Лицо под вуалью - Ренделл Рут - Страница 13

– Это можно исправить, – мрачно ответил Майкл.

Было темно, когда Вексфорд проехал по улице, на которой жил, и подъехал к своему дому. На дорожке к гаражу стояла машина «Порше» Шейлы. Полицейский ощутил маленький перебой в сердце и тут же упрекнул себя. Он очень нежно относился к своим дочерям, а Шейла была его любимицей, но на этот раз он не горел желанием ее видеть. Тихий вечер, вот что предвкушал старший инспектор: возможно, он станет последним спокойным вечером на долгое время, так как Вексфорд не верил в предсказание Бёрдена насчет несложности этого дела. А теперь ему предстоит тратить время не просто на разговоры, а на разговоры о серьезных вещах.

Эту первую вспышку огорчения вскоре сменило раздражение совсем другого рода. Шейла поставила свой автомобиль на дорожке, ведущей к гаражу, потому что полагала, что отец уже дома – она даже предположила, что это его выходной, как и должно было быть, и что его машина уже стоит в гараже. Теперь ему придется бросить автомобиль на улице. Что ж, возможность излить душу матери важнее всего. Вексфорд представил себе, как его дочь каждые десять минут говорит, что ей нужно бежать и переставить машину раньше, чем дорогой папочка приедет домой…

Эта мысль его развеселила, и он улыбнулся про себя, слыша внутри себя очаровательный, слегка задыхающийся голос Шейлы. Он ничего не скажет, решил Вексфорд, о тех статьях, где говорилось о перерезанной проволоке и о ее предстоящем разводе, он не скажет ни слова упрека и, конечно, не поделится своим разочарованием или огорчением, от которого помрачнеет ее лицо. Проходя мимо, полицейский слегка провел рукой по «Порше», по его длинному, сверкающему, почти горизонтальному заднему стеклу. Неужели она ездит на нем на демонстрации? Хотя это был всего лишь маленький «Порше», к тому же черный…

Может, она подойдет и поцелует его в щеку? Или проявит сдержанность? Знать это заранее было невозможно. Хозяин дома вошел с черного хода, прошел по коридору на кухню, повесил куртку и услышал, как ее голос в гостиной – голос Беатрис Санси, Антигоны, Норы Хелмер, а теперь еще и леди Одли – задрожал и умолк. Вексфорд вошел в комнату, и дочь сразу же бросилась к нему, в его объятия.

Поверх ее плеча он увидел слабую, саркастическую улыбку на лице Доры. Полицейский поцеловал Шейлу и, когда она расслабилась, отстранил ее от себя на длину вытянутой руки и спросил:

– Как ты?

– Ну, я не знаю, – хихикнула молодая актриса. – Не совсем. Не совсем в порядке. У меня ужасные неприятности. А мама меня презирает. Она ужасно ко мне относится.

Ее грустная улыбка показала старшему инспектору, что она говорит это не совсем искренне. Это было глупо, и Вексфорд всякий раз это понимал, но когда он смотрел на дочь вот так, то невольно снова любовался ее прекрасным, светлым, чувствительным личиком, ясными, как у ребенка, и такими же голубыми глазами. Но на самом деле они не были глазами ребенка. На левой руке Шейлы теперь не было обручального кольца, но она часто не надевала никаких колец, почти всегда оставляя свои экстравагантные одежды для появления на публике или в рекламе. Джинсы на ней казались поношенными, по сравнению с джинсами Бёрдена. Она надела голубой свитер такого же оттенка, как и джинсы, и нитку деревянных бус.

– Ты вернулся, дорогой, – сказала Дора, – и мы можем выпить вместе. Мне это точно необходимо. Собственно говоря… – Она тактично перевела взгляд с мужа на дочь, понимая, что им, наверное, нужно остаться на несколько минут вдвоем, – я сейчас принесу.

Шейла снова упала на стул, с которого вскочила.

– Ты не собираешься спросить меня, почему? – поинтересовалась она. – Почему, почему, почему, почему все это?

– Нет, – коротко ответил ее отец.

– Ты слепо веришь в правильность всего, что я делаю?

– Ты же знаешь, что это не так. – Вексфорду хотелось сказать о муже, которого она бросила, «мне нравился Эндрю», но он не стал этого делать. – О чем мы говорим, между прочим? О каком из твоих сенсационных поступков?

– Ох, папа, я должна была перекусить проволоку! Я это сделала не в приступе истерики и не по недомыслию, не для рекламы или в качестве вызова, ничего такого. Я должна была это сделать. Я так давно подготавливала себя к этому… Люди обращают внимание на мои поступки, видишь ли. Я имею в виду не только себя, я имею в виду любого в моем положении. Они как будто говорят: «Если Шейла Вексфорд делает такое, в этом, наверное, есть некий смысл. Наверное, в этом должен быть смысл, если такая известная личность, как она, это делает».

– Что же там случилось? – Старшему инспектору было искренне любопытно.

– Я купила кусачки в магазине «Сделай сам» на Ковент-гарден. Нас было десять человек, все – члены организации «Панда», сторонников активных действий в борьбе против ядерного вооружения, только я в ней была единственным известным человеком. Мы поехали в один городок в графстве Нортгемптоншир под названием Лоссингтон, поехали на трех машинах, в том числе на моей. Там база Королевских ВВС, где стоят устаревшие бомбардировщики. Значение этого места неважно, понимаешь – это жест…

– Конечно, понимаю, – нетерпеливо перебил Вексфорд.

– Там такая мрачная равнина с парой бетонных домиков и ангарами, а вокруг трава и грязь, и ржавая ограда, целые мили ограды. Она достаточно высокая, чтобы останавливать теннисные мячики, если играть внутри. Ну, мы все встали вдоль проволоки, и каждый из нас перекусил несколько проволочек, и большой кусок ограды отвалился. Потом мы поехали в ближайший город, в полицейский участок, вошли и рассказали им, что мы сделали, и…

Вошла Дора с напитками на подносе – пиво для Вексфорда, вино для себя и для дочери. Услышав последние слова, она сказала:

– Ты могла бы немного подумать о своем отце.

– Ох, папа, сначала мы собирались перекусить проволоку на базе ВВС в Майрингфорде, но я возражала – из-за тебя, потому что он на твоем участке. Я думала о тебе. Правда. Но я должна была это сделать, должна была – неужели ты не понимаешь?

На секунду гнев главы семейства одержал над ним верх.

– Ты не Антигона, как бы часто ты ее ни играла. Ты не Баньян. Не надо твердить, что ты должна была это сделать. Ты действительно веришь, что если вы перекусите проволочную ограду вокруг базы устаревших бомбардировщиков или чего-то вроде этого, это приведет к полному запрещению атомного оружия? Ты знаешь, я его не люблю, и думаю, никто его не любит – я вообще его боюсь. Когда вы с Сильвией были маленькие, меня мучил страх за вас. И если мирное время продержалось сорок пять лет, это ничего не значит, и уж конечно, это не значит, что оно продержится девяносто лет. Но я достаточно умен, чтобы не поверить, будто такие действия повлияют на правительство.

– Что еще мы можем сделать? – просто спросила Шейла. – Я часто думаю о том, что тоже не верю в это, но что еще мы можем сделать? Они все считают, что запрет на ракеты дальнего радиуса действия все решит, но они избавляются от менее чем десяти процентов мирового арсенала. Альтернатива этому – впасть в апатию и притвориться, будто все проблемы решены.

– Ты хочешь сказать, что «для торжества зла нужно только, чтобы хорошие люди ничего не делали»? – спросил Вексфорд.

Но тут Дора резко вмешалась в их спор, спросив:

– Или ты хочешь сказать, что между сигналом тревоги и взрывом бомбы у тебя будет десять минут, и ты успеешь поздравить себя с тем, что не вела себя как страус?

Шейла выпрямилась и некоторое время молчала. Казалось, что замечание матери не тронуло ее – словно она вообще его не услышала. А потом девушка заговорила очень тихо:

– Если ты человек, ты должен выступать против атомного оружия. Это… нечто вроде определения. Как… как «млекопитающие кормят своих детенышей грудью» и «у насекомых шесть ног». Определением человека является следующее: это тот, кто ненавидит атомное оружие, боится его и хочет избавиться от него. Потому что оно – зло, оно – это современный эквивалент дьявола, антихриста, оно – это все, что нам дано знать об аде.