Харрис (СИ) - Заклинский Анатолий Владимирович - Страница 22

Учитывая, что этот вирус - или что-то другое - смог проникнуть одновременно и в человека, и в компьютер, причём изменил данные очень разумно, можно было сказать, что он не проявит себя до тех пор, пока Маркин находится в карантине, и тем сложнее его будет вычислить, но они приложат все усилия.

- Что же, - выдохнул Ричардс, - я должен признать, что ваши слова не лишены смысла, - надеюсь только, что мне удастся донести эти мысли и до военных, и, если потребуется, до высшего руководства.

Гордон кивнул. Ему было приятно осознавать, что его руководитель принял правильное решение, но вот что касалось остальных, от кого зависела судьба карантина, он не мог быть столь же уверен. Те люди могут поставить свои мысли и предпочтения превыше общих, и тогда случится нечто ужасное.

Однако старший научный сотрудник волновался напрасно. Выслушав доводы Ричардса, и Филипс, и Джеймсон задумались, что уже само по себе было хорошим знаком. Руководитель миссии ощущал личную ответственность за то, что произошло. Этот, с позволения сказать, контакт был его личной инициативой, на которой он чрезмерно настоял. Конечно, если бы он представлял, к чему это приведёт, он не был бы так категоричен и настойчив, но теперь изменить уже ничего было нельзя. Нужно было противостоять угрозе, возникшей перед ними.

Решение давалось нелегко. В том числе и потому, что пока они не знали, что именно им угрожает, Маркин не просто будет оставаться в шлюзе, он ещё и единственный заразившийся, а значит, даже если им всем удастся избежать заражения, он всё равно с большой вероятностью может погибнуть. Ведь одно дело защититься от болезни или вируса, и совсем другое - излечить.

- Увы, я не делаю этого легко, но я соглашаюсь продлить карантин, - сказал Джеймсон, поглядев сначала на Ричардса, а потом на Филипса.

Именно командиру гарнизона Аурэмо предстояло донести эту новость до самого Маркина, который, мягко говоря, не обрадуется ей. Но таковы были действия, продиктованные серьёзностью сложившейся ситуации, а не чья-то прихоть.

- Пожалуй, я схожу с вами к старшему офицеру. Я понимаю его чувства, но все мы должны противостоять ситуации, в которой оказались.

Услышав эти слова, Филипс испытал облегчение, потому что всерьёз опасался реакции Маркина. Почему-то этот страх был превыше всего - субординации, понимания собственного долга и чести. Пожалуй, при других обстоятельствах он даже не смог бы сказать, почему именно этот страх возник, но он имел место, как будто командир гарнизона имел какие-то обязательства перед старшим офицером.

Сам же старший офицер с утра пребывал в хорошем настроении. Настолько, насколько это вообще может быть в том положении, в котором он находился. С самого утра он попросил о проведении повторного анализа. Он боялся, что учёные либо откажутся выполнить его просьбу, либо нарочно будут тянуть время, но всё прошло неожиданно хорошо, как будто новая проверка входила в их планы.

Ему не сообщали, но он как будто заранее знал, что всё будет хорошо. Эта уверенность, пришедшая к нему ещё вчера, утром только усилилась. Теперь всё точно будет отлично. Уже сегодня вечером он будет обнимать жену и дочь, а этот неполноценный контакт с вымершим инопланетным кораблём останется в прошлом. Он будет вспоминать о времени, проведённом в карантине, как о лёгком приключении, которое в определённый момент было нужно хотя бы для того, чтобы встряхнуть его, но теперь его можно не воспринимать всерьёз.

И когда ближе к полудню на связь с ним вышел Филипс, он был готов радоваться и даже представлял, как сейчас ему выразят благодарность за тот риск, которому он себя подверг во имя общего дела. Однако эти мысли мигом оставили его, когда следом за командиром гарнизона в поле зрения камеры связи появился сам Джеймсон. Вряд ли он тоже пришёл для того, чтобы выразить благодарность.

Маркин замер, сердце его бешено колотилось. Хотя, если бы хотели выпустить, выпустили бы сразу, но Джеймсон говорил и говорил. О том, что анализы его нормальные, но дополнительные пробы всё же выявили угрозу. Что им нужно ещё время, а также дополнительные образцы. Образцы вообще всего, что можно взять у человека - слюны, волос, ногтей, кожи и так далее. Сказали, что, возможно, даже потребуется проба костного мозга, так как сам источник патологии может скрываться именно в нём.

Но Маркин уже не слушал их. Дыхание его участилось, он чувствовал, как раздуваются сосуды под его кожей. Ненависть, безысходность, злоба - вот всё, что он сейчас испытывал. Пожалуй, и для Филипса, и для самого Джеймсона было лучше, что их отделяла перегородка, непреодолимая для старшего офицера, иначе он налетел бы на них и задушил собственными руками. Для него сейчас важнее всего было его собственное самочувствие. У него всё было прекрасно, и можно было хотя бы смягчить ему условия, но об этом не могло быть и речи. Он останется здесь, и с этим ничего нельзя поделать.

Он едва сдержался, чтобы не обрушиться на своё руководство. В конце концов, разум взял верх. Он выйдет отсюда, рано или поздно, и как к нему будут относиться, решается именно сейчас. Пусть лучше он станет всеобщим героем, чем истеричкой, которая исполнила свой долг просто потому что ей не оставили выбора. Поэтому он согласно покивал в ответ на просьбы о новых образцах, а потом бессильно опустился обратно на кушетку. В это время он уже должен был направляться к семье, преисполненный радости, но он оставался в запертой камере, отделённой от всего остального корабля.

10

Кризис, связанный с неизвестным изменением анализов, миновал. Маркин не стал проблемой, как и подобало старшему офицеру, и все принялись за работу. Сначала нужно было расширить базу анализов, а это кропотливый труд, однако по-настоящему сложно станет в конце, когда все элементы картины уже будут находиться на положенных им местах. При отсутствии явных изменений на верхних уровнях, нужно будет проникать всё глубже и глубже в структуру тканей донора, чтобы найти недостающие звенья, вывести враждебную форму жизни на чистую воду и придумать механизм противодействия. И пока ещё было что делать и куда двигаться, все, в том числе и беспокойный Гордон, чувствовали себя относительно уверенно. Если существо каким-то образом проникло в тело человека, оно должно оставлять следы, которые под силу выявить другим людям.

День же Криса Харриса и его соседей по уровню происходил и вовсе однообразно и без каких-либо приключений. Не будет преувеличением сказать, что они тоже находились в своего рода карантине, правда карантин этот был не физическим, а информационным и социальным. Они не контактировали с теми, кто мог бы поделиться с ними информацией, поэтому в их распоряжении находились по большей части лишь слухи, не имевшие под собой достаточного основания.

Смена, на счастье, была тяжёлой в физическом плане. Потребовалось много ходить, крутить много гаек, но, в конце концов, удалось справиться даже без приостановки водоснабжения нижних уровней. Радовало то, что все неисправности были свежими. Прорывы случались в тех местах, где всё было сделано ещё на заводе. Харрис и его коллеги старались устранять протечки как можно более качественно, чтобы потом не возвращаться в одни и те же места. Это давало надежду на то, что со временем они более или менее подделают Аурэмо, и работы у них станет поменьше.

Тяжёлая смена предполагала хороший сон, что в данный период времени было для Харриса высшей ценностью. В его тесной комнатке всегда находился тот, кто не слишком хотел спать в объятиях другого, и сейчас это был он. Правда, в отличие от своей формальной жены, какое-то внутреннее ощущение не позволяло ему выражать свою неприязнь открыто, но и заставить себя радоваться этому он не мог.

Решив подкрепить своё желание спать парой порций пива, которые, как Харрис считал, он сегодня заслужил за такую тяжёлую смену, он направился в бар. Он рассчитывал на то, что просто посидит, в качестве добавки к пиву съест какой-нибудь хрустящий полуфабрикат не слишком хорошего качества, чтобы не слишком налегать на рацион, который ещё может понадобиться, и выкурит пару сигарет. Учитывая почти полное отсутствие прочих развлечений, такой план выглядел для него очень привлекательно.