Безумная мудрость - Вэс Нискер - Страница 38

Если бы какое–то из миллиона внешних условий было хоть чуточку иным, мы бы не были здесь, а если бы и были, то представляли бы собой нечто, что никто бы не признал за «человека».

В течение последних двух веков люди, исследуя свою природу, перенесли акцент с теории сотворения человека на эволюционную теорию. Мы больше не спрашиваем, что есть Бог или почему он сотворил нас именно такими. Вместо этого мы пытаемся понять, каким образом молекулы и клетки трансформировались в сознание и «отставленный в сторону большой палец». Гипотетические выводы, к которым мы пришли, оказались довольно неожиданными.

Вот одна из гипотез, которая, анализируя последние несколько сот тысяч лет человеческой эволюции, пытается объяснить, как мы умудрились дойти до нашего нынешнего состояния.

Ископаемые находки показывают, что примерно миллион лет назад человеческий мозг внезапно начал расти с невиданной ранее скоростью, увеличиваясь приблизительно на один кубический дюйм каждые сто тысяч лет. Затем темп роста удвоился, и еще раз удвоился, и мозг стал увели — [168] чиваться на десять кубических дюймов каждые сто тысяч лет.

У природы нет для человечества никаких наставлений. Наш гуманистически–демократический образ жизни жалок и ограничен; наши фантазии о высокой цене каждой личности, наше убеждение, что слабый так же, как и сильный, имеет право на достойную жизнь, — абсурдны. Джойс Кэрол Оутс

Эволюция, подобно истории, скорее дело случая, чем логики. Стивен Джей Гоулд

Отдельные ученые предполагают, что этот феноменальный рост был спровоцирован большим ледниковым периодом. К тому времени, когда ледники стали наступать (а это произошло около восьмисот тысяч лет назад), люди уже успели переселиться в северные районы земли из мест своего первоначального обитания в районе экватора. Внезапное изменение климата вынудило человека создать много новых средств выживания, и некоторые ученые допускают мысль, что бурный рост мозга был вызван именно этой ситуацией. Примерно сто тысяч лет назад рост мозга прекратился, и с тех пор серого вещества в нем не прибавилось.

Другими словами, быть может, именно лед вызвал пламя внутри нашей черепной коробки. Наши великие способности и изобретательность могут быть просто результатом озноба; возможно, с помощью нашего сознания природа всего лишь разгребает кучи снега! Что же тогда можно сказать о тех цивилизациях и обществах, которые возникли за последние несколько сот тысяч лет? Может быть, они — побочные действия той нервной энергии, что осталась неиспользованной после нашей победы над стихией, — энергии, которая продолжает находить выход в создании ядерных бомб, симфоний и небоскребов, заполненных людьми, посылающими друг другу закодированные послания. Возможно, сама война — [169] это рефлекс, оставшийся у нас с тех времен, когда мы боролись за обладание скудными ресурсами, времен, когда нами руководил страх перед лицом холода. Может быть, тот же страх породил и холодную войну. Все, что мы делаем сегодня, возможно, является этакой последней судорогой эпохи, не столь уж и давней, когда у нас не было центрального отопления.

В своей книге «Шкала времени» писатель и ученый Найджел Колдер предлагает свой оригинальный поэтический взгляд на то, каким образом люди вписываются в схему эволюции:

На карикатурных изображениях Матери Земли, где геологические пласты приходят в столкновение друг с другом, первые боги были показаны в виде ила и грязи, затем в виде самонадеянных червей, потом в виде вальяжных, напоминающих млекопитающих, рептилий, существовавших в течение периодов, гораздо более длительных, чем эпоха человека. Наша эра — это не столько Эра Прямоходящей Обезьяны, сколько Век Арктических Гусей или Теплолюбивых Раков. Священные горы, оказывается, — не что иное, как обломки столкнувшихся континентов, а Чикаго или Ленинград пристроились на месте ледников, ушедших позавтракать. В общем, обновленный миф сотворения ближе идеям Гроучо, чем Карла Маркса. Это рассказ о прожорливых молекулах, создающих динозавров и превращающих их в уток; а также о ковбоях, которые вышли в море, пронзили мир намагниченной иглой, а затем держали пари, поставив свои гены против грибовидного облака, что знание — это хорошая штука.

Недавние научные открытия ставят под сомнение наше особое значение в космической схеме. Усиливают эти сомнения кризисы, которые в последнее время то и дело случаются на нашей планете. Эти кризисы связаны с экологическими бедствиями, перенаселением, появлением ядерного оружия и ставят под вопрос способность человеческого рода выжить, а посему и наше притязание на особую роль во Вселенной. Эти сомнения и вопросы остро волнуют наше индивидуальное и коллективное эго. Являемся ли мы любимцами Творца или же просто еще одним сложным химическим соединением? Присуще ли сознание только людям [170] или же оно есть повсюду (и если это так, не отмеряно ли оно нам в «неправильной» дозе)?

Мы — крошечная ветка древа млекопитающих, запоздалое дополнение. Природа была задумана вовсе не для нас. Стивен Джей Гоулд

Не застряли ли мы на некой переходной стадии и не является ли наша жизнь всего лишь какой–то фазой, подобной промежуточной ступени между рыбой и лягушкой, выходом из воды на сушу в период кризисного момента эволюции? Понадобится ли нам развить у себя какое–то новое веко, чтобы выдержать ослепительный свет, который ждет нас впереди, или новый тип легких, чтобы быть в состоянии вдыхать более плотный воздух?

Должны ли мы вернуться к перепончатым конечностям, чтобы иметь возможность передвигаться в тех условиях, что возникнут после выхода океанов из берегов?

Какие органы нашего тела начнут усиленно развиваться и приведут нас к новому этапу нашей судьбы? Какой новый, приспособившийся к изменившимся условиям существования вид появится на свет в результате всех этих наших затруднений?

И какая сила выбросила нас на берег этой эпохи, жаждущих воздуха, захваченных врасплох между тем, что мы есть, и тем, чем нам предстоит стать? По какому недоступному для нашего понимания плану мы оказались скроенными таким вот образом, мечущимися между чувством собственной важности и сомнениями? Какова наша роль в многовековой истории жизни? Ученый Роберт Ардри высказывает такую догадку:

Мы — выпавшее звено.

Здесь нам следует сделать паузу. Похоже, что между несколькими членами нашей бродячей труппы разгорелся спор. Кое–кто из философов и ученых стал дискутировать по поводу того, дано ли нам когда–либо узнать, что мы собой представляем. Клоун, прислушивающийся к этой пере — [171] палке, пародирует ее участников. Дзэнский учитель отвешивает клоуну поклон. Затем дзэнский учитель спрашивает: «Не справедливо ли следующее: мы — это то, чем мы питаемся?» Услышав это, Шутник закатывает глаза и говорит: «Если вы — это то, чем вы питаетесь, зачем тогда быть овощем? Почему бы не съесть человека, который умней и красивей, чем вы?» Как ни удивительно, но Шутник не получает удара палкой за эту реплику.

В надежде, что найти ответ может помочь более панорамный взгляд на происходящее, астроном советует нам проложить дорогу в космос, с тем чтобы посмотреть на людей с высоты небес. Известно, что чем дальше мы от себя отдаляемся, тем более маленькими мы кажемся; быть может, это и позволит нам увидеть общую схему. Возможно, мы сумеем обнаружить некий ключ к разгадке нашего существования во Вселенной.

Конечно, жить на планете — значит жить и во внешнем пространстве. Стоит нам оторваться от земли, и мы сможем увидеть многое по–другому. Действительно, один из лучших видов Земли открывается из космоса. Как только мы поднимемся достаточно высоко, мы перестанем видеть мертвых животных на обочинах дорог, пустые банки из–под пива в реках, искаженные злобой лица городских жителей. На земле не будет видна грязь. Земля не будет даже выглядеть «земляной». Она будет похожа на мраморную бусинку или на влажноватый голубой шарик жевательной резинки.