Этот прекрасный сон - Макгвайр Джейми - Страница 25

Мне открыла женщина в тонком голубом свитере.

– Чем я могу вам помочь? – улыбнулась она, с любопытством глядя на меня.

За ее спиной послышалось жужжание чего-то электрического: на газон выехала девочка-подросток в красном инвалидном кресле. Женщина подвинулась, заслоняя ее от меня.

– Вы заблудились?

Я с усилием сглотнул, уже пожалев, что приехал.

– Пиццу привезли? – Это был глубокий голос Розенберга.

Доктор вышел к воротам и стал рыться в кошельке. Когда он наконец на меня посмотрел, усталость в его глазах сменилась тревогой. Увидев во взгляде соперника испуг, я тут же отбросил сомнения: ублюдок действительно был виноват.

– Здравствуйте, Джош. – Розенберг прокашлялся, чтобы скрыть удивление, и положил руку жене на плечо: – Это ко мне, дорогая. По работе.

Он поцеловал ее в макушку, она скользнула в дом. Девочка поехала за мамой. Док Роз закрыл калитку и, заметив книгу в моей руке, слегка кивнул:

– Не знаю, что Эйвери вам сказала, но она, видимо, неправильно меня поняла.

Я опять сглотнул, избавившись от чувства вины и желания извиниться за непрошеное вторжение.

– А как она должна все это понимать, док? – спросил я, изо всех сил сжимая книгу, чтобы не врезать ему по самодовольной физиономии.

– Эйвери – хорошая девушка. Милая и еще очень молодая. Она видит во мне что-то особенное, а не просто человека, который нянчится с больными.

– Вы что, хотите, чтобы я вас пожалел? Имейте совесть! Да о такой жизни, как у вас, большинство только мечтает!

Он усмехнулся и покачал головой. Я знал: такие типы, как он, не ждут препятствий на своем пути, но жизнь – жестокая штука, и никогда не угадаешь, откуда нагрянет подвох. Мне это было известно не понаслышке. Плохое иногда случается с хорошими людьми. Бог может нацелить лупу на самого большого из своих муравьев, только чтобы посмотреть, как он корчится.

– Не всегда легко смотреть на вещи оптимистично.

– У вас жена, дети, дом и шестизначная зарплата. Чего еще вы хотите? – спросил я, постаравшись не повысить голос. Доктор посмотрел мне в глаза, и я приосанился. – Не трогайте Эйвери!

– Вы мне угрожаете? – ухмыльнулся он.

– Нет. Потому что с двумя переломанными руками вы будете плохим врачом, – сказал я и, ткнув его книгой в грудь, добавил: – Да, черт возьми, я вам угрожаю.

Еще секунду мы смотрели друг другу в глаза, потом я развернулся и быстро зашагал к машине. Чтобы не потерять рассудок, мне нужно было срочно увидеть Эйвери.

С клена перед домом слетел золотистый лист и упал мне на ботинок. Я поплотнее завернулась в форменный жакет и стала ждать, когда появится машина Джоша. Он закинул меня домой после работы и сказал, что скоро вернется, но его не было уже полчаса.

Начинало темнеть. На нашем крыльце зажгли фонари из тыкв, с деревьев вдоль тротуара свисали пластиковые привидения. На западе собирались вечерние тучи, ветер становился холоднее. Наступал Хеллоуин – один из моих любимых праздников. Но осень в том году была какая-то не такая. Я сама толком не понимала, в чем дело, но в этот раз прохладный воздух и жутковатые украшения не помогли мне избавиться от ощущения, будто время от меня ускользает.

Передо мной остановилась старая машина. Посигналила. На вид она была сильная и злая, салатного цвета с толстой черной полосой на боку – такая яркая, что почти светилась. Вряд ли кто-нибудь мог бы в нее случайно въехать, как в мою «тойоту».

Джош заглушил двигатель и выскочил из салона, улыбаясь от уха до уха:

– Бегает!

Похлопав ладонью черный капот, он вскочил на тротуар, притиснул меня к себе и окинул четырехколесную зверюгу взглядом гордого родителя.

– Классная, – сказала я.

Джош заглянул мне в лицо и нахмурился. Когда я увидела две черточки между его бровей, у меня, как всегда, слегка закружилась голова. В ту пору наших отношений каждая мелочь, которую он делал, казалась мне волшебством и придраться, как правило, было совершенно не к чему. Но сейчас он почему-то смотрел на меня так, будто я отняла у него последнюю любимую печенюшку.

– Классная, и все? Эйвери, она твоя! С меня сто потов сошло, пока я ее для тебя ремонтировал.

– Это мне? – удивилась я.

– Не понимаю, откуда недоверие в голосе, – сказал Джош, все еще хмурясь.

Я подняла руку и разгладила морщинки, которые так любила:

– Ты показывал мне развалюху цвета авокадо. А это – сияющая… хм… Кстати, что это?

– Это, моя недогадливая, но обожаемая леди, – светло-зеленый «додж челленджер» семидесятого года. По-моему, это получше цвета детской неожиданности, в который был выкрашен твой расплющенный «приус». Осталось только придумать красавице имя.

– Но это… это слишком.

Джош взял мое лицо в ладони и поцеловал меня в лоб:

– Любимая! Договорная плата в три девяносто девять плюс безвозмездный труд твоего супермастеровитого бойфренда – и офигенный блестящий «додж» твой.

Я еще раз посмотрела на машину, по-прежнему не вполне веря собственным ушам:

– Перестань. Это не смешно.

– Разве я не обещал тебе, что ко дню рождения у тебя будут колеса?

– Да, но… мой день рождения только на следующей неделе, – пробормотала я, потрясенная и восхищенная.

То, что я подползаю к середине третьего десятка жизни, меня немножко угнетало, но передо мной стоял Джош с самым шикарным подарком за всю мою жизнь. Это помогало смириться с цифрой «24». Когда я почувствовала в ладони холод ключей, у меня отвисла челюсть.

– О боже… – произнесла я, продолжая таращиться. Наконец я моргнула, и мои руки обвили шею Джоша: – О боже! Так у меня теперь есть машина?

Я чуть отстранилась и заглянула ему в глаза. Он кивнул. Я снова его обняла.

– У меня есть машина! Я все-все тебе верну! До последнего пенни! – Я схватилась за свой амулет-пенсовик. – Я ее обожаю! Обожаю!

– Обожаешь машину? Кажется, я начинаю ревновать, – усмехнулся Джош, и на его щеке, поросшей вечерней щетиной, наметилась складочка.

Я заглянула ему сначала в один глаз, потом во второй, как делают девушки в фильмах. Трудно было выбрать, какому глазу сказать правду. Хотелось смотреть сразу в оба.

– Не ревнуй. Тебя я люблю дольше, чем эту машину.

Джош хохотнул, но ничего не ответил, ожидая, что я скажу: «Шутка». Чем дольше он молчал, тем сильнее я нервничала. Прошло несколько секунд, прежде чем он сощурился и, повернув голову, выставил вперед ухо:

– Ты меня любишь?

Я съежилась, потому что не знала, какой ответ он посчитает правильным:

– Да…

Джош глубоко вздохнул, а потом вдруг разразился смехом. Его руки обхватили меня, он зарылся лицом мне в шею и, не отнимая от нее губ, пробормотал:

– Дай я подержу тебя минутку. Это… это для меня новость!

– Я на тебя не давлю. Можешь не отвечать.

Он посмотрел на меня:

– Не отвечать?

– То есть не говорить мне того же самого. – Я покачала головой. Меня начинало мутить. – Ты понимаешь, о чем я.

Джош поцеловал меня раз, потом другой, и его легкие медленные поцелуи что-то значили.

– Эйвери, я говорил это тебе постоянно. Просто ты не слушала.

Я подняла на него глаза, не в силах сдерживать глупую улыбку. Быть влюбленной гораздо проще, когда ты ничего из себя не изображаешь, не боишься, что тебя осудят или отвергнут.

– Хочешь обкатать? – спросил Джош, отпуская меня.

Звякнули ключи. Их было два: один побольше и поновее, серебристый, и маленький старый, желтого цвета.

– А этот от чего?

Джош почесал затылок, как часто делал, если нервничал:

– Я… хм… подумал, что ты могла бы приходить ко мне в квартиру, когда захочешь. Уверен, Декс был бы рад видеть тебя почаще. Да и вообще, колечко с одним ключом выглядело бы глупо.

– Ты даешь мне ключ от своей квартиры?

Он беспокойно переступил с ноги на ногу:

– Ну… да.

– Чтобы твой пес не скучал и чтобы ключ от машины не болтался на кольце один?