Кто спасет заложницу? - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/28
• Следующая

– А там хорошо, на Маврикии?

– Хорошо. Но мне уже немного надоело, захотелось в Европу. И в Москву… Как же она изменилась, просто не узнать, я уезжал из какого-то грязного захолустья, а теперь это шикарный европейский город, настоящая столица.

– Ну, не во всем еще, – заметил Юрий Афанасьевич.

– На первый взгляд, во всяком случае, так кажется… Вот, Гошка, летом приедешь ко мне в Германию, я тебя покатаю по Европе, сам все увидишь…

– Значит, ты не забыл? – тихонько спросил Гошка.

– Как я мог забыть? Что ты…

И они умолкли, устыдившись обуревавшего их сильного волнения. Юрий Афанасьевич деликатно молчал. Между тем начинало темнеть.

Спустя несколько минут Юрий Афанасьевич спросил:

– Георгий, скажи-ка мне, дружок, что это за история? Поподробнее, ладно, а то я не очень врубился.

Гошка постарался рассказать только самое необходимое.

– Значит, эта дамочка – зубной врач? – хохотал Юрий Афанасьевич. – Знал бы раньше, ни за что не согласился бы ехать. Ненавижу зубных врачей.

– Так она же там без бормашины! – засмеялся Гошка.

– Если хотите знать, бормашина – дело далекого прошлого. Неужто у вас в России до сих пор терзают людей бормашиной? – ужаснулся Андрей Иванович.

– Ничего подобного! – вступился Гошка за честь родной страны. – У нас тоже пользуются ультразвуком.

– Не везде еще, к сожалению, – вздохнул Юрий Афанасьевич.

– А она как, красивая, эта дама? – поинтересовался Андрей Иванович.

– Красивая, – уверенно кивнул Гошка. – Только уже немолодая, лет тридцать.

Андрей Иванович и Юрий Афанасьевич громко захохотали.

– Эх, Георгий, тридцать лет – самый расцвет.

– Вы прямо, как наша Маня, она обожает в рифму говорить.

Гошке вдруг стало так хорошо, так уютно с этими двумя мужчинами и даже показалось, то все обязательно кончится хорошо. Просто иначе и быть не может, если отец рядом.

Наконец они свернули на проселочную дорогу, ведущую к Чистоплюйке. И вскоре Карен затормозил. Заметив это, притормозил и Юрий Афанасьевич.

– Приехали, что ли?

– Вроде да, – неуверенно ответил Гошка.

Было уже почти темно.

– Хорошо, что темнеет, – проговорил Юрий Афанасьевич. – В темноте легче…

– Конечно, – согласился Гошка. – Главное, чтобы Цезарь взял след.

Они вылезли из машины. Зорик уже сунул под нос Цезарю тапки Елизаветы Марковны.

– Ищи, Цезарь, ищи!

Пес принялся обнюхивать землю.

– Карен, а ты уверен, что это то самое место? – спросил Гошка.

– Да, – твердо ответил Карен.

Цезарь продолжал нюхать землю, а потом вдруг рванул так, что Зорик едва удержался на ногах.

– Есть! – воскликнул Леха.

И они все устремились за собакой.

– Да, псина серьезная, – заметил Юрий Афанасьевич.

Внезапно Цезарь остановился, нервно обнюхивая какой-то клочок земли.

– Андрей, послушай, – негромко сказал Юрий Афанасьевич. – Может, нам самим, а?

Возьмем Карена, а этих мелких у машин оставим?

Это услыхал Леха.

– Ну нет! Еще чего! – возмутился он. – И потом, докторица вас не знает. И вообще… Не бойтесь, мы свое дело знаем.

Андрей Иванович только рукой махнул.

– Ладно, я не против. Только, ребята, чур на рожон не лезть. Договорились?

– Сами понимаем, не вчера родились, – буркнул Леха. – А то хитренькие, мы все раскопали, и нас теперь в сторону…

Цезарь опять рванул вперед.

Продравшись сквозь густые заросли, они неожиданно очутились на неширокой тропке, вившейся между деревьями.

– Ага, дорожка тут протоптана, но, видать, только для своих, – заметил Юрий Афанасьевич, светя фонарем.

На шестерых у них было четыре фонаря. Три предусмотрительно захватили Карен с Зориком, а один был в машине у Юрия Афанасьевича.

Внезапно Цезарь тихонько тявкнул. Зорик посветил фонарем, нагнулся и что-то поднял с земли.

– Смотрите!

На ладони у него лежал бархатный бантик с жемчужинкой посредине.

– Это, кажется, заколка для волос, – определил Карен.

Гошка сразу вспомнил, что пышные волосы Елизаветы Марковны на затылке скреплялись именно такой бархатной бабочкой.

– Это ее заколка, я точно помню! Леха, помнишь?

– Ага. Точняк. Значит, она здесь, Елизавета наша.

– Уже неплохо, – заметил Юрий Афанасьевич.

Они двинулись дальше.

– Стоп, – скомандовал вдруг Андрей Иванович. – Кажется, я вижу свет.

– Где? Где?

– Значит так, дети мои, шутки кончились, – неожиданно строго произнес Юрий Афанасьевич. – Теперь будем действовать очень и очень осторожно. Ступать как можно тише, не болтать, не курить и вообще вести себя тише воды, ниже травы. Понятно? И не спорить. Беру командование операцией на себя. Андрюша, не возражаешь?

– Нисколько.

– Вот и ладушки. Пошли!

У Гошки от волнения даже живот заболел.

Теперь, когда было точно известно, что Елизавета Марковна здесь, его уже трясло от нетерпения. Только бы застать ее живой и хотя бы не очень изуродованной… И еще он понял, почему Юрий Афанасьевич радовался темноте. Свет в окошке был прекрасным ориентиром.

– Зорик! – тихонько позвал вдруг Юрий Афанасьевич.

Тот обернулся.

– Пес у тебя не залает не вовремя?

– Нет.

– Может, наденешь на него намордник?

– А если надо будет спустить его на бандитов? Я могу не успеть снять намордник. Пусть так идет. Он не залает, ручаюсь.

– Ладно.

– Вот мы и пришли, – прошептал Леха.

В самом деле, впереди метрах в двадцати, они увидели рубленый дом, в котором светилось небольшое оконце. Почему-то Гошке вспомнилась песня: «В низенькой светелке огонек горит, молодая пряха у окна сидит». Только у окна сидела не молодая пряха, а какой-то мужик.

– Андрей, – едва слышно позвал Юрий Афанасьевич и сделал ему какой-то знак. – А вы ждите нас тут, – проговорил он не терпящим возражений тоном.

И они вдвоем неслышными тенями метнулись к избушке.

– Класс! – выдохнул Леха, немедленно решивший стать десантником. Окно было открыто. Андрей Иванович и Юрий Афанасьевич затаились по обеим сторонам окна.

«Интересно, где второй мужик, – думал Андрей Иванович. – Спит?» И словно в ответ на его мысли раздался голос:

– Все, спеклась наша дамочка.

– Задрыхла?

– Ага. Без задних ног.

– Сама? Или ты ей помог?

– Да нет, сама. Просто вдруг сомлела. А чего зря ценный препарат изводить? Она и так никуда не денется. Ночью в лесу-то. Из подпола тем более.

«Ага, понятно, – сообразил Юрий Афанасьевич. – Женщина в подполе спит естественным сном, то есть, если ее разбудить, она будет в сознании и сможет идти своими ногами. Уже хорошо. Интересно, у этих придурков есть оружие?»

– А бабенка-то ничего себе, фигуристая, – произнес один из бандитов. – Только пугливая очень, как пушку увидала у тебя, так и сомлела…

– Понятно, оружие у них есть…

– Нет, Валерыч, мне такие бабы не нравятся. Я люблю, чтоб ноги от ушей.

– Знаю, знаю, Федюня, ты на моделек западаешь… Ладно, не к ночи такие разговорчики, нам эту бабу трогать не ведено… И вообще, пошли спать, я устал, как… Не люблю я эти лесные чащи, хуже нет для меня. Я тут, как слепой кутенок… Вот в городе жизнь, а эту природу я в гробу видал. Вон, еще апрель, а мошкары уже налетело…

– Теплынь потому что, нет, ты не прав, друг, воздух-то какой, его пить можно.

– Пить? – заржал Валерыч. – То-то, я гляжу, ты один воздух пьешь. Не с него ли ты алкашом сделался?

– Я, Валерыч, не алкаш, я просто вообще жизненные радости люблю, понимаешь?

– Понимаю, понимаю. А поспать, это, по-твоему, тоже жизненная радость?

– Еще бы, тем более на свежем воздухе… Ты подпол-то запер?

– А как же.

– Тогда давай ложиться, что ли…

– Ложись, а я еще до ветру схожу.

Прошло еще несколько минут, свет погас, вблизи было видно, что горит керосиновая лампа. Электричества в домике лесника явно не было. Потом открылась дверь, и один из бандитов вышел на крыльцо, спустился и прошел несколько шагов. И тут две черные тени метнулись к нему и заломили руки за спину, так что он и пикнуть не успел. Ему живо скрутили руки и всунули в рот кляп.

• Предыдущая
• 25/28
• Следующая