Сборник статей и интервью 2002г. - Кагарлицкий Борис Юльевич - Страница 5

Разумеется, не надо забывать и поразительный разрыв, существующий в России между «электоральной политикой» и реальной жизнью. В том числе и жизнью политической. Выборы в Иркутске были в этом смысле показательны - в них участвовало не более трети населения.

Безразличие людей к выборам губернатора (да и к выборам вообще) - признак отчуждения между народом и политической системой. Появление значительного числа «красных губернаторов» было главным и, возможно, единственным реальным политическим успехом КПРФ после 1996 года. Население, однако, обнаружило, что «красные» губернаторы в большинстве случаев не сильно отличаются от «белых». Нижегородское противостояние в этом смысле показательно: и «красный», и «белый» кандидаты вышли из одного обкома партии. Либералы насквозь номенклатурны, а коммунисты теснейшим образом связаны с бизнесом, который и оплачивает им все более дорогие избирательные кампании. Причем расходы коммунистических политиков возрастают по мере снижения активности их сторонников в массах.

Политическая система функционирует сама по себе, а жизнь идет сама по себе. Тем более что по-настоящему важные для страны вопросы все равно решаются не на выборах, а в недрах кремлевской администрации. До тех пор, пока нынешняя система существует, КПРФ гарантировано место крупнейшей оппозиционной партии страны. В этом смысле и КПРФ, и власть равно заинтересованы в сохранении сложившегося политического порядка, который гарантирует им их нынешнее привилегированное положение. Но точно так же очевидно, что в рамках этой системы КПРФ обречена оставаться даже не вечной оппозицией, а скорее вечной тенью партии власти. Что, в общем, устраивает и власть, и окружение Геннадия Зюганова. Другое дело, что это удовлетворяет далеко не всех в самой КПРФ. Отсюда деморализация активистов. Отсюда и критические настроения в самом партийном аппарате. С одной стороны, выразителем этих настроений стал лидер московской организации Александр Куваев, критикующий Зюганова за нежелание проводить последовательно оппозиционный курс. А с другой стороны, среди депутатов, региональных партийных лидеров и «красных» губернаторов формируется своя оппозиция, кандидатом которой мог бы стать Геннадий Ходырев.

И все же политическая головоломка КПРФ остается неразгаданной. Партия сильна до тех пор, пока играет по правилам, но единственный способ выиграть для нее, если изменятся правила. А если изменятся правила, партия может утратить свою силу.

В рамках действующей системы избиратель не получит никакой другой альтернативы, кроме КПРФ. Об этом заботятся и средства массовой информации, и законодатели, всячески ограничивающие активность низов, препятствующие образованию новых политических организаций. Но положение дел не останется неизменным. Рано или поздно отчуждение между населением и политической системой достигнет критического уровня, после чего неизбежен кризис. В 1995-1996 годах КПРФ могла представить себя в качестве единственной альтернативы режиму Бориса Ельцина (в этом Зюганову помогли и либеральные журналисты, пугавшие обывателя «реставрацией коммунизма»). С приходом Путина партия Зюганова утратила роль альтернативы даже на символическом уровне.

Нынешнее благополучие КПРФ грозит обернуться серьезными политическими неприятностями для партии. Но лишь в том случае, если пробудятся те самые массы, о которых по праздникам принято вспоминать на партийных мероприятиях.

Олигархи, власть и полное бездействие законов опровергают русские пословицы

Борис Березовский пообещал в наступающем феврале доказать, что за взрывами домов в 1999 году стояли российские спецслужбы. В свою очередь, российские спецслужбы пообещали примерно в те же сроки доказать, что за чеченским вторжением в Дагестан стоял Борис Березовский. Улики еще не предъявлены, но публика, в общем, поверила. Ибо ни та, ни другая сторона на самом деле не сообщили нам ничего нового: все давно уже сказано и опубликовано. Однако остается один, самый неприятный вопрос. Если взаимные обвинения сторон справедливы, то зачем мы вот уже третий год воюем в Чечне?

Блеф, ложь и кровь

Удивительное дело: страшные обвинения, которые в Западной Европе вызвали бы самое настоящее политическое землетрясение, в России не вызывают даже серьезной дискуссии. В советское время на разоблачительные заявления, сделанные очередным перебежчиком, государство отвечало яростными протестами, обвиняя его в клевете, домыслах и подтасовке фактов.

Сейчас ни одна сторона всерьез не пробует оправдаться или хотя бы возмутиться. Близкие к Кремлю журналисты лишь дружно заявили, что Березовский блефует. Заметьте: не лжет, а именно блефует. Доказательства, продолжали они, беглый олигарх предъявить не решится потому, что сам к делам 1999 года причастен. Иными словами, косвенно признают, что все сказанное Березовским - правда. Под сомнение ставится не факт, а лишь решимость одного из участников событий доказать его в суде.

Когда спустя примерно неделю ФСБ выступила с заявлением, что попросит экстрадиции Березовского в связи с финансированием террористов, власть, со своей стороны, подтвердила то, о чем писала уже два года назад оппозиционная пресса. Коллектив «Новой газеты» может торжествовать. Кремль и лондонский изгнанник не только грозятся документально доказать выдвигавшиеся нами обвинения, но и подтверждают правильность нашей интерпретации тех событий.

Еще в 2000 году я опубликовал в «Новой газете» статью, где изложил свою версию событий, предшествовавших второй чеченской войне. Источником послужила «утечка информации», допущенная сотрудниками спецслужб (судя по всему, вполне сознательно). Согласно этой версии первоначальный план дагестанской авантюры обсуждался во Франции на встрече Александра Волошина с Шамилем Басаевым, но о взрывах жилых домов на тех переговорах речь не шла. Впоследствии первоначальные договоренности сторон были сорваны, в дело вмешалась ленинградско-чекистская группировка. Была задействована российская агентура среди боевиков. Политические договоренности сменились оперативными решениями. Следствием такой «корректировки сценария» оказались взрывы домов.

Никто из героев публикации с опровержениями не выступил, предпочтя промолчать. Это с их стороны, пожалуй, в тогдашней ситуации было самым разумным. За прошедшие два года общее настроение в стране изменилось. Во-первых, другим стало отношение к чеченской войне. Во-вторых, чеченские формирования разгромлены не были, а потому все прекрасно понимают, что, будь официальная версия терактов 1999 года верна, за последние два года чеченские боевики взорвали бы уже пол-России. Репрессии против мирного чеченского населения давали достаточно поводов для возмездия. Страшно подумать, что происходило бы в русских городах, окажись на месте чеченцев, например, палестинские арабы и будь среди боевиков достаточное количество настоящих, а не виртуальных «исламских фанатиков». Но ничего этого не было. Мы поставили на самих себе рискованный эксперимент, и он вопреки обыкновению прошел удачно. Расплачиваться остается мирному населению Чечни, которое продолжают систематически убивать и грабить.

Когда Березовский говорит, что про взрывы догадался лишь недавно, он, конечно, кривит душой. Трудно поверить, что он, находясь рядом с властью, был менее информирован, чем авторы «Новой газеты». Но даже если и так, Борис Абрамович мог просто вовремя прочитать наши публикации, на которые он столь активно ссылается задним числом.

Нынешние взаимные разоблачения Березовского и «ленинградцев» вернули нас к исходной точке. Причем Березовский в развернувшейся войне компроматов выигрывает. История с дагестанским походом его не красит, но, если подтвердится информация о том, что взрывы произошли без его ведома, то он окажется в более выгодном положении, нежели его оппоненты.

Разумеется, на Западе и одной сотой доли того, что мы узнаем про любого из участников нынешней разборки, было бы достаточно, чтобы навсегда похоронить его карьеру в политике и бизнесе. Но в России условия иные. Западная публика исходит из того, что ею руководят честные политики и бизнесмены. На самом деле это совершенно не так, но публика все же привыкла так думать, и это важно. В России, напротив, все знают, что в российский правящий класс нет иного пропуска, как через преступления. Мы к этому привыкли, и это само по себе не вызывает у нас ни протеста, ни даже особых эмоций. Единственное различие, которое публика еще готова делать, так это между крупными ворами и массовыми убийцами. Даже криминальная этика, ставшая нормой российского капитализма, заставляет делать такое различие. Чувство элементарного самосохранения толкает людей к мысли, что плохо, когда заправляют «мокрушники» и «беспредельщики».