Королевские милости - Лю Кен - Страница 79

Куда бы ни падал взгляд Куни, всюду натыкался на изысканную мебель, игрушки и украшения: жемчужные и коралловые фрески из Гана, вырезанные из сандалового дерева орнаменты, привезенные из Римы, нефритовые статуэтки из Фачи, столы из панциря черепахи из Хаана, украшенные перьями гобелены из Аму, и золото, множество золота – в слитках, украшениях, монетах, – отнятого у погибших жителей Кокру. Все эти предметы рассказывали о могуществе, которым обладал император Мапидэрэ. Куни дотрагивался до удивительных предметов, и у него возникало ощущение, будто он прикасается к самой власти Мапидэрэ.

Он вспомнил, какие чувства его обуревали, когда, будучи мальчишкой, наблюдал за императорской процессией на дороге возле Дзуди: смесь благоговения и страха, трепет при таком проявлении силы, – и сейчас поражался, как все изменилось.

– Император, король, генерал, герцог, – шептал он себе, – это всего лишь ярлыки.

Однако такие ярлыки изменяли поведение человека. Куни уже считал себя герцогом Дзуди и теперь пытался привыкнуть к тому, что стал королем Гэфики. Возможно, привыкнет он и к другому ярлыку… к тому, что станет объектом благоговения и… возможно, ненависти и страха?

Животные в имперском зоопарке и аквариуме молили о пище, такие красивые и такие одинокие в своих клетках, всеми забытые, – теперь никому не было до них дела.

В одной из клеток красивый и гордый олень нетерпеливо расхаживал взад и вперед, однако на клетке, на самом видном месте, висела табличка с надписью, сообщавшая, что в клетке лошадь. Куни с недоумением посмотрел на гордое животное, которое не сводили с него взгляда:

«Кто мог привести сюда оленя? Неужели охота уже почти закончена?»

Куни направился к маленьким домикам в задней части дворца, где находились скрытые от всех женские покои. Здесь жили жены и любовницы императора Мапидэрэ и юного императора Ириши. Они были напуганы и не знали, что их ждет, но, увидев Куни, сразу накрасили лица, вышли к нему и встали каждая перед своим домиком – одетые лишь в обольстительные улыбки. Ласкающие взор и одновременно жалкие существа, они показались Куни похожими на животных из зоопарка.

Куни устал: казалось, на сражения и походы ушли годы. Если не считать Джиа, он никогда не искал компании женщин, однако сейчас близкое знакомство со смертью разбудило аппетиты и перед невероятным разнообразием палитры соблазнительной плоти не мог и не хотел себя сдерживать.

И разве он не заслужил награды? И немного отдыха?

– Храбрый мужчина умеет ценить красоту, – заметила одна из женщин.

Куни никогда не доводилось видеть таких красавиц, к тому же на ней было лишь ожерелье из акульих зубов, и это странное варварское украшение удивительно ей шло. К тому же ее улыбка притягивала – на мгновение ему показалось, что ее лицо исчезло и на его месте остался лишь череп, но стоило ему моргнуть, как видение исчезло.

Он провел в женских покоях эту ночь, а потом следующую… и не выходил оттуда в течение десяти дней.

Пока к нему не пришел Рин Кода.

Рин знал Куни еще до того, как тот стал герцогом Гару, даже до того, как начал работать тюремщиком, в те времена, когда никому и в голову не могло прийти, что лоботряс Куни сможет сделать хоть какую-то нормальную карьеру.

Такому другу дозволялось говорить все, что угодно, даже то, что герцог никогда не стал бы терпеть от других подчиненных.

– Пора остановиться, – сказал ему Рин.

Куни услышал его слова, но тут же выбросил их из головы, наслаждаясь массажем, который делали сразу две женщины, – сейчас ему больше всех нравились именно они. Одна из них родилась в Хаане, и ее темная кожа была гладкой, как полированное дерево, и теплой, словно камень, нагретый солнцем, а бедра оказались такими сильными и гибкими, что Куни все время хотелось их испытать. Ее глаза, в которых горела страсть, обещали невероятные удовольствия.

Вторую женщину привезли в Пэн из Фачи, и ее кожа была такой бледной, что Куни видел, как течет по сосудам кровь, когда она краснела или смеялась. Ярко-рыжие волосы, подобные ярости проснувшегося вулкана, напоминали ему о Джиа, а груди женщины из Фачи были спелыми и полными, и Куни казалось, что он ласкает персики, полные медового нектара.

– Куни, – повысил голос Рин, – посмотри на меня. Неужели ты забыл, зачем мы сюда приплыли?

Куни раздраженно нахмурился. Рин вторгся в его грезы, а он рассчитывал, что будет жить здесь вечно. Теперь Куни понял, почему император Ириши не соглашался покидать дворец и не хотел знать, что происходило за его стенами.

Куни решил, что будет жить как император: есть с золотых тарелок ложками из нефрита, курить коралловые трубки, великолепный табак, питавшийся росой, который собран и просеян сотни раз специально обученными обезьянами, способными забираться в горы, где он рос. Он будет пить чай из самых нежных листьев, собранных детьми, чьи ловкие пальцы умели не повредить бутоны, – так чай полностью сохранял свой аромат. И каждую ночь в его постели будет новая женщина, но этих двух он всегда станет держать рядом, когда ему надоест новизна.

– Тебе следует обращаться ко мне «лорд Гару», – сказал Куни Гару. – Или «ваше величество».

Зерно одуванчика наконец нашло нужную почву. Орел воспарил так высоко, как только мог.

Отчаявшийся Рин предпринял последнюю попытку.

– Куни, представь себе, что почувствовала бы Джиа, если бы увидела тебя сейчас.

– Молчать! – Куни одним движением выскочил из постели. – Ты стал слишком дерзким, Рин. Джиа живет в моем сердце, но сейчас мне необходимо удовлетворить другие аппетиты. Не забывай, с кем говоришь.

– Не я забыл о том, кто ты такой.

– Больше я не хочу тебя видеть, Рин.

Рин Кода покачал головой и ушел искать помощь.

И нашел. Вскоре в спальню вошел Кого Йелу, с большим тазом в руках. Он и попросил Муна Чакри и Тана Каруконо убрать женщин из постели, а потом окатил обнаженного Куни ледяной водой, которую принесли из холодного подвала.

Герцог Гару взвыл и выскочил из кровати. В первый раз за последние десять дней он полностью проснулся, и у него возникло непреодолимое желание немедленно отрубить голову Кого Йелу.

– Что все это значит? – взвыл Куни.

– А что значит это? – Кого указал на кровать, полную мокрых шелковых простыней и кружевных покрывал, пустые кубки на полу и груду сокровищ, которые Куни притащил сюда со всего дворца и разбросал по спальне.

– Кого, я хочу немного расслабиться. Клянусь близнецами, я это заслужил!

– Неужели ты забыл о людях, погибших в Великих туннелях? Или о детях на обочинах дорог, умирающих от голода? Забыл о матерях и сыновьях, насильно разлученных лишь для того, чтобы император мог добавить еще один камень к своему Мавзолею? Забыл о людях, отдавших жизнь за то, чтобы положить конец всему этому, и женщинах, которые будут вечно скорбеть о своих любимых? Забыл свою жену, ежедневно возносящую молитвы о твоем благополучии, мечтающую о том, что ты достигнешь величия и принесешь радость людям Дара?

У Куни не нашлось что ответить. Он чувствовал себя так, словно пробудился ото сна, который вызвал смутное отвращение к самому себе, и содрогнулся – вода была ледяной.

– Мне стыдно видеть все это, лорд Гару, – сказал Кого и отвернулся от голого Куни Гару.

Тан Каруконо и Мун Чакри последовали его примеру.

Куни посмотрел на него.

– Как ты смеешь читать мне мораль? Именно ты посоветовал разрешить сдавшимся имперским солдатам превратить Пэн в лишенный законов ад. Ты побуждал меня быть великим во всем: как в жестокости, так и в желаниях, чтобы сохранить бразды правления. Я всего лишь наслаждаюсь ролью, которую ты для меня выбрал.

Кого покачал головой.

– Ты глубоко ошибаешься, лорд Гару. Я посоветовал тебе взять власть для того, чтобы ты с ее помощью делал добро, а не наслаждался ею сам. И если ты не видишь разницы, значит, я был слеп.

«Это был чудесный сон…»