Западня - дю Террайль Понсон - Страница 53

– Я не могу назвать вам своего имени, но поскольку вы, по вашим же словам, меня спасли, то в довершение оказанных мне благодеяний соблаговолите сказать…

– Что?

– Существует ли из этого подземелья выход.

– На этот вопрос, любезная моя дамочка, я смогу ответить только после того, как узнаю, с кем имею дело. Вы должны понимать, что я, раненый, живу в этом мраке не ради удовольствия, и поэтому не могу раскрыть секрет, который может стоить мне жизни.

Услышав эти слова, Кадишон подумала, что оказалась рядом с каким-нибудь несчастным, который, подобно ее мужу, нашел в этих руинах пристанище, укрывшись от незаслуженных жизненных невзгод.

– Вы тоже здесь прячетесь? – воскликнула она.

– Да, я тоже, – с ухмылкой ответил голос, – и ваши слова наводят меня на мысль, что не я один нашел здесь приют.

На несколько мгновений стало тихо.

– Послушайте, – вновь заговорил голос, – вы мне доверяете?

Этот вопрос поставил Кадишон в тупик. Она умолкла.

– Какой же я глупец! – вновь с ухмылкой заговорил голос. – Как вы можете мне доверять? Позвольте спросить, не согласитесь ли вы проследовать за мной в укромное местечко, где мы сможем увидеть друг друга и поговорить подальше от любопытных взглядов и ушей.

– Как вы сказали? Каких еще любопытных взглядов и ушей?

– Я имею в виду нескольких хлыщей, которые ради своего удовольствия решили осмотреть мое… простите, наше с вами пристанище.

Кадишон полностью пришла в себя. Она подумала, что с ее стороны будет умнее не обмолвиться ни словом о муже и его четверых спутниках.

– Я готова последовать за вами туда, куда вы намереваетесь меня отвести.

– Тогда хватайте конец этой веревки и следуйте за мной.

Кадишон сделала так, как он просил, почувствовала, что веревка в ее руках натянулась и пошла вперед. И тут же немало удивилась, осознав, что человек, с которым она говорила, не идет впереди, а ползет.

Изумиться еще больше она не успела – по прошествии пяти-шести минут собеседник сказал: – Вот мы и на месте, подождите, сейчас здесь станет немного светлее.

Женщина услышала, что ее спутник стал высекать с помощью огнива огонь и несколько мгновений спустя свет коптящей лампы озарил угол подземелья, в котором она первым делом увидела смятый соломенный лежак.

Кадишон тут же стала искать глазами человека, который привел ее сюда, но так никого и не увидела. И вдруг внизу, прямо у ее ног вновь раздался тот же голос.

– Андюс! – воскликнула Кадишон, узрев жуткого безногого калеку, рухнувшего на свое соломенное ложе.

– Вы меня знаете? – спросил тот, пораженный до глубины души.

– Да, мне доводилось вас пару раз видеть.

– Да? Погодите-ка, я ведь вас тоже знаю, по крайней мере, мне приходилось вас встречать.

И он сел на своем лежаке, чтобы присмотреться к ней повнимательнее.

– Ну да, я вас знаю, – прошептал он, – и голос этот я тоже слышал, только вот где?

Он глубоко задумался. Кадишон, встревоженная и удивленная, хранила молчание.

Вдруг безногий хлопнул себя по лбу.

– Ну да! – воскликнул он. – Вы же Кадишон, Высокая Кадишон, любовница гренадера Жана-Мари.

– Его жена! – сказала женщина.

– Пусть жена, мне все равно.

– Где же вы меня видели? – спросила молодая женщина.

– Дорогая моя, – ответил Андюс, переходя на фамильярный тон, – если бы я был человеком злопамятным, то заставил бы вас сейчас дорого заплатить за мои ноги.

– Что вы хотите этим сказать? – встревоженно спросила Кадишон.

– В том, что я лишился их и стал калекой, виноват ваш муж, – ответил Андюс.

– Не может быть!

– Вы помните трех агентов полиции, которые бросились в погоню за Жаном-Мари в тот день, когда он совершил свой дерзкий побег, и обнаружили его в небольшом домишке в Бегле?

– Да, помню.

– Тогда вы, вероятно, не забыли, что одного из них чуть не сожрал пес мясников, которого взял с собой гренадер.

– Да, этого агента звали Жозеф.

– Это был я.

– Вы?

– Да. Я совершенно открыто и, не питая ни к кому ненависти, хотел схватить Жана-Мари и передать его в руки правосудия. Латур и Жак, которые были со мной, не выполнили свой долг, и я на них донес. Но вместо того, чтобы арестовать их, начальство выплатило им вознаграждение, а меня лишило даже материального пособия, в котором я так нуждался. В больнице доктора отрезали то, что осталось от моих ног. Испытывая ко всему отвращение, озлобленный и разъяренный на полицию, я, чтобы отомстить, решил сделаться врагом общества и сразу после выздоровления стал главарем местной шайки бандитов, которых хорошо узнал, неоднократно их выслеживая.

Кадишон понятия не имела, как себя вести перед лицом этих откровений. В ее сердце поселилась смертельная тревога.

«Этот человек, должно быть, затаил против меня и Жана-Мари лютую ненависть. – думала она. – Да, Андюс спас мне жизнь, но уже очень скоро может в этом раскаяться и, как он только что сказал, заставить меня заплатить за потерянные ноги».

Бандит хранил молчание и, казалось, размышлял.

«Лишь бы он не узнал, что муж тоже прячется в этом подземелье…»

– Я должен был повстречать вас раньше, – промолвил бывший агент полиции, перекрасившийся в разбойника.

– Почему это?

– Потому что совсем недавно видел вашего мужа.

– Моего мужа! – воскликнула Кадишон, вовсю стараясь изобразить на лице удивление.

– Ну да, Жана-Мари. Неужели вы думаете, что такой полицейский, как я, может обознаться? Хотелось бы знать, что он делал в той галерее в сопровождении этих франтов, составлявших его эскорт.

Кадишон ничего не ответила.

– Вы боитесь, что скомпрометируете его и себя, если расскажете мне правду? – спросил Андюс.

Молодая женщина и на этот раз отделалась молчанием.

– Это заблуждение, – продолжал бандит. – Во-первых, я не в состоянии навредить Жану-Мари и не могу выдать его, не погубив себя. К тому же я больше не питаю к нему злобы. Теперь у меня появился другой предмет ненависти. Эту ненависть – жгучую, ужасную и нетленную – я перенес на общество, которое меня позвали защищать, но которое в обмен на те услуги, которые я хотел ему оказать, обошлось со мной самым скверным образом. Поверьте, Жану-Мари нечего меня бояться. Моя злоба к нему иссякла, и поскольку он изгнанник, то я скорее его защищу, если, конечно, у меня будет такая возможность.

Закончив свою речь, Андюс застонал, повалился на свой соломенный лежак и сказал: – Мне ужасно плохо! Как же я страдаю!

Услышав его стенания, Кадишон не смогла подавить в своей душе чувство сострадания. Человек, который лежал перед ней, когда-то желал ей смерти, но сейчас претерпевал мучения, причем жестокие, судя по этому крику боли.

– Что с вами? – спросила она. – Вас ранили?

– Да.

– Кто?

– Один негодяй. Я его вырастил, полностью на него положился, а он за это вонзил мне между ребер кинжал и бросил в воду.

– Семилан.

– Его вы тоже знаете?

– Приходилось слышать.

– В таком тумане, который был в тот вечер, мне лишь чудом удалось добраться вплавь до берега Гаронны.

– Вплавь? – переспросила Кадишон, в изумлении констатируя взглядом отсутствие у Андюса ног.

– Да. Я очень быстро научилась ходить на руках, с их же помощью мне приходится и плавать. Это не так трудно, как может показаться, при том, однако, условии, что у тебя нет ног. Я укрылся здесь, в этой галерее, о которой Семилан ничего не знает.

Тут бандит понизил голос, прислушался и прошептал:

– Погодите-ка, я слышу какие-то странные звуки.

С этими словами безногий калека решительно поднялся со своего убогого ложа и ползком, помогая себе руками, бросился во мрак подземелья.

Кадишон осталась одна. Мысль о том, что ее могут бросить в этом безрадостном склепе повергла ее в ужас. Андюс ее больше почти не пугал, только вот вернется ли он? Какая блажь заставила его расстаться с ней?

На ее счастье, ждать Кадишон пришлось недолго – бывший полицейский вернулся уже через несколько минут.