Завоеватель сердец - Хейер Джорджетт - Страница 90

Воины, преисполненные одновременно надежды, скептицизма и благоговейного страха, преклонили колени. На город опустилась мертвая тишина; люди не сводили глаз с трепещущих штандартов в гавани; они облизывали пальцы и поднимали их над головами, проверяя, откуда дует ветер. Так прошел час. Солнце превратилось в раскаленный алый шар, тонущий за горизонтом на западной стороне неба. Собравшиеся начали перешептываться; их голоса походили на утробный рык злобного чудовища. Рауль исподтишка метнул взгляд на герцога и увидел, что тот стоит на коленях, молитвенно сложив ладони, и наблюдает закат солнца.

Зарево угасло; на ряды коленопреклоненных участников похода начала наползать ночная прохлада; ворчание становилось громче, и время от времени его пронизывали отдельные недовольные голоса.

И вдруг Фитц-Осберн вскочил на ноги.

– Смотрите! – вскричал он, показывая на гавань. – Ветер стих!

Тысячи голов повернулись туда; армия замерла в молчании, и посторонний наблюдатель успел бы досчитать до шестидесяти. Штандарты бессильно обвисли на мачтах; ветер умер вместе с солнцем.

Герцог, метнув в ту сторону один быстрый взгляд, поднялся на ноги.

– Святой сказал свое слово! – провозгласил он. – Возвращаемся на корабли! На рассвете задует попутный ветер, который и пронесет нас через море к цели.

Похоже, святой и впрямь сказал свое веское слово. Грядущий день занялся ясным, безоблачным, а с юго-запада подул устойчивый ветер. Флот, быстро подняв якоря, в строгом порядке покинул гавань Сен-Валери.

Прекрасная погода дала «Море» полную возможность наглядно продемонстрировать свое превосходство. К закату она намного опередила остальные корабли эскадры, а ночью вообще потеряла их из виду.

Утром герцога разбудила встревоженная депутация, сообщившая ему, что «Мора» осталась одна. Он, зевнув, заявил в ответ:

– Надо не забыть рассказать герцогине, как безупречно проявил себя подаренный ею корабль.

– Милорд, сейчас не лучшее время для шуток, – возразил Ральф де Тони. – Мы опасаемся, что наш флот перехватили корабли Гарольда.

– Мой славный Ральф, – ответил герцог, – в Диве я получил донесение – английский флот вынужден был вернуться в Лондон для пополнения запасов продовольствия. Пришли-ка ко мне моего камердинера и не шарахайся от каждого куста, как та пуганая ворона.

Вскоре он, выйдя из каюты, обнаружил, что встревоженные бароны собрались на корме, пытаясь разглядеть вдали хоть какие-нибудь признаки остальных кораблей эскадры. При виде баронов Вильгельм расхохотался; они, обернувшись словно ужаленные, увидели, что он преспокойно поглощает свой завтрак. В одной руке герцог держал кусок холодной оленины, а в другой – ломоть хлеба, попеременно впиваясь в них зубами.

Д’Альбини, шагнув к нему, сказал:

– Сеньор, умоляю вас, давайте повернем назад! Здесь мы оказались совершенно беззащитны; к тому же мы уверены, что с нашим остальным флотом произошло какое-то несчастье.

Не прекращая жевать, герцог с набитым ртом ответил:

– О, заячье сердце, какого предзнаменования ты устрашился на сей раз? Никакого несчастья не случилось; мы просто обогнали другие корабли. – На глаза ему вдруг попался моряк, стоявший неподалеку и взиравший на него с благоговейным трепетом. Вильгельм крепкими белыми зубами оторвал еще один кусок оленины и кивком головы подозвал его к себе.

Подталкиваемый своими товарищами, моряк несмело приблизился и упал перед герцогом на колени.

– Послушай, любезный, – начал Вильгельм, – в такой позе мне от тебя будет немного толку. Ну-ка, лезь на самый верх мачты и скажи, что ты видишь.

Глядя, как матрос карабкается по вантам на самый клотик мачты, герцог забросил в рот последний кусочек хлеба и отряхнул с ладоней крошки.

Д’Альбини коснулся локтя Вильгельма.

– Монсеньор, вы можете, конечно, веселиться, если хотите, но мы, ваши покорные слуги, беспокоимся о вашей же безопасности.

– Можно подумать, я этого не вижу, – проворчал герцог и запрокинул голову, глядя на макушку мачты. – Эй, приятель! Какие новости?

– Милорд, передо мной только небо и море! – крикнул в ответ моряк.

– Тогда мы ложимся в дрейф, – решил герцог. Вновь бросив взгляд наверх, он распорядился: – Когда увидишь еще что-нибудь, дружище, слезай и доложи мне.

– Сеньор! – В голосе д’Альбини прозвучало отчаяние.

– Идем ко мне в каюту, Неель, – сказал Вильгельм, беря Сен-Совера под руку. – Мы с тобой должны сыграть партию в шахматы, я и ты.

В полдень герцогу подали обед на раскладном столике прямо на палубе. Кое-кто из его баронов напрочь лишился аппетита, зато сам герцог от души угостился свежевыловленными угрями, поджаренными в белом соусе, мелко нарезанным мясом морской свиньи с белой пшеничной кашей и солониной, поданными с трубчатым луком-батуном, а также ломбардской горчицей.

«Мора» лениво покачивалась на водной глади; матрос на клотике мачты вдруг пронзительно закричал и кубарем скатился вниз на палубу, доложив герцогу, что заметил вдали четыре корабля.

Вильгельм швырнул ему золотой.

– У тебя острый взор, друг мой. Продолжай наблюдать, пока не увидишь остальные мои корабли.

Фитц-Осберн, привстав из-за стола, принялся вглядываться в морскую даль.

– Я ничего не вижу, – сообщил он.

– Скоро увидишь, – успокоил его герцог, разорвал надвое мясной пирог и принялся уминать его за обе щеки.

Прошло совсем немного времени, как с макушки мачты в большом возбуждении вновь спустился матрос.

– Милорд, я вижу на горизонте целый лес мачт! – выкрикнул он.

– В самом деле? – небрежно осведомился герцог, облизывая пальцы. – Что ж, идем, Фитц-Осберн. Давай сами испытаем зоркость наших глаз.

Еще через пару часов основная часть эскадры поравнялась с ними, и «Мора» вновь подняла паруса, направившись в сторону Англии.

Ближе к вечеру на горизонте появилась туманная полоска суши, которая постепенно становилась все более отчетливо видимой. На фоне синего моря яркой голубизной выделялись меловые скалы; люди, столпившиеся на носах кораблей, уже различали зеленые деревья и приземистые постройки. Вражеские суда так и не преградили путь флоту, да и на берегу не было заметно никаких признаков жизни. «Мора» приблизилась к Певенси, и ее выбросило носом на покатый берег.

Солдаты уже готовы были прыгать в воду, но командиры тут же призвали их к порядку, и они поспешно выстроились в две шеренги. Герцог прошел вдоль строя, оперся о плечи Рауля де Харкорта и легко вспрыгнул на фальшборт. Прикинув на глаз расстояние, он оттолкнулся и перепрыгнул. Над палубой прокатился разочарованный стон. Герцог, поскользнувшись на мелководье, упал; ноги его остались в воде, а верхняя часть туловища оказалась на суше.

– Дурной знак! Очень дурной! Господи милосердный, он упал!

Но Вильгельм в мгновение ока вскочил и, повернувшись, показал полные пригоршни песка и гальки. Его уверенный голос заглушил разочарованный ропот.

– Нормандцы, я завладел земельной собственностью в Англии! – крикнул герцог.

Нормандцы высадились в небольших бухточках и на взморье вдоль всего побережья от Певенси до Гастингса.

В Певенси не обнаружилось ни души, только тлеющие в очагах угли свидетельствовали о том, что жители деревушки бежали, завидев приближающийся флот. Солдаты разбили лагерь, окружив его наспех вырытым рвом и частоколом из вбитых в землю кольев. Затем герцог приказал возвести на невысоком холме, возвышающемся над гаванью, один из привезенных ими с собой деревянных замков; закипела работа, а сам он отправился на рекогносцировку местности, чем вселил тревогу в своих друзей. Он так и не избавился от того самого безрассудного бесстрашия, что много лет тому подвигло его на сумасбродную эскападу у Мелана. В сопровождении всего лишь горстки рыцарей Вильгельм иногда пропадал из лагеря на несколько часов. Окружающая местность показалась ему дикой и необжитой, изобиловавшей предательскими болотами и холмами, густо поросшими лесом. Дороги зачастую были попросту непроезжими, изрытыми ямами и колдобинами. В лесах водились волки и медведи, а по долинам бродили стада диких быков.