Кремль 2222. Кенигсберг - Выставной Владислав Валерьевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/70
• Следующая

В пылу скоротечной схватки он потерял из виду то, что происходило вокруг бешено набиравшего ход поезда. Гигантские челюсти готовы были вонзиться в поверхность, как опускные ворота какого-то замка тьмы. Казалось, еще немного – и поезд на полном ходу врежется в эту массу то ли камня, то ли невиданной живой ткани.

Грохот орудий и привел друзей в чувство. Прямо по курсу сверкнуло, туман смешался с пороховой гарью. Кормовая башня, ставшая теперь носовой, лязгнула снова, пробивая брешь в стремящейся замкнуться ловушке. Новый взрыв – а следом удар, стряхнувший карабкавшихся на платформу мутов и заставивший друзей потерять равновесие. Вибрация и скрежет подтвердили: бронепоезд продирается сквозь пробитую снарядами брешь, попутно стряхивая с себя вцепившихся кровожадных «паразитов». Зигфриду пришлось еще поработать мечом, добивая так и не угомонившихся мутов, еще несколько выстрелов сделал Книжник – но «Дракон «уже снова вырвался на свет, а еще через сотню метров прорвал туманную завесу, оказавшись под сумрачным, но чистым северным небом.

Бронепоезд сбавил ход и со скрежетом остановился. Какое-то время друзья просто молчали, переводя дух и глядя в клубящуюся туманную стену, оставшуюся в отдалении. Казалось бы, самое время радоваться – они отбились от врагов и избежали гибели. Но никто из них не видел повода для оптимизма.

Ведь рельсы перед ними по-прежнему уходили в этот омерзительный, коварный туман.

– И здесь тупик, – сказал, наконец, Книжник.

Зигфрид поглядел на него, кивнул:

– Значит, дальше, на север?

– Значит, дальше, – сказал Книжник, и голос его стал тверже. – Где-то же есть путь на восток, его просто не может не быть.

– А если его нет? Что, если все пути на восток уничтожены?

Книжник поглядел на друга исподлобья. Зигфрид просто озвучил его собственные мысли, страхи, в которых он боялся себе признаться.

– Тогда пойдем пешком, – тихо сказал Книжник. – Мы должны вернуться в Кремль и рассказать обо всем, что видели. И я сделаю это.

Рука друга легла ему на плечо. Это был всего лишь тупик – один из многих в бескрайнем лабиринте древних дорог. Но Книжник верил: из любого лабиринта есть выход. А любая дорога имеет смысл, когда в итоге приводит домой.

Поднявшись на ноги, забыв о переговорном устройстве, Книжник закричал, сложив руки рупором:

– Три-Три, давай назад к развилке! Идем на север!

«Дракон» шел на северо-запад. Не шел даже – продирался через бескрайние пространства, словно нарочно превращенные в сплошную полосу препятствий.

Вагоны трясло нещадно, скрежетала потрепанная броня, и казалось, бронепоезд сейчас развалится на составные части. Последняя сотня километров далась «Дракону» непросто – пути были искорежены давними боями, словно в этих местах велась самая настоящая «рельсовая война». Возможно, так оно и было: по обе стороны от рельсов то и дело встречались ржавые останки боевых машин. Сейчас уже трудно было разобрать, где здесь «свои», где «чужие», – все это были лишь призраки, забытое наследие Последней Войны. Время примирило давно сгинувших противников, уступив место новым угрозам. Но железная дорога не стала от этого лучше. Спасала лишь особенность ходовой части поезда, способного преодолевать небольшие участки бездорожья, даже начисто лишенные рельсового пути. Впрочем, внедорожные качества «Дракона» имели свои пределы, и в один прекрасный момент сложная машина могла просто не выдержать. Оттого Тридцать Третий, бессменный машинист ядерного паровоза, снизил его скорость практически до скорости пешего шага. Такими темпами ехать можно было бесконечно долго, и дорога начинала изрядно выматывать. Кроме того, главное достоинство бронированной машины – безопасность – с утратой мобильности стремилось к нулю. Уже не раз они замечали целые стаи неизвестных тварей, крадущихся по следам бронепоезда, особенно по ночам. В небе, не прекращая, кружили стервятники.

Туда, в небо, и глядел Книжник, пытаясь справиться с тошнотой. Он и не думал, что доведется на суше подхватить самую настоящую «морскую болезнь». От бесконечной тряски его не на шутку укачало. Проще было бы просто идти пешком рядом с медленно ползущим бронепоездом. Останавливала лишь постоянная угроза нападения мутов, которые даже сейчас копошились вокруг поезда, время от времени устраивая шумные «разборки» друг с другом.

– А, черт! – выдохнул Книжник, едва не слетев с крыши вагона. На этот раз тряхнуло основательно – хорошо, успел ухватиться за качающийся из стороны в сторону орудийный ствол. – Когда же это все кончится?!

Он перевел дух, втянул в легкие непривычно чистого воздуха и чуть не поперхнулся, услышав:

– А скоро, милок, скоро!

Прямо перед ним в вальяжной позе, облокотившись с одной стороны на пузатый холщовый мешок с лямками, а с другой – на тусклый железный ящик с ручкой, сидел на броне какой-то мужичонка. Был он в прожженном в нескольких местах бесформенном ватнике, драных штанах и уродливых самодельных ботинках с металлическими набойками. На голове его имелся нелепый гибрид «ушанки» и кепки, будто шапка мутировала вместе с окружающей живностью. Сам мужичок был плохо выбрит, грязноват, морщинист, но вместе с тем скалился во всю ширину, демонстрируя редкие желтые зубы.

– Ты кто? – изумленно спросил Книжник, разглядывая мужичка.

– Хомо сапиенс, – мгновенно отозвался мужичонка, – что в переводе с древнего означает «человек разумный». Ты, я вижу, – тоже, а двое разумных всегда могут договориться. Верно я кумекаю?

– Откуда ты здесь взялся? – Книжник настороженно разглядывал незнакомца, понимая, что забыл взять оружие. Это было опрометчиво – но голова от бесконечной тряски соображала туго.

У незнакомца, впрочем, оружия тоже не было. Хотя это ничего не значило: выставленное напоказ оружие свидетельствовало хотя бы об открытости намерений. Скрытое же намекало на коварство и темноту замыслов. То, что по этим местам можно бродить безоружным, даже не приходило в голову.

– Вот уж, бином Ньютона! – хмыкнул мужичонка, чиркая кресалом и активно раскуривая огромную кривую самокрутку. – Прям проблема – залезть на колымагу, которая ползет со скоростью подыхающей крысособаки! Будешь?

Он протянул дымящую самокрутку застывшему в недоумении парню. Книжник помотал головой.

– Как хочешь, – затягиваясь, сказал мужичонка. – Табачок неплохой, почти настоящий, такого нигде больше нет.

Тряхнув головой, Книжник прогнал оцепенение. Даже тошнить перестало. В конце концов, подумаешь – какой-то бродяга! Ну залез, ну едет без спросу. В конце концов, как залез, так и слезет – стоит только Зигфриду свистнуть, чтобы подстраховал на случай, если у этого типа под ватником припрятано что-нибудь посерьезнее кресала.

С другой стороны, это был первый человек, встреченный в этой местности, и было бы глупо не расспросить его о том, что здесь и как. Если это, конечно, человек, а не какой-нибудь хитрый мутант, ловко манипулирующий сознанием жертвы. Такое тоже случалось, так что расслабляться не стоило.

– Ты что, местный, что ли? – спросил семинарист, на всякий случай пододвинувшись к люку с откинутой крышкой, – чтобы нырнуть туда, если что пойдет не так.

– Да ну, какой же я местный? – окутываясь клубами вонючего дыма, отозвался мужичок. – Местные тут – одни кошакалы.

– Кто?

– Кошакалы, говорю. Ну, вроде котов, только лают, стаями держатся да жрут любую органику. А зазеваешься – так и тебя самого на кусочки порвут.

– Так что же ты тут делал?

– Да по грибы ходил, – мужичонка похлопал по пузатому боку мешка. – Вон, набрал, недели две кормиться можно.

– А чего без оружия?

– А тут с оружием никак нельзя, они этого не любят.

– Кто, кошакалы?

– Грибы.

Книжник выпучился на незнакомца: уж не псих ли? Или грибочки у него «с сюрпризом»? Вон и улыбка подозрительная, и разговоры странные. Грибы, говорят, и такие встречаются: их едят, а они глядят. Взгляд упал на мешок. Матерчатый бок заметно шевелился. Из-под клапана вдруг полезло что-то бесформенное, с длинными черными корешками, рассыпающими землю. И точно – гриб! Только странный, пульсирующий, как будто его распирало изнутри бугристыми мышцами.

• Предыдущая
• 4/70
• Следующая