Перевоплощение и карма их значение для культуры современности (ЛП) - Штайнер Рудольф - Страница 3

Этот образ предшествующей инкарнации будет получен с большой степенью определенности, если только выполнить вещи, которым была дана сейчас более точная характеристика. Действительно, можно заметить, что по тому, как складываются воедино полученные таким способом представления, человек почувствует: "Этот образ, в сущности, довольно близок мне, вовсе не отдален от меня". Или он может почувствовать так: "Это образ, очень и очень далекий от меня". Дело в том, что когда вырабатываешь представления, о которых говорилось сегодня, когда рисуешь перед душой такую картину своей предыдущей инкарнации, то можешь, как правило, оценить, насколько поблекшей предстает эта картина. Рождается чувство: "Это ты стоишь тут — этот образ не может быть образом твоего отца, деда или прадеда". Но когда ты подвергаешься действию образа, твои чувства приводят тебя к другому мнению: "Между этим образом и мною стоит столько-то людей!" Предположим, что у одного человека возникает такое чувство и он видит, что между ним самим и этим образом стоят двенадцать человек, а другой чувствует, что между ним и образом — семь человек. Это ощущение, которое испытывает человек, чрезвычайно важно. И если, к примеру, между человеком и этим образом стоят двенадцать человек, то нужно разделить двенадцать на три, и получится четыре. Так определяется, как правило, число столетий, отделяющих человека от его предшествующей инкарнации. Таким образом, человек, чувствующий, что он отделен от образа, возникновение которого мною описано, двенадцатью людьми, что образ на двенадцать человек выше, — должен сказать себе: "Мое предыдущее воплощение было на четыре века раньше нынешнего". Это только пример, именно такое число встретится, быть может, очень редко, но пример этот позволяет сделать некоторый расчет. Большинство людей увидит, что таким способом можно верно оценить, когда они последний раз жили на земле. Однако создание условий для такой оценки представляет, конечно, известные трудности.

Мы коснулись вопросов, которые крайне далеки от современного сознания. И отнюдь не приходится сомневаться, что, если рассказать о таких вещах людям неподготовленным, они сочтут все это безответственными фантазиями. Но такова уж судьба антропософского мировоззрения, что оно намного сильнее всех прежних мировоззрений должно определенным образом противопоставлять себя общепринятому. Ибо это общепринятое сплошь и рядом выступает в форме самого грубого, самого убогого и пустого материализма. И как раз те мировоззрения, которые могут казаться наиболее прочно стоящими на почве научного мировоззрения, на самом деле являются самыми безрадостными плодами некоего коренного материалистического воззрения. Поскольку же антропософии суждено быть для широкого мира разных мировоззрений тем, что сегодня требуется человеку, которому надо получить представление о своем предшествующем воплощении, то вполне понятно, что современному человеку совершенно чуждо принятие антропософских воззрений всерьез. Ибо как люди не питают склонности к тому, чтобы желать и хотеть того, чего они всю свою жизнь не желали и не хотели, так равным образом и духовные истины чужды их мыс-лительным привычкам.

Тут можно задать вопрос: почему же именно теперь приходит к людям духовная истина? Почему она не даст людям развиться и созреть?

Это связано с тем, что вряд ли можно представить себе большее различие между двумя сменяющими друг друга эпохами, чем различие между эпохой, в какую живет современное человечество, и той, в какую войдет человечество, когда живущие сейчас люди родятся в своем следующем воплощении. Ведь не от людей зависит то, как формируются определенные духовные способности, это зависит от всего смысла, всего значения и всей сути земного развития. Сейчас люди наиболее далеки от того, чтобы верить в перевоплощение и карму. Не антропософы, конечно, — но ведь антропософов в мире немного, — и не те, кто еще принадлежит к старым религиозным формам, но те, кто сегодня является носителем внешней культурной жизни, — они чаще всего весьма и весьма далеки от того, чтобы верить в карму и реинкарнацию. Как раз этот факт — отсутствие такой веры — примечательным образом связан с тем, чем занимаются и чему обучаются сегодня люди, а занимаются чем-то и обучаются чему-то они лишь постольку, поскольку это имеет значение для интеллектуальных способностей. И вот, эти факты обусловят то, что в следующем воплощении у людей нашего времени станет все наоборот. В следующей инкарнации эти люди нашего времени (независимо от своих стремлений — . духовных или материалистических) будут предрасположены к тому, чтобы ощутить свою предшествующую инкарнацию. Совершенно неважно, чем занимаются люди нашего времени, — благо-даря тому, что они живут теперь, они родятся вновь с большими задатками, с сильным стремлением что-то уз-нать, обладать каким-то знанием о предыдущем воплощении. Мы стоим как раз у рубежа эпох, когда люди переходят от инкарнации, в которой они совершенно ничего не желали знать о перевоплощении и карме, к инкарнации, в которой они будут живейшим образом чувствовать: вся жизнь, какой я сейчас живу, остается подвешенной в воздухе, если я не могу чего-либо узнать о своей предыдущей инкарнации. И те люди, что сейчас больше всего бранят идеи реинкарнации и кармы, будут в новой жизни просто извиваться в муках, не в силах объяснить себе, как жизнь стала именно такой. Люди обращаются сейчас к антропософии не от какой-то ностальгии по прежней инкарнации, но для того, чтобы понять, с чем столкнется все человечество когда-то, когда люди, живущие ныне, вновь будут здесь. Те, что сейчас являются антропософами, разделят с другими стремление вспомнить себя в прошлом, но у них достанет на это разумения, что создаст в их душевной жизни внутреннюю гармонию. Те же, кто сейчас отвергает антропософию, захотят узнать о том, что представляла собой их инкарнация в прошлой жизни, и будут испытывать при этом нечто вроде внутренней муки; но они не поймут ничего из того, что будет их больше всего угнетать и мучить, они будут беспомощны и внутренне дисгармоничны. И в следующем их воплощении им нужно будет сказать: ты только в том случае поймешь, что причиняет тебе страдания, если представишь себе, что ты мог всерьез захотеть так мучиться. Конечно же, никто из людей не захочет таких мучений. Но люди, которые сегодня являются материалистами, начнут в следующем воплощении понимать свое внутреннее раскаяние, свою внутреннюю пустоту и мучения, если последуют требованиям, советам тех, кто сможет тогда это знать и скажет им: представьте себе, что эта жизнь, от которой вы хотели бы избавиться, выбрана вами. Если они станут следовать этому совету, размышлять, каким образом они могли пожелать такой жизни, они скажут себе: вот оно что, я, может быть, жил в таком воплощении, в котором говорил: как, за этой жизнью последует еще какая-то другая жизнь или инкарнация? — да чепуха, абсурд! — как можно в такое верить?! — ведь эта жизнь исполняется в себе самой, она замкнута в самой себе, она не может послать никаких сил в другую, более позднюю! Да, именно из-за того, что тогда я ощущал следующую жизнь ничтожной и бессмысленной, она и стала ничтожной и бессмысленной! Именно эту мысль я привил себе как силу, которая теперь делает мою жизнь столь пустой и убогой!

Это будет верная мысль. Материализм будет проявляться тогда, так сказать, кармически. Следующее воплощение будет полно смыслом у людей, которые обрели убеждение, что их теперешняя жизнь не исполняется только в самой себе, но содержит в себе предпосылки для жизни последующей. И бессмысленной, пустой и безрадостной будет жизнь тех, кто считал реинкарнацию бессмысленной и сделал этим собственную жизнь пустой и ничтожной.

Итак, мы видим, что наши мысли не переходят в следующую жизнь в более интенсивной форме, но выступают в новой жизни в преображенном виде сил. В духовном мире наши мысли в том виде, в каком они являются в нынешней жизни между рождением и смертью, не имеют значения; они приобретают значение лишь в преображенной форме. Если у кого-то есть, к примеру, великая идея, то какой бы великой она ни была, эта идея как идея, как мысль исчезает, как только человек пройдет сквозь врата смерти. Но воодушевление, ощущение и чувствование, обретшие жизнь под влиянием идеи, пройдут сквозь эти врата. Даже и антропософских идей человек не может взять с собою; он берет только то, что пережито в связи с этими идеями, причем вплоть до частностей, а не только общее ощущение. И мы хотим особо подчеркнуть: мысли как таковые имеют настоящее значение лишь для физического плана, если же мы говорим о влиянии мыслей в высших мирах, то нужно одновременно сказать и о преображении мыслей в этих высших мирах. И потому те мысли, которые отрицают перевоплощение, превращаются в новом воплощении во внутреннее ничто, внутреннюю пустоту жизни, а это ничто и эта пустота жизни ощущаются как страдание, как дисгармония. Можно привести сравнение, которое поможет понять, как будут проявляться эти внутренние пустота и небытие. Представьте себе, что вы любите нечто и вам приятно видеть эту вещь, приходя в какое-то место. Например, вы радовались виду цветка, который цвел в определенном месте сада. Если цветок будет срезан чьей-то злодейской рукой, вы почувствуете боль. Когда у вас нет чего-то, что вы любите, когда вы лишены этого, вы ощущаете боль. Такова общая организация человека. Почему человек чувствует боль? Эфирное и астральное тела какого-либо органа помещаются в определенном месте физического тела, и если этот орган порезан, поврежден, то эфирное и астральное тела не могут действовать в нем нормально. Это похоже на то, когда жестокая рука срезает в том месте сада вашу любимую розу. Если орган поврежден, эфирное и астральное тела не находят того, что они ищут, и это воспринимается как телесная боль. Таким образом, те мысли, которые произвел человек и которые продолжают свое действие в будущем, должны в будущем встретиться ему. Но их будет ему недоставать, и он не найдет их, ища в определенном месте, если не перешлет в следующее воплощение никакой веры и никаких сил познания. Тогда эта нехватка чего-то на своем месте будет ощущаться как боль и страдание.