Ты только попроси. Сейчас и навсегда - Максвелл Меган - Страница 81

– Если вы не знаете, что заказать, пожалуйста, пропустите следующего клиента.

Отойдя от потрясения, мы с Мигелем делаем заказ и смеясь направляемся с подносами к столику. Однако он меня останавливает:

– Ну же, выброси этот гамбургер и пойдем перекусим в другом месте. Эта стерва настолько злая, что способна плюнуть или подсыпать крысиный яд нам в еду.

Придя в ужас от такой возможности, слушаюсь его, и мы выходим из заведения. Иногда жизнь бывает справедливой, и этой гадине жизнь преподала хороший урок.

Мои дни состоят из работы, прогулок и ночей, когда я думаю об Эрике. Я больше ничего о нем не слышала. Прошел уже месяц, как я вернулась в Испанию, и с каждым днем я чувствую себя еще дальше от него, хотя, когда я ласкаю себя вибратором, который он мне подарил, я ощущаю его присутствие.

Я опять начинаю встречаться со старыми друзьями и с удовольствием провожу с ними время, поглощая бутерброды с кальмарами на Пласа Майор. Однако когда мы ходим на вечеринки, я не контролирую себя. Я много пью, хоть и понимаю, что делаю это, чтобы забыться. Мне это просто необходимо.

На данный момент меня не привлекает ни один мужчина. Никто меня не цепляет. И когда кто-то пытается меня закадрить, я сразу же его отшиваю. Я сама делаю выбор, я же не на мясном рынке.

Однажды в воскресенье, после буйной вечеринки накануне, слышу звонок в дверь. Я поднимаюсь. Звонок повторяется. Это не сестра, она бы сама открыла дверь. Когда я смотрю в глазок, то не могу поверить своим глазам. Открываю дверь и шепчу:

– Бьорн?!

Он окидывает меня взглядом и, разразившись смехом, говорит:

– Мама дорогая, Джуд, похоже, ты вчера здорово повеселилась!

Я простираю руки, он делает шаг вперед, и мы сливаемся в искренних и нежных объятиях. Через несколько секунд он тихо произносит:

– Давай, иди в душ. Тебе нужно принять божеский вид.

Бегу в ванную комнату и, когда смотрю на себя в зеркало, сама пугаюсь своего отражения. Я похожа на ведьму Лолу[35], только темноволосую. Вода возвращает меня к жизни, и у меня на лице появляется румянец. Когда я, закончив туалет, захожу в гостиную, одетая в свои классические джинсы, футболку и с высокой косой, он говорит:

– Ты чудесна. И так ты в тысячу раз соблазнительней.

Мы оба смеемся, и я приглашаю его сесть на диван. Глядя ему в глаза, спрашиваю:

– Что ты здесь делаешь?

Бьорн убирает прядь волос с моего лица, заправляет ее за ухо и отвечает:

– Нет, дорогая. Правильный вопрос: что ты здесь делаешь?

Я в недоумении хлопаю глазами.

– Ты должна вернуться в Мюнхен.

– Что?!

– Что слышишь. Эрик нуждается в тебе, и ты нужна ему прямо сейчас!

Я усаживаюсь поудобней в кресле и поясняю:

– Бьорн, мне нечего делать в Мюнхене. Ты сам видел, что после той ночи между мной и ним ничего не получилось. Ты видел, что…

– Я видел то, что ты поцеловала меня, чтобы разозлить его. Вот то, что я видел.

– Черт побери, Бьорн! Не напоминай мне об этом.

– Я был так ужасен? – прикалывается он. И когда я собираюсь ответить, он через смех спрашивает: – Но, послушай, солнце, как тебе пришло это в голову?

С каждой минутой я чувствую себя еще больше растерянной и, нахмурив брови, бормочу:

– Я поцеловала тебя, потому что Эрику нужен был последний толчок, чтобы вышвырнуть меня из своей жизни. Он сказал мне об этом несколько секунд до этого, и я просто облегчила ему задачу. Потом пришел ты… Прости меня, но когда я тебя увидела, то должна была это сделать. Я поцеловала тебя, чтобы он сделал последний шаг и выгнал меня.

– Но разве он сказал тебе, чтобы ты уходила?

– Да.

– Нет, – поправляет он. – Это ты кричала, что уходишь, и в конце концов он сказал, чтобы ты уходила, если хочешь. Но, дорогая Джудит, это ты сказала.

– Нет… но…

– Поверь, он этого не говорил.

Кровь хлынула мне в лицо. Я не желаю об этом больше говорить и, прежде чем Бьорн успеет еще что-то сказать, встаю с кресла и говорю:

– Послушай, милый, если ты пришел сюда, чтобы взбесить меня беседами о своем чертовом друге, то ты знаешь, где выход, понятно?

Бьорн улыбается и шепчет:

– Ого!.. Эрик прав, какой характер!

Я закрываю глаза и выдыхаю. Начинаю чесать шею, а он говорит:

– Эй, девушка, не чешись, а то пятна будут еще больше.

Я ошарашенно на него смотрю, а он закатывает глаза:

– Да, милая моя. Эрик сводит меня с ума. Он постоянно говорит о тебе, и я больше не могу его выносить. Я знаю о твоих пятнах; о том, как ты сердишься; о том, что ты любишь трюфели и жевательную резинку с клубничным вкусом. Пожалуйста, я так больше не могу!

Мое сердце начинает сильнее биться, но, не желая во все это верить, ворчу:

– Он сказал, что снова будет играть. Он заявил мне об этом, перед тем как я ушла.

– Он так сказал?

– Да.

Улыбаясь, Бьорн шепчет:

– Милая, насколько мне известно, я не видел его ни на одной из вечеринок. Более того, я уже стал подумывать о том, что он стал монахом.

У меня нет слов, и он, глядя на меня, поясняет:

– В ту ночь, когда ты превратилась в фурию, мой глупый и упрямый друг собирался попросить, чтобы ты вышла за него замуж.

– Что?!

– Ладно тебе, Джудит, – продолжает Бьорн, – подумай, зачем я пришел к вам с бутылкой шампанского в руках? Дело в том, что он или плохо объяснил, или ты не захотела его слушать.

Я хлопаю глазами и недоверчиво качаю головой. Свадьба? Эрик собирался попросить моей руки?!

Он определенно сумасшедший, просто безумец! И когда я собралась что-то сказать, Бьорн продолжает:

– После случая с Беттой и после того, как он узнал обо всем остальном, он сильно рассердился. Он здорово поругался с матерью и сестрой. Но они доходчиво ему объяснили, что во всем, что произошло, нет ни твоей, ни чьей-то еще вины. В любом случае это была его вина – из-за того, что он именно такой. Дорогая, он не на тебя рассердился, он разозлился на самого себя. Он не мог понять, почему был таким тупоголовым. Понял, что из-за этого все вокруг вынуждены были обманывать его. – Я затаив дыхание слушаю и хлопаю глазами, а Бьорн продолжает: – Когда он пришел ко мне и рассказал мне все, я сказал ему то, что всегда ему говорил. Он настолько категорично выражается, что люди пугаются и ничего ему не рассказывают. Ему стоило большого труда понять это, но он все-таки осознал это. На протяжении нескольких дней он обдумывал происходящее, поэтому и не разговаривал с тобой. Однако когда он наконец понял, что происходит и что происходило, и захотел исправить ошибки, все пошло к черту. Ты меня поцеловала. Он закрылся, и ты уехала.

Бьорн смотрит на меня, а я, до сих пор в шоке, смотрю на него.

Он щелкает передо мной пальцами, чтобы привлечь мое внимание, и спрашивает:

– Ты здесь?

Киваю, а он продолжает:

– Милая, дело в том, что он сказал, что ты сама ушла, поэтому ты сама и должна вернуться. Он жутко гордый. Несмотря на то что понимает, что поступил плохо, он не будет просить, чтобы ты вернулась, даже если станет умирать. Поэтому, солнце, если ты его любишь, пойди ему навстречу. И все мы, кто его окружает, будем тебе за это благодарны.

Я на некоторое время задумываюсь, Но, прикинув и так и этак, отвечаю:

– Бьорн, я не буду это делать.

Тот выдыхает, поднимается и спрашивает:

– Как вы можете быть такими упрямыми?

– Это практика, – отвечаю я теми словами Эрика, какими он когда-то мне ответил.

– Вы любите друг друга. Скучаете. Почему бы не подумать об этом? Первый раз вы расстались, потому что он тебя прогнал. На этот раз ты сама ушла. На третий раз один из вас должен будет уступить, ты понимаешь это?

Я встаю и, потрясенная услышанным, говорю:

– Мне нужно отсюда выйти. Пойдем, я приглашаю тебя перекинуть где-нибудь стаканчик.

В это вечер мы с Бьорном гуляем по Мадриду. Мы долго разговариваем. Он ни разу не попытался выйти за рамки приличий и вел себя как настоящий джентльмен и лучший друг Эрика. В девять вечера он завозит меня домой, потому что он еще должен улететь этой ночью в Мюнхен.