Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания - Коллектив авторов - Страница 15

Это предположение требует, естественно, обоснования, которое я постараюсь построить сквозь призму анализа личности шамана. Говоря о шаманизме и магии с точки зрения их наиболее общих характеристик, я воздержусь от принятия той или иной этнографической или религиоведческой дефиниции этих феноменов. Очевидно, что магия на разных этапах своего исторического развития играла различные социальные роли и выполняла многообразные функции. Соотношение магии, мантики (гадания), жертвенного культа богов и ряда других культов и мировоззрений весьма сложно и требует специального анализа. Эти и другие подобные вопросы останутся за рамками данной статьи. Здесь же ограничимся рассмотрением деятельности шамана, мага или колдуна (в данном случае различие их несущественно) как вида некоторой предельной практики, парадоксальным образом удовлетворяющей реальные социальные потребности.

Как становятся шаманом? Антропологи свидетельствуют, что это происходит не столько в результате произвольного «выбора профессии», сколько в силу ряда объективных условий. Шаман, как правило, человек, поставленный до известной степени вне племени, отмеченный непохожестью на других людей, будь то родимым пятном, шестым пальцем, регулярно повторяющимися приступами истерии или эпилепсии, связью с тем или иным неординарным явлением (молнией, ударившей у самых его ног, затмением, совпавшим с его рождением) и т. п. Индивидуальные особенности его организма, опыта или истории жизни побуждают племя относиться к такому человеку со смешанным чувством страха и любопытства, связывать с ним различные таинственные события, ожидать от него необычных поступков, приписывать ему способность общения с духами. После специального обряда посвящения, в ходе которого осваиваются профессиональные магические ритуалы и знания, такое отношение получает узаконенное основание.

Обратим внимание на то, что обучение шаманской практике совершенно непохоже на образование и воспитание в общепринятом понимании — как усвоение традиционных стандартов культуры. Сердцевину процесса формирования шамана составляет преобразование его сознания, что нередко описывается как кризис личности, трагическая, пограничная ситуация, коренным образом перестраивающая мировоззрение и способы восприятия мира. Этому предшествует странствие, или магический поиск, в ходе которого почувствовавший призвание адепт ищет учителя, знакомится с чужими странами и народами, формируя тем самым свой особенный и более богатый, чем у рядового члена рода, опыт.

Первым индивидуалистическим шагом, выделяющим шамана из других людей, оказывается добровольная самоизоляция от племени, совершенно неоправданная с точки зрения обыденного рассудка, — вспомним, что самым тяжелым наказанием, помимо смерти, было изгнание. Здесь очевидным образом присутствует личный выбор судьбы, который в рамках племенного единства не имел объективного основания, противоречил традиционному следованию закону рода. Уединяясь в пустыне или в лесу, кандидат в шаманы подвергает себя (иногда с помощью учителя) тяжелым испытаниям — у эскимосов Аляски, например, он пребывает в ледяной хижине нагишом без пищи в течение месяца.

В результате подобных испытаний он заболевает, как считается, особой «шаманской болезнью», позволяющей переживать состояния, близкие к смерти, интерпретируемые как «отлет духа из тела», «приключение в мире духов» и т. п. Данная экстатическая ступень инициации дает возможность овладевать особым типом восприятия, способностью произвольно переходить от «обычного», по определению современных магов и мистиков типа Л. Грея, М. Харнера, К. Кастанеды, к «необычному» состоянию сознания. Так складывается фундаментальная структура магического знания, или ядро шаманизма[24]

Чем же характеризуется этот способ восприятия? Во-первых, ощущением органического единства с природой, «океаническим чувством» (3. Фрейд). Во-вторых (как следствие первого), шаман приобретает способность видеть и слышать не только иначе, но и значительно острее обычного человека. Поэтому возникает впечатление, что он, скажем, «видит невидимое» — то, что происходит у него за спиной, за стенами дома, под водой. В-третьих, — и это главное — он начинает «общаться с духами».

Этимологически слово «шаман» в ряде индоевропейских и угрофинских языков означает буквально «тот, кто знает»; но знание это в контексте демонологической картины мира, в которой отсутствует понятие естественной причины, касается того, как общаться с духами и осуществлять сверхъестественные воздействия. Поэтому шаманская практика есть способ магического общения (с природой, демонами, другими людьми), осуществляемый на «ином уровне реальности». Причастность к этой реальности якобы позволяет шаману не только видеть и слышать не так, как другие, но и становиться невидимым, летать, произвольно изменять свой облик и физические способности, существовать одновременно в двух местах и т. п. Принимая представление о двух реальностях, первобытное (а также болезненное или мистически ориентированное) сознание легко смиряется с самыми невероятными способностями шамана.

Магическое знание не исчерпывается особым типом восприятия, но включает в себя исходную мифологическую структуру, технику так называемой «трансиндукции», практические сведения о лекарствах, растениях, минералах, металлах, человеческой психологии и физиологии, поведении животных, движении планет. Миф является основанием мировоззрения шамана; он тесно связан с ритуальной заданностью общинного бытия человека и с уже упомянутым способом органического видения природы. Шаман воспринимает природу метафорически в образе человеческого тела, живого существа, функционирование которого обусловлено взаимодействием всех его частей.

Природа, понятая как упорядоченное и организованное целое, предполагает источник такого целесообразного строения — так возникает образ Великого духа, занявший центральное место в монотеистических учениях. Для повседневного обращения к этому духу шаман нуждается в некотором опосредующем звене, объединяющем мир людей и потусторонний мир, — «священном мировом древе» или «священной горе» (отсюда и сказочное «бобовое дерево», и новогодняя елка, и Олимп, зиккураты, храмовая архитектура). Другим, противоположным образом, символизирующим недоступность потустороннего мира для смертных, служит река (типа греческого Стикса, иногда — огненная), через которую можно перебраться только по узкому мосту (волшебному шарфу, острию меча). Переправа по такому мосту — своеобразное испытание веры и магического искусства.

Особую роль в шаманском космосе играет мистика чисел, которую легко проследить, скажем, на числе «семь», будь то семь звезд и небесных сфер, семь смертных грехов или чудес света. Другой важной частью этого космоса является магическая антропология — шаманское учение о человеке, — для которой характерно уподобление различных аспектов внутреннего мира миру внешнему. Дж. Фрэзер, например, отмечает, что для многих первобытных племен душа представляется «маленьким человечком»: «Индейцы-гуроны считают, что у души есть голова, тело, руки и ноги, короче, что она является уменьшенным подобием самого человека. У эскимосов бытует верование, согласно которому «душа обладает такой же формой, как и тело, частью которого она является, только более тонкой и воздушной природы». Согласно верованиям индейцев-нутка, душа имеет вид крошечного человечка…»[25]В отождествлении психических процессов с внешними объектами коренятся многочисленные таинственные запреты. Так, многие табу на созерцание пьющего или едящего человека проистекали из убеждения в магической силе взгляда, способного в этот момент извлечь душу изо рта, а обычай завешивать зеркала в доме умершего восходит к опасению, что отражение живого человека (понимаемое, как его душа) может быть похищено духом покойного.