, если коленку разобью или мальчишки на улице задразнят. Я пожала плечами, спросила:

— Когда Любава тебя поймала? В самом начале, как только ты дважды одно зерно посчитала или когда счет уже закончила?

— Как только дважды посчитала.

— Тогда что ревешь? Скажешь, случайно обсчиталась, прости, великий принцесс. Сомлела, устала, в глазоньках потемнело.

Арания перестала всхлипывать.

— Думаешь, поможет?

Я сходила за утиральником, который второго дня смастерила из старой сорочицы. Подала Арании.

— На, утрись. А завтра, если королевишна о том спросит, стой на своем. Обсчиталась, и все тут. Рука дрогнула, вот и прихватила два зернышка вместо одного. И прощения проси, кланяйся пониже.

— Уж я так попрошу. — Арания высморкалась.

Я погладила её по плечу.

— Попросишь, попросишь. Все уладится, вот увидишь, Арания. А сейчас давай-ка спать, поздно уже. И не думай об этом больше.

Наутро Арания встала хмурая, с опухшими глазами. Я предложила расчесать ей волосы — она ответила кивком. Но рта так и не раскрыла. Едва покончили с этим, в дверь вдруг стукнули и в горницу вошла девка в расшитом сарафане.

— Королевишна приказала вас к ней привести. Немедля.

Арания вздрогнула. Глянула на меня, а спросила у девки:

— Обеих?

— Так сказали.

— Ох, что-то будет. — Прошептала она.

Приподняла руку и впервые за все время попросила, а не приказала:

— Триша, затяни мне шнуры на боку. Рука чегой-то дрожит.

В покои Зоряны мы вошли следом за прислужницей. В горнице, где обычно дожидались утреннего выхода королевишны, Арания вдруг замерла на месте. Девка тут же обернулась к ней, бойко протараторила:

— Вас прямо в опочивальню к свет-королевишне велено привести. Пойдемте, госпожи, не задерживайтесь.

Арания вскинула голову, но тут же её опустила. Так и зашагала дальше, уткнув глаза в пол.

Горниц в покоях Зоряны было не меньше, чем в покоях Граденя. Девка привела нас прямиком в опочивальню, где стены были оббиты розоватым полотном, расшитым мелким жемчугом. На белых подзорах под окнами поблескивали алые камни, широченную кровать устилало белое же покрывало с шитой каймой, с которой свисали целые низки зернистого жемчуга.

Сама королевишна сидела на стуле у кровати, лицом к окну, одетая в шелковую сорочицу. Рукава заменяли две тонкие лямки.

Одна из них соскользнула с плеча, так что одежка провисла, некрасиво обнажив мягкую грудь. Сзади стояла служанка, и, осторожно поводя рукой, чесала светлые волосы королевишны.

Приведшая нас девка в расшитом сарафане низко поклонилась в сторону Зоряны, сидевшей спиной к двери. Махнула нам рукой — проходите, мол. Арания опять заробела, споткнулась на полушаге, так что я схватила её за руку, сжала ладонь.

И пошла туда, куда было велено — перед светлые очи королевишны.

Та смотрела в окно, глаза на нас перекатила неспешно. Губы у неё были поджаты так, что пошли морщинками.

— Подобру тебе, великий принцесс! — Выдавила Арания. И махнула глубокий поклон.

Я поклонилась так же низко.

— Подобру, великий принцесс!

Королевишна шумно выдохнула через нос, вскинула подбородок. Обратилась к Арании:

— Сначала ты. Пошто меня обманула?

Ладонь Арании в моей руке дрогнула.

— Прости, великий принцесс, обсчиталась я! День был жаркий, к вечеру притомилась. Вот и залезло одно малое зернышко мне под ноготь. А я его и не заметила, сбилась со счету. Хорошо хоть госпожа Любава углядела, от ошибки меня уберегла. Век ей буду благодарна!