Воссозданный (ЛП) - Хоук Коллин - Страница 49

- И ты пошел искать рога, - сказал Осирис.

- Да, и после этого я нашел сломанное тело учителя. Он еще был живым. Я рухнул рядом с ним и попросил выпить из фляжки с водой, но было очевидно, что он вряд ли выживет. Он уже потерял почти всю кровь. Его нога была оторвана, ее утащили. Он бы сделал перевязку из обрывка ткани, но я ничего не мог поделать. Совсем. Мои попытки лишь продлевали его страдания. А пока я звал бы братьев, он уже умер бы. Да и если бы я его оставил, его проглотили бы, а это было недопустимо.

Что-то сломалось в Тие.

- Ты не можешь врать, пока сердце взвешивают, значит, веришь, что это правда. Но ты винишь себя в его смерти. Почему? – спросила Маат.

Астен не сразу ответил. Его взгляд был далеким, словно он вспоминал ужасную сцену, и я не представляла, сколько раз за века он так делал.

- Он пытался говорить, - тихо сказал Астен. – Но ни слова не сорвалось с губ. Но я знал, чего он просил. Его глаза молили меня помочь. Учителю нужно было чудо. И вы спрашиваете, почему я виню себя? – пылко сказал Астен. – По моей вине он был там. Я хотел рога. Я разозлил шакалов. Не Амон. Не Ахмос. Я. И глядя в его жалостные глаза, я решил. Взяв его за плечо, я прошептал: «Простите», прижал ладонь к его лбу, вытащил кинжал и перерезал ему горло. Остатки его жизни вытекли на мои руки, - Астен потряс ладонями, глядя на них, в его глазах стояли слезы. Коснувшись трясущимися пальцами дрожащих губ, он закрыл глаза и глубоко вдохнул, словно пытался отогнать ужас, преследующий его. – Он быстро умер, - сказал он, совладав с голосом. – А потом я получил свой трофей и спрятал рога в кустах, вернулся к братьям. На следующее утро мы услышали, что учитель пропал, и я ощущал лишь страх, что меня поймают, стыд, ведь я был виноват. Они бы нашли его тело и увидели рану на шее, поняли бы, что это сделал человек. И искали бы убийцу.

Голос Астена дрожал от эмоций.

- Они не нашли его, животные обезобразили его до неузнаваемости, - его тело отяжелело от сильного вдоха, он всхлипнул с вздохом, но это было похоже и на смешок. – Хотите знать, что я чувствовал? Облегчение! – прокричал он с отвращением к себе.

Слезы стекали по щекам, я представила юного Астена. Сердце болело за него.

Он все качал головой.

- Печаль потери учителя была так же важна для меня, как и то, что меня не поймали. Это так. Меня поглощала вина, но я был спасен. Я сохранил секрет. Когда я пошел к волшебнице и рассказал ей, что случилось, женщина расхохоталась и сказала, что кровь невинного, запятнавшая рога, сделает ее заклинание только мощнее.

- Так ты дал матери зелье? – спросила Маат.

- Да, - Астен вытер ладонями глаза с силой. – Только это я смог ей дать. Хотя бы это.

- Этот ответ подходит и к другому вопросу, - сказала Маат.

- Да, - признал Астен. – Я помню ваши вопросы, Маат. Остались: «Брал ли я то, что мне не принадлежало?» и «Скрывал ли я правду или обманывал кого-то?». На оба вопроса ответ – да.

Если Маат и была потрясена, она не показывала этого, а терпеливо ждала объяснений Астена.

- Когда мне было десять, старая кормилица, что заботилась обо мне маленьком, была при смерти. Моим долгом было посещать ее. Когда я подошел к ее кровати, она отогнала всех слуг и поведала мне свой маленький секрет. Она сказала, что когда ее позвали заботиться о малыше царицы, принц был очень болен. Одним утром она подошла к его колыбели и обнаружила, что он мертв. Она запаниковала и обратилась к богам, чтобы они вернули малышу жизнь. Это не сработало. Замаскировавшись, она завернула ребенка в тряпку и бросила его крокодилам, а потом встретилась со служанкой, у которой был сын того же возраста, и предложила ей богатства из сокровищницы царя в обмен на ребенка. Она сделала так, чтобы спасти свою жизнь, которой лишилась бы, если бы узнали, что принц погиб под ее опекой. Служанка согласилась. И я – тот ребенок. Старая кормилица вскоре после этого умерла, забрав свой ужасный секрет в могилу. А я когда узнал правду, она пытала меня. С годами у меня появилась паранойя. Каждого слугу, смотревшего на меня, каждого торговца, что слишком долго смотрел в мое лицо, прогоняли от меня. А как-то раз пришел самопровозглашенный дядя и потребовал деньги за молчание. Он заявил, что знает, кто моя настоящая мать. Я бросил его в темницу. После нескольких месяцев голода он сказал, как найти мою настоящую семью. Я замаскировался и пошел к ним жарким вечером. Я следил за ними, узнал, что мужчина – мой настоящий отец – был пьяницей. Он плохо обращался со своей женой и другими детьми, моими сестрами. Вскоре прошел слух, что моя семья погибла. В пьяном гневе отец убил мать, а детей продал разным торговцам, чтобы оплатить выпивку. Но я снова не чувствовал гнева. Как и печали. Я чувствовал сладкое облегчение. Мать и сестры не будут искать меня. Их нет.

- О, Астен, - сказала я, потянувшись к нему, но он отпрянул.

- Я никак не помог ей. Моя настоящая мать умерла из-за моего страха. Моя трусость все эти годы была моей тенью. Мальчик, принц, исчез, и на его месте остался двойник, подменыш, которого никто не любил, никто не хотел, по которому никто не скучал. Когда я умер, моей последней мыслью было, что я успокоюсь тем, что теперь не будет важно, чьим сыном я был.

Астен повернулся к застывшему на месте Ахмосу, на лице его был виден шок.

- Видишь, Ахмос? Я не твой брат. Я не тот, кому суждена была эта работа, - он посмотрел на Анубиса. - Я подделка. Когда я признался в этом Анубису, когда он забрал нас, чтобы объяснить новые роли, он сказал, что слишком поздно. Он уже наделил меня силами. Пути обратно не было, - Астен поднял руки ладонями вверх, словно жертвовал собой на поле боя. – Я был сыном каменщика, - он выплюнул слово, - взращенным царем и царицей, который даже в конце смертных жизней не знали, что их сын был подделкой.

Взглянув на меня, Астен сказал:

- Потому я так хотел помочь царице, женщине, которую звал Матерью, хотя она не была ею для меня, получить другого ребенка. Хотя ведьма, что помогла с зельем, говорила, что цена… была немыслимой, у меня не было выбора. Тогда мне казалось, что если у нее будет другой сын, я смогу тихо исчезнуть, а он будет править. Теперь вы знаете всю эту грязную историю, - Астен поднял руку и перечислил ошибки, загибая пальцы. – Я врал. Обманывал других почти всю жизнь. Убивал. Был эгоистом. Стоял и ничего не делал, чтобы защитить родных. Я бросил невинного в темницу. Изгонял невинных. Занимал место принца, что должен был совершать великие дела. И каждый час каждый день я боялся это потерять. Меня зовут Сыном Египта, принцем Уасета, но я недостоин этих титулов. Мои братья – серебро, но я – камень. Они – высокие кедры, а я – обычный явор.

Я закрыла рот ладонью, чтобы подавить всхлип. Как мог Астен скрывать это в сердце все это время? Он хорошо носил маску. Я бы никогда не догадалась о его темных помыслах. О том, что скрывает его самоуверенная ухмылка.

- Что-нибудь еще? – спросила Маат с бесстрастным видом.

Астен задумался на миг и кивнул.

- Мы говорили об истинном имени Амона, я же своего даже не знаю. Как назвала меня родная мать? Какое наследство у меня могло быть, если мать отдала меня за деньги, а отец продал детей? Я – лишь притворство. Свое чудовищное наследство я использовал, чтобы выстроить стену лжи такой высокой и прочной, что ее никак не сломить.

Эхо его слов утихло, и в комнате остались лишь звуки наших дыханий. Меня отвлек тихий звук движения весов. Маат посмотрела на них и сузила глаза, изучая движение. Я задержала дыхание, чаши поднимались и опускались, а потом замерли, и сердце было на несколько дюймов ниже пера. Намного ниже, чем было сердце Амона.

Я хотела что-то сказать, возразить, защитить Астена, рассказав Маат обо всем хорошем, что видела в нем, но Маат предугадала мой порыв и вскинула в предупреждении палец, заставив меня замолчать. Вместо вынесения приговора или вопросов к Астену она повернулась к Анубису.