Сеятели смерти. Задание — Токио - Айронс (Эронс) Эдвард Сидни - Страница 19

— Вот именно, — добродушно заметил Мак. — Принимая во внимание эти соображения, действуй следующим образом: если после вашей сегодняшней беседы она все еще горит желанием склонить тебя к сотрудничеству, то тебе разрешается заключать с ней любые сделки, какие покажутся тебе полезными, и выполнять или нарушать ваш уговор по своему усмотрению.

— Она горит желанием, сэр, — ответил я. — Она же профи. Она не станет держать на меня зла за легкое удушение, как и я не держу на нее зла за легкое поджаривание. Она уже пригласила меня позавтракать с ней в номере.

— Ну и замечательно. Ты, конечно, будешь иметь в виду, что этой леди, после того как она перестанет быть нам полезной, вовсе не обязательно оставаться в живых. Что же касается мадам Линь, а также и Бэзила, я постараюсь до твоего следующего звонка собрать побольше информации о них.

— Отлично, сэр. Позвоню я теперь, очевидно, де скоро— если кто-то все же попытается связаться со мной и сообщить нечто обнадеживающее о моей пропавшей женушке. Ладно, мне пора возвращаться в отель и публично рвать на себе волосы от горя.

— Не жди контакта слишком долго. Если с тобой не свяжутся, скажем, до завтрашнего полудня, тебе лучше предоставить Клэр возможность действовать самостоятельно. Отправляйся в Шотландию и постарайся что-нибудь надыбать в окрестностях Уллапула, Если они намереваются заманить тебя в ловушку, то можно надеяться, что ее переправят именно туда. Доктор Макроу, похоже, не особенно-то уважает традиционные способы убийства. Он явно предпочитает захватывать своих врагов живьем, чтобы потом использовать в качестве подопытных кроликов для экспериментов.

— Полагаю, что эта мысль вселяет в Уинни оптимизм, где бы она сейчас ни находилась, — сказал я ему на прощанье.

Я направился к «Клариджу». Начал моросить дождь, тротуары покрылись блестящей водяной глазурью, но транспорт почему-то по-прежнему передвигался по улицам не там, где надо. Говорят, к левостороннему движению быстро привыкаешь, но я все никак не мог. Я был уверен, что слежки за мной нет, и эта мысль немного разочаровывала. Я бы предпочел заметить хоть какой-то признак повышенного внимания к своей персоне. А может, они решили, что и так знают, где меня найти при необходимости?

Вернувшись в отель, я поднялся по лестнице и вошел к себе в номер. Наверное, в глубине души у меня теплилась глупая надежда, что в мое отсутствие Уинни преспокойно вернулась, ибо уж очень не хотелось опять очутиться в номере, пустом и безжизненном, каким я его оставил несколько часов назад. Я бросил шляпу на стул, засунул черный кожаный пояс обратно в ящик комода и уже собрался отправиться в коктейль-холл утопить свою печаль в виски на глазах у почтенной публики, как вдруг затрезвонил телефон. Я поспешно схватил трубку.

— Мистер Хелм?

— У телефона!

— Вас хочет видеть леди, — сообщил мне голосок дежурной телефонистки отеля. — Она ждет вас в холле. Мисс Гленмор, из Америки.

Я не сразу вспомнил, где слышал эту фамилию, которая, в некотором смысле, имела ко мне самое непосредственное отношение.

Я узнал ее по клетчатой шотландке. То есть я не стал останавливаться у стойки портье, чтобы меня к ней проводили, ибо мне хотелось по возможности рассмотреть ее прежде, чем она меня заметит. В коктейль-холле, правда, оказалось довольно много народу обоего пола, что затрудняло идентификацию нужной особы. Но я сразу понял, что стройная темноволосая девушка, в одиночестве стоящая у фортепьяно, и есть та, которую я ищу, — стоило только увидеть эту шотландку.

На ней был застегнутый доверху кардиган и плиссированная юбка-килт, которая держится на большой английской булавке. Этот наряд был несомненно фамильным гленморским: не парадная юбка (они, как правило, красного цвета), а охотничья — в зеленую и голубую клетку. В наши дни, к сожалению, из этих добрых старых юбок делают черт знает что: наверное, кто-то воображает, что традиционные шотландские килты смотрятся слишком вызывающе на современных модницах, и сегодня чистые яркие цвета северной Шотландии вытеснили приглушенные вороватые оттенки, столь милые сердцу трусоватых сосунков. И тем не менее фасон юбки был именно какой нужно, да и девушка, не сомневался я, тоже… Во всяком случае, именно ее-то я и искал. А имела ли она законное право носить фамилию и шотландку, предстояло еще выяснить.

Пианист во фраке наворачивал вальс Штрауса, столь яростно используя язык телодвижений, словно готовился к дуэли с Чайковским в Карнеги-холле. Девушка смотрела на него во все глаза, энергично затягиваясь сигаретой. Что ж, если ей наплевать на свое здоровье — мне-то какое дело! Но я не мог отрешиться от мысли, что уж коли ей пришла охота курить, она могла бы для начала хоть этому научиться.

В ее бокале была налита какая-то зеленоватая жидкость. Опыт подсказывал мне, что леди, имеющие склонность пить мятные ликеры после ужина, оказываются куда менее приятными в общении, вследствие своего вздорно-лицемерного характера, чем те, кто предпочитает добрый старый хайболл. Впрочем, я бы не стал настаивать на незыблемости этого правила. Тем не менее первое впечатление от нее не было слишком благожелательным, а раздумья об алкогольных предпочтениях сытых дам напомнили, что сам я не ел с полудня. Сон же, в отличие от простого использования кровати в качестве батута, был столь давним событием в моей жизни, что я не мог припомнить в точности, когда он меня посещал.

Я подавил зевоту, стараясь сделать это незаметно, чтобы не выглядеть мужланом, и двинулся к ней. Девушка обернулась, заметила меня — и, что самое интересное, узнала. Что ж, зловещие мужчины шести футов четырех дюймов ростом встречаются не на каждом шагу, и к тому — же портье мог ей меня описать. А может, она где-то ознакомилась с подробным досье?

— Мисс Гленмор? — обратился я, остановившись перед ней.

Пианист благополучно растворил Штрауса в воздухе и решил сделать перерыв, так что мне не пришлось кричать. Девушка недоверчиво поглядела на меня.

— Да, — ответила она. — Да, я Нэнси Гленмор. А вы… Мистер Хелм?

— Да, мэм, — ответил я и замолчал, выжидая.

Она замялась и потом вдруг выпалила:

— Вы, мистер Хелм, вероятно, сочтете это чистым безумием— приехать сюда вот так просто… — Она осеклась.

— И кто же отнесся к вашему поступку столь предвзято? — поинтересовался я.

От моих слов она на мгновение опешила. Потом облизала губы и сказала:

— Видите ли, сегодня утром я встретилась с мистером Уоллингом. Я хотела его попросить кое-что для меня выяснить, но он отказался. Он много чего мне порассказал, а потом сообщил, что уже договорился о встрече с другим представителем нашего рода, с которым посоветовал встретиться и поговорить на интересующую тему. Он как-то странно, можно сказать, почти грубо, вел себя… точно считал, что я собираюсь подшутить над ним, но тем не менее назвал вашу фамилию и ваш лондонский адрес… — Она выложила все это на одном дыхании и резко замолчала, точно внутри у нее кончился завод. Ее большие зеленоватые глаза секунду-другую смотрели на меня не отрываясь. Потом она продолжала с той же пулеметной скоростью.

— Знаете, мне в голову пришла глупая мысль: а вдруг вы сумеете мне помочь. То есть я хочу сказать, может быть, мы сумеем помочь друг другу. Возможно, у вас есть какая-то информация, которой я смогу воспользоваться… а у меня есть что-то, что может оказаться полезным вам. — Все еще не сводя с меня немигающих глаз, она добавила — То есть, чтобы проследить историю нашего рода.

— Ну да, — кивнул я. — Историю нашего рода.

Наступила неловкая тишина. Я смотрел в ее широко раскрытые глаза тяжелым взглядом, пока она наконец не потупилась. В действительности мне-то ее признание вины вовсе не было нужно. Ее намеки говорили сами за себя. Ведь «что-то, что может оказаться вам полезным», было не чем иным, как прелюдией к торгу об условиях освобождения Уинни. Я почувствовал облегчение. Мак приказал мне не ждать слишком долго встречи с похитителями — во всяком случае, не дольше завтрашнего полудня, но вот встреча уже состоялась, и высланный мне нарочный нервно затягивался сигаретой и потягивал «крем-де-мент» со льдом. Она заговорила, не поднимая глаз.