Справочник кладоискателя - Шамарин Виталий Сергеевич - Страница 34

Обычный знак клада — колеблющийся, перемещающийся огонек (вера в то, что скрытые богатства обнаруживают себя огоньками, отражена в «Сказании о Борисе и Глебе»).

«Оборачиваться, рассыпаться кладами» (и наоборот) могут и люди — покойники, всадники, старики, девушки, дети. «Одна женщина стряпала хлеб. Пришла к ней девка в белом. Вот, например, выкатывает она калачики али хлеб. А девка молчит да катает калачи тоже. Вот взяла она веселку (ну, которой тесто-то мешают), она девку-то ею задела, а та рассыпалась, и получилось золото, полмешка! Говорят, клад сам пришел» (В. Сиб.).

В поверьях Новгородской области (и некоторых других) клад появляется в обличье стремительной тройки с кучером; катящейся или плывущей вслед за людьми бочки. Цвет «являющегося клада» (или каких-то деталей его обличья) — красный, белый, серебряный, золотой, черный, пестрый — может указывать на содержимое клада или характеризовать его как существо необычайное (в рассказах горнорабочих Урала «живые» клады, подземные сокровища окрашены во все цвета радуги с преобладанием зеленого и голубого).

Вообще, «живой клад» иногда легко меняет обличья: пришедшая на берег реки Ловати девушка просит старика рыбака поцеловать ее; получив отказ, она обращается в бочку и уплывает по волнам (при выполнении просьбы девушка-клад должна была бы «рассыпаться золотом») (Новг).

Такой клад, пожалуй, не столько неподвижно покоящееся в земле сокровище, сколько воплощенная доля, удача не догадывающегося об этом человека. «Клад подходит к человеку, играет с ребенком, просит взять его. В каком бы виде клад ни появился, чтобы им воспользоваться, нужно его обязательно ударить, тогда он рассыплется деньгами. Но человек часто не подозревает, что перед ним клад, догадывается об этом слишком поздно, не знает, что нужно делать, — в таких случаях клад исчезает. Случалось, что сам клад просил, чтобы его толкнули. <…> Одна женщина сидела и ткала, вдруг из подполья вылазит старушка и говорит: «Брось в меня челночком». «Не брошу», — та отвечает.

Старушка три раза ее просила. Ну, та и бросила. Старушка рассыпалась в деньги» (Свердл.) <Соколова, 1970>.

В поверьях о «бродячих кладах» представления крестьян об удаче и счастье неоднозначны. Клад может объявиться «просто так», прийти к «счастливому человеку», может стать наградой благодетельному и богобоязненному («клад-счастье» не нужно искать, согласно известной поговорке «Бог даст, так и в окно подаст»). В популярном среди русских крестьян ХIХ-ХХ вв. сюжете клад обнаруживается в доме крестьянина, который отказывается идти раскапывать его, уповая на Божью милость (клад-птица сам влетает в окно, его бросают в окно под видом животного и т. п.) (Волог., Нова.).

Менее распространены повествования о том, как люди сознательно отказываются от «живого клада». «В 1848 г. (так точно датировано предание) в Карсунском уезде Симбирской губернии молодая женщина, набрав орехов, стала спускаться с горы и вдруг услышала за собой голос: «Агафья!» Оглянувшись, она увидела, что за ней катится золотая мера, которая попросила взять ее с собой. Но отдавалась мера с уговором: «Отдай мне своего мужа и поживай в свое удовольствие». Агафья же любила мужа и крикнула на меру: «Провались ты, проклятая, в землю, да чтоб и там тебе места не было!» Мера загремела и тотчас провалилась, на этом месте осталась небольшая ямка» <Соколова, 1970.

По свидетельству знатока уральских поверий И. И. Железнова, обличье клада зависит от того, кем и с каким зароком он положен. Клад, положенный с заклятьем «Не доставайся никому!», окружают «ужасти и привидения». Сокровища, зарытые с недобрым зароком, бес (тотчас по окончании заклятья) старается кому-нибудь подсунуть: «За этот клад бес не держится, а сейчас же постарается сбурить его; знает, что он не пройдет даром. Кто достанет такой клад, тот в добре не бывает: иль-бо умрет в одночасье, иль-бо с кругу сопьется, иль-бо в напасть попадет какую. Этот клад показывается свечкой, ничем другим».

Но есть клады, закопанные людьми «доброжелательными и богатыми, со следующим пожеланием: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Лежи, моя казна, в мать сырой земле до той поры, покуда навернется достойный человек. Дайся, моя казна, тому, кто в церковь Божию ходит, отца и мать почитает, евангельские заповеди соблюдает, нищей братии помогает, святые иконы украшает, священнический и монашеский чин уважает. Дайся ему, казна моя, и в корысть и в радость, чтобы в сем и в будущем веце вкушал сладость. Аминь». Вот к этому-то кладу нечистая сила и подступиться не смеет, а бережет его сила ангельская. Кто добудет такой клад, тот, и рассказывать нечего, заживет богато и счастливо. Этот клад дается иль-бо курочкой, иль-бо куропаткой, иль-бо другой какой невинненькой птичкой — беленькой, пестренькой, красненькой, — а в ину пору дается иль-бо теленочком, иль-бо жеребеночком, иль-бо собачкой, иль-бо свинкой — одно слово, или какой-нибудь птичкой, или каким-нибудь зверьком: Если птичка или зверок беленькие, то, значит, дается одно чисто серебро, если пестренькие — то серебро и золото вместе, а если красненькие — то одно чисто золото. Если увидишь ночной порой в степи, к примеру, такую курочку, то ступай за ней, твори только молитву. Где курочка остановится, пропадет — тут смело копай землю: что-нибудь непременно найдешь» <Железнов, 1910>.

Представления о «добрых» и «злых» (или «незаклятых» и «заклятых строго») кладах (правда, далеко не всегда имеющих согласные с классификацией И. И. Железнова обличья) были распространены повсеместно. «По поверью, записанному в Вятской губернии, добрые клады в праздник давали проходящим алтын или гривну на свечку, злые же можно потратить только на вино» <Соколова, 1970>.

Существа, именуемые кладовыми, кладовиками (приставниками), обычно имеют человеческий облик. В заговоре «При отыскании кладов» упоминаются «приставники» к подземным сокровищам: «…ино место опившиеся люди, ино место — проклятые, а коли — и сами князья бесовские», т. е. клады стерегут и сами нечистые духи, и умершие неестественной смертью, и проклятые люди.

По поверьям Вологодчины, кладовиков выбирают из своей среды бесы (в ночь на Ивана Купалу). Кладовой может быть одет в серебряный кафтан и серебряные башмаки, с золотой шапочкой на голове (Вятск.). В повествовании из Орловской губернии клад охраняет погибший кладоискатель: «Один мужик пришел на Городище и давай рыть, клад искать, рыл, рыл, инда пот прошиб, присел отдохнуть — глядь, а Городище на две половины растворилось, и выходит старичок, да и говорит мужичку: „Зачем ты роешь, беду на себя накликаешь, я вот тоже копал, копал, да сюда и попал; беги лучше скорей, а то товарищем мне будешь». Клады могут оберегать и убитые, «заклятые люди», зарытые в том месте, где лежат сокровища. Они не находят покоя и, являясь живым, просят освободить их: «Крестьянину деревни Остров однажды приснилась женщина и говорит: «Освободи ты меня от заклятия, отпусти душу мою на покаяние. Вот уж двести лет я томлюсь и мучаюсь. Была я богатая, много было у меня серебра, золота и драгоценных каменьев, да злые люди убили меня, добро мое ограбили и зарыли вместе с телом на острове в болоте. Если бы только убили меня да так и оставили, я бы мученический венец приняла. А душегубы заколдовали и меня, и клад»» (Новг., Череп.).

«Маринка — беглая царица, Маринка заколдовывает скрытые на Яике сокровища и убивает одного из своих сподвижников: «Карауль же теперь!» — сказала убитому и велела засыпать землей и лодку с казной, и убитого своего наперсника» (Урал) <Железнов, 1910>.

Оберегают клады и зарывшие их хозяева-покойники: «Сам Разин тоже представлялся похороненным с кладом, руку приковали цепью к бочонку, а в руку дали золото; в головах улей с золотом, в ногах — с серебром, по бокам — с медью» <Соколова, 1970> (могут быть и другие версии многочисленных повествований о разинских кладах).