Выбери любимый жанр

Коинсидентология: краткий трактат о методе - Регев Йоэль - Страница 3


Изменить размер шрифта:

3

Михаил Куртов

Коинсидентология: краткий трактат о методе

А

...А представитель угнетенного класса... берет прямо быка за рога, с той удивительной простотой и прямотой. с той твердой решительностью, с той nоразительной ясностью взгляда, до которой нашему брату интеллигенту, как до звезды небесной, далеко. Весь мир делится на два лагеря: «мы», трудящиеся, и «они», эксплуататоры... «Какая мучительная вещь, эта "исключительно сложная обстановка" революции» - так думает и чувствует буржуазный интеллигент. «Мы "их" нажали, "они" не смеют охальничать, как прежде. Нажмем еще - сбросим совсем» - так думает и чувствует рабочий[8].

Именно эти ленинские слова лучше всего описывают ту атмосферу освобождения от гнета, вестником которой стало появление на арене актуальной мысли спекулятивного реализма. Поверх и поперек всех «мучительных рассуждений» об «исключительной сложности» нахождения общего основания, объединяющего представителей этого движения, поверх всех сомнений в том, а существует ли оно по сей день, да и существовало ли когда бы то ни было - представители угнетенного класса не могли не почувствовать того пробуждающего дуновения, которое нес с собой сам концептуальный стиль спекулятивных реалистов. Дело не в общности или новизне концептов: аура, движение воздушных масс, смена освещения неопровержимо свидетельствуют о том, что мысль готова сбросить с себя те цепи, которыми она сама себя сковывала на протяжении всех послевоенных десятилетий, когда пост-хайдеггерианская философия, постепенно все более теряя то подлинное и дерзкое, что было в ней, все больше превращалась в своего рода полицию мысли, всегда стоящую на страже и готовую грозно окликнуть каждого, недостаточно низко склоняющегося перед идолами конечного и отвлекающегося от единственно подобающего для философа дела - оплакивания невозможности философии, обличению ее хюбриса и рефлексии над ее неискупимой виной: а уж не фаллологоцентрист ли перед нами? А уж не тянет ли это на метафизические предрассудки при отягчающе-тоталитарных обстоятельствах? А уж не к новому ли Освенциму и Гулагу приведет подобная непочтительность?

Правда, восстание против этой «философии оплакивания», против бесконечного соревнования в том, кто сможет лучше потерпеть поражение (когда предшественник обвиняется в том, что преуспел в самом своем желании потерпеть поражение, а оттого его поражение в самый момент своей реализации превращается в победу), характеризует не только «спекулятивный реализм», но и всю мысль последних двадцати лет; еще в 1989 году Бадью в «Манифесте философии» заявлял, что подлинно новым словом для Европы является истина. Однако спекулятивный реализм делает шаг вперед и по сравнению с метафизическим оптимизмом «философии избытка» (Бадью, Жижек, Марион): и шаг этот делается им благодаря постановке на повестку дня вопроса о главном угнетателе. В отличие от Бадью и Жижека, пытающихся изменить условия концептуального производства Имманентного Невозможного и перезапустить механизм по его выработке, переместив его в производственные отношения избыточности (а затем расфасовывающих полученную субстанцию «твердости без тяжести» в концептуальные упаковки «события», «насыщенного феномена» или «синтома»), спекулятивный реализм раскалывает все это производство изнутри, призывая не к смене способа производства Имманентного Невозможного, а к восстанию против невозможного как такового и низвержению его власти.

Однако вопрос о главном угнетателе все еще остается сформулированным в косвенной и непрямой форме - как вопрос о корреляционизме, а потому остается только призывом и программой; экономическая же структура, лежащая в основании аппарата корреляционистского принуждения к конечности, не претерпевает никаких изменений. И если на первых порах даже и такого косвенного удара по власти Имманентного Невозможного достаточно, то чем дальше, тем в большей степени становится очевидной его ограниченность; переход от программы к ее осуществлению либо откладывается, либо (если он всеже происходит) - оказывается, что мы имеем дело все с тем же переодетым корреляционизмом (который, правда, теперь пишет на своих знаменах лозунги преодоления корреляционизма[9]). И это пробуксовывание все более ставит под сомнение революционный потенциал спекулятивного реализма как такового: революция рискует оказаться прерванной.

C

Целью коинсидентальной философии, или материалистической диалектики совпадений, является реализация обещания спекулятивного реализма - однако для этого само обещание должно быть переформулировано. Вообще, легко заметить, что позиции Мейясу и Хармана по отношению к «корреляционизму» аналогичны позициям оппортунистов и анархистов по отношению к буржуазному государству. Мейясу, подобно оппортунистам, пытается опровергнуть корреляционизм «изнутри»; то есть считает необходимым внедряться в корреляционистские институты, добиваясь их перерождения; Харман же считает возможным упразднить власть корреляции сиюминутным волюнтаристским актом и мгновенно переместиться в анархию объектов «великого внешнего»[10].

Большевистская позиция, то есть позиция материалистической диалектики, подобная той, которую отстаивает Ленин в «Государстве и революции», заключается в понимании того, что подобно буржуазному государству «корреляционизм» - это только фасад, принуждающая сила которого зиждется на особого рода «экономике», состоящей в подчинении чистого удерживания-вместе-разделенного Имманентному Невозможному; Имманентное Невозможное «вещи в себе» и объективного мира, который всегда дан для корреляциониста именно как не-данное, ускользающее и избыточное - это лишь частный случай такого общего подчинения. Целью подлинной спекулятивной интервенции должно являться именно прояснение и уничтожение механизма этого подчинения; для его уничтожения необходима (в противоположность оппортунизму Мейясу) активная деятельность и выход за пределы корреляционистских «институтов» - однако (в противовес анархизму Хармана) эта деятельность не сводится к простому утверждению «великого внешнего» (поскольку такое внешнее все еще продолжает находиться под властью Имманентного Невозможного, что ведет к его возвращению в тот самый момент, когда мы, казалось бы, от него уже навсегда избавились - в виде переодетого и стократно умножившего свою власть ноумена).

Если механизм отчуждения реальности удерживания-вместе в пользу невозможного будет прояснен, корреляционизм, как и буржуазное государство, отомрет сам собой; в противном же случае любые попытки сопротивляться ему обречены на провал. Именно такого рода прояснение и является основной целью материалистической диалектики. В центре ее находится спекулятивная интервенция, утверждающая реальность совпадения как единственной субстанции; прояснение структуры совпадения как чистого удерживания-вместе-разделенного, или удерживания-вместе удерживания-вместе; экспликация неизбежности конфликта между двумя атрибутами субстанции, минимальным проникновением и максимальным прилеганием, и выявление генезиса отношений производства и Имманентного Невозможного как результата этого изначального конфликта.

D

Здесь, впрочем, нашей целью не является изложение этой спекулятивной интервенции во всех деталях. Коинсидентальная философия выявляет новое пространство знания; однако, несмотря на существование целого ряда наук, которые вот уже на протяжении более чем полутора столетий движутся в пространстве этого знания (исторический материализм, психоанализ), оно может на первый взгляд показаться малозначимым и лишенным серьезных последствий. Между тем, гнет Имманентного Невозможного ощущается каждым в его повседневном существовании, и освобождение, которое несет в себе материалистическая диалектика совпадений, - это освобождение для каждого. Но в нашем языке отсутствуют понятия, необходимые для обозначения этого гнета, и это отсутствие­ одно из наиболее значимых его последствий.

3
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело