Зов сердца - Картленд Барбара - Страница 5

Зимней ночью, когда отец, пьяный, возвращался домой с постоялого двора, с ним произошел несчастный случай.

Нашли его лишь утром. Он был очень плох.

Его привезли домой, он болел более двух месяцев, но чувствовалось, что этот человек утратил желание жить.

Именно тогда в доме и появилась госпожа Клементс.

Примерно год назад отец однажды за завтраком спросил мать:

– Помнишь довольно неприятного типа по имени Клементс? Он держал аптеку в Норвиче.

– Конечно, помню, – ответила мать Лалиты. – Мне всегда казалось, что он довольно неглуп.

– И мой отец, и мой дед всегда покупали в этой аптеке разные снадобья.

– Но Клементс не из Норфолка, – улыбнулась мать, – хотя много лет прожил в Норвиче.

– Я знаю, – ответил сэр Джон, – но я чувствую, что должен помочь его дочери.

– Его дочери? Я, кажется, припоминаю, была какая-то неприятная история…

– Да. Когда ей было всего семнадцать, она сбежала с молодым армейским офицером. Старый Клементс был в ярости и заявил, что не желает иметь с ней ничего общего.

– Да, да, я припоминаю, – проговорила леди Стадли. – Моя мать была глубоко потрясена поступком молодой женщины. Но она всегда была очень строга.

– Да, и впрямь, – с улыбкой произнес сэр Джон. – Не думаю, что она принимала меня всерьез.

– Она полюбила тебя после того, как мы поженились, – мягко заметила леди Стадли, – потому что видела, как я счастлива.

Лалита, которая внимательно слушала их разговор, спросила:

– Что же случилось с дочерью этого Клементса?

– Она вернулась. Я видел ее сегодня утром, и она спросила меня, не мог бы я сдать ей в аренду дом, – ответил сэр Джон.

– О, мне кажется, такие люди нам в имении не нужны, – быстро проговорила мать Лалиты.

– А я пожалел ее, – проговорил сэр Джон. – Человек, с которым она убежала, оказался подлецом. Он так и не женился на ней, а через несколько лет и вовсе бросил без средств, с ребенком на руках. Она работала прислугой, чтобы заработать на жизнь.

– Если бы господин Клементс был жив, у него случился бы разрыв сердца! – сказала леди Стадли. – Он всегда держался очень надменно.

– Да, от семейства Клементсов ей ждать помощи не приходится, но я чувствовал, что не могу отказать ей.

– И ты сдал ей дом в аренду?

– Да, тот, что около церкви. Он небольшой, но там хватит места для женщины с ребенком.

– Ты слишком добросердечен, Джон, – произнесла мать Лалиты. – Ее не слишком-то хорошо встретят в этих краях.

– Ей и самой не захочется общаться с деревенскими. Она, кажется, особа образованная и все еще хороша собой. Дочь у нее – ровесница Лалиты или, может быть, чуть-чуть постарше.

Сэр Джон помолчал, а потом смущенно добавил:

– Она сказала, что, если потребуется что-то сделать по дому, она будет рада помочь.

– Не сомневаюсь, – поспешила ответить мать Лалиты, – но сейчас нам никто не нужен.

До смерти матери Лалита ни разу не видела госпожу Клементс.

Она пришла в дом, когда положение оказалось особенно трудным: двое из старых слуг ушли на покой, в доме стало не хватать прислуги. Эпидемия лихорадки, которая свирепствовала той зимой, заставила и троих оставшихся покинуть дом.

Сэра Джона ничто не заботило. Мрачный, он либо напивался у себя в кабинете, либо верхом доезжал до соседнего постоялого двора и там снова пил до потери сознания.

Госпожа Клементс предложила Лалите свою помощь, и та согласилась, потому что положение было безвыходное.

Она сумела руководить сэром Джоном, что вызвало у Лалиты восхищение. Только госпожа Клементс могла убедить его поесть. Когда он возвращался из поездки верхом, в его кабинете ярко горел камин, а около него стояли удобные шлепанцы. Только госпожа Клементс могла убедить сэра Джона принять какие-либо решения относительно имения. Больше он никого не слушал.

И когда после несчастного случая умирающего сэра Джона принесли домой, Лалита, естественно, обратилась к ней за помощью.

– Не волнуйтесь, я позабочусь о нем, дорогая, – ответила госпожа Клементс, и Лалита, сама не своя от слез, вверила ей бразды правления домом. Впрочем, госпожа Клементс могла обмануть и гораздо более проницательного и искушенного человека, чем шестнадцатилетняя девушка. Они с дочерью уверенно вселились в дом.

Софи, как и ее мать, всячески старалась очаровать Лалиту, хотя иногда та испытывала смутное недовольство, видя, как бесцеремонно Софи пользуется ее вещами. Впрочем, Лалита уверяла себя, что не надо быть эгоисткой.

Когда сэра Джона похоронили и его друзья разъехались, Лалита в черном платье бродила по опустевшему дому и думала, что теперь она осталась совершенно одна. Она решила написать брату своей матери, который переехал из Норфолка в Корнуолл, приобретя там много лет тому назад имение.

Ее мать все время собиралась навестить его.

– Ты полюбишь Амброуза! – говорила она дочери. – Он старше меня, и именно ему я обязана тем, что так люблю деревню.

Но чтобы поехать в Корнуолл, вечно не хватало то времени, то денег. Дядя даже не приехал на похороны сестры, хотя прислал венок и длинное письмо ее мужу с соболезнованиями.

«Может, дядя Амброуз, – думала Лалита, – предложит мне переехать к нему».

Она уже села за стол отца в кабинете, когда госпожа Клементс вошла в комнату.

– Я хочу поговорить с вами, Лалита, – проговорила она совершенно новым, властным тоном. К тому же обращение к ней по имени ее мать, если бы была жива, сочла непростительной дерзостью. – Я хочу, чтобы вы знали, – продолжала госпожа Клементс, – что я была замужем за вашим отцом!

На мгновение Лалита подумала, что ослышалась.

– Но когда и в какой церкви вы венчались? – спросила она.

– Вам лучше не задавать мне слишком много вопросов, – ответила госпожа Клементс. – Просто помните, что вы моя падчерица.

– Я… я вам не верю, – спокойно проговорила Лалита. – Я напишу моему дяде Амброузу, он, вероятно, не знает о смерти моего отца.

– Я запрещаю вам это делать! По закону я ваш опекун, и вы будете повиноваться мне. Вы не будете писать ни вашему дяде, ни кому-либо еще из ваших родственников. Вы останетесь здесь и не забудьте, что я хозяйка в этом доме!

– Но это неправда! – возразила Лалита. – Папа всегда говорил, что если с ним что-нибудь случится, то и этот дом, и это имение будут моими.

– Полагаю, вам будет нелегко это доказать, – издевательски улыбнулась госпожа Клементс.

Появился поверенный, которого Лалита никогда прежде не видела. Он показал ей написанное неуверенной рукой завещание. Может, то был почерк отца после несчастного случая, а может, и нет. По этому завещанию сэр Джон оставлял все своей «возлюбленной жене, Глэдис Клементс» и ничего – Лалите.

Девушка чувствовала, что здесь какой-то обман, но не сумела возразить поверенному, который заверил ее, что завещание законно и полностью выражает волю покойного. Лалита все-таки написала дяде. Но госпожа Клементс, вернее, леди Стадли, как она теперь себя называла, поймала ее по дороге на почту.

Тогда она впервые избила ее. Она била ее, пока Лалита не взмолилась о пощаде и не пообещала, что не будет больше писать дяде.

Новоявленная леди Стадли была достаточно умна, чтобы не общаться с соседями. Конечно, со временем им стало известно, что незадолго до смерти сэра Джона она вышла за него замуж, а овдовев, стала хозяйкой дома и имения. Ее прежняя фамилия, Клементс, безвозвратно исчезла, словно ее никогда и не существовало.

Но когда и Софи стала называть себя Стадли, Лалита возмутилась:

– Вы мне не сестра! И мой отец вам не отец. Как же вы осмелились присвоить себе мою фамилию?

– А кто сказал, что ваш отец не был и отцом Софи? – спросила ее мачеха, входя в комнату. Было видно, что ей в голову внезапно пришла некая идея.

– Вы прекрасно знаете, что он не мог быть ее отцом, – ответила Лалита. – Вы появились здесь всего год назад.

В течение года больше об этом не упоминалось.

Леди Стадли выжимала из имения каждый пенни. Теперь не было ни малейшего снисхождения фермерам, задерживавшим арендную плату. Фермы распродавались одна за другой; дома сдавались лишь тем, кто мог за них платить; садовники были уволены; цветы, которые так любила мать Лалиты, заросли сорняками. Из дома мало-помалу исчезли все более или менее ценные вещи: сначала – два зеркала эпохи королевы Анны, прежде висевшие в доме матери Лалиты; затем на аукцион в Лондон были отправлены фамильные портреты.