Большая восьмерка: цена вхождения - Уткин Анатолий Иванович - Страница 28

В целях сохранения секретности в сообщениях американских дипломатов между собой, Мэтлок от руки писал сообщения, которые шли во Франкфурт-на-Майне. Оттуда сообщение телеграфом отправлялось в Вашингтон. Через Мэтлока, часто в это время беседовавшего с Добрыниным, вашингтонское руководство пришло к выводу, что Горбачев сделал внешнюю политику частью своей внутриполитической борьбы. Поэтому он связан сроками и спешит использовать свою «славу миротворца». Теперь Горбачев готов подписать договор о ракетах средней дальности до конца 1987 г., а соглашение по наступательному стратегическому оружию может быть договорно закреплено во время встречи на высшем уровне в конце 1987 г. в Вашингтоне.

Страны НАТО, далекие от горбачевских экстравагантностей, ощутили новые возможности. 11 декабря 1986 г. они призвали начать переговоры, которые были направлены на то, чтобы ликвидировать диспропорцию в соотношении основных видов обычных вооружений в зоне между Атлантикой и Уралом. Горбачев, гордый своей энергией и редкостно несамокритичный, начал подавать сигналы, которые привели к началу переговоров о сокращении обычных вооружений в Европе в следующем году.

Тогда, в конце 1986 г., ситуация в СССР казалась гораздо более стабильной, чем в США, сотрясаемых скандалами «Иран-Контрас». В декабре 1986 г. Горбачев вызволил академика Сахарова из г. Горького. Вскоре были освобождены полторы сотни политических заключенных.

У американцев растет желание иметь сепаратные отношения с видными советскими чиновниками. Устанавливается связь Кампелман-Воронцов в Женеве. Фрэнк Карлуччи приложил немало сил, чтобы создать такой сепаратный канал в отношениях с Анатолием Добрыниным. Американская сторона при этом вовсе не хотела быстрого разрешения узла противоречий в Афганистане. Медленное кровопускание Советской России ее устраивало. Более того, это очень радовало американское руководство — как и удивительно неумная сверхреакция советской стороны на Стратегическую оборонную инициативу. Словно Бог лишил русских ума — они готовы были на все, лишь бы замедлить авантюристическую (и, как позднее оказалось, нереалистическую) систему американской «обороны из космоса». Кто в Кремле так ревностно и тупо верил в чудеса точечных ударов из космоса по летящим со сверхзвуковой скоростью ракетам?

И непонимание того, кто друг, кто враг. Почитать советских переговорщиков и политиков — так одним из наиболее «близких и симпатичных» будет выглядеть Джордж Шульц. Но стоит окунуться в его мемуары, и вы не найдете ни слова симпатии к советской стороне, к партнерам Шульца, к России. Показателен визит Шульца в Москву (горячее советское приглашение) в конце января 1987 г. (Юлий Воронцов намекнул, что и по СНВ и по ракетам средней дальности могут быть вскоре достигнуты эффективные соглашения). На встрече представителей основных заинтересованных ведомств Шульц получил последние указания относительно курса, которого следовало придерживаться в Кремле.

А в Центральном Комитете развернулась подлинная борьба сторонников нового «ускоренного» курса и приверженцев постепенного развития. Горбачев видел свой шанс в увеличении числа своих сторонников и в ослаблении оппозиции. Кандидатом в члены Политбюро стал великий путаник и двурушник А.Н. Яковлев. Секретарем ЦК КПСС стал старый знакомый Горбачева А.И. Лукьянов. Недовольный темпами своей верхушечной перестройки, генсек Горбачев пошел на инициативу, о которой он еще искренне пожалеет. Он не желал дожидаться следующего съезда (1991 г.) и предложил созвать в следующем году (в 1988 г.) партийную конференцию.

Поразительная самонадеянность Горбачева сказалась в декабре 1986 г. в назначении вместо Кунаева главой Коммунистической партии Казахстана Колбина, никогда не работавшего и не жившего в Казахстане. Так Горбачев хотел разрушить взаимосвязи местных кланов. Его полная слепота в национальных вопросах не могла быть продемонстрирована более убедительно, чем в ходе данного назначения. Борьба против алкоголя привела к закрытию винодельческих хозяйств в Нагорном Карабахе с преимущественным армянским населением. Наступившая безработица обострила существовавшие здесь всегда национальные проблемы. Горбачев же бездумно прилагал силу Центра, не видя особой опасности в национальных вопросах, о чем впоследствии ему пришлось горько пожалеть.

Борьба за мир перестала для Горбачева означать только сохранение безопасности и жизнедеятельности своей страны; она стала полем повышения его международного престижа, «конвертируемого» внутри страны в образ вождя, по сравнению с которым блекнут все так называемые мировые лидеры. Поскольку уступки Горбачева стали феноменальными, удивление его широтой и смелостью обрело абсолютно искренний аспект (возможно ли такое вообще?) и эта — в конечном счете губительная — дорожка открылась перед Горбачевым во всей сладости.

Горбачев достаточно быстро определил приятное различие между главенством в «империи зла» и ролью законодателя мировой моды, ролью своего рода «мировой совести». Новый социалистический римский папа имел и невиданное количество дивизий, и новоприобретенный моральный авторитет. Отступать в мир полутемной обкомовской склоки? Играть роль неловкого постреволюционера, покушающегося на блестящую западную цивилизацию? Гораздо более масштабным было в порыве самоотчуждения «обогнать» эту самую цивилизацию, срывая овации и цветы неожиданного мессии мира. Кто бы не польстился? Для того, чтобы устоять, нужно было иметь зрелое мировоззрение, внутреннюю свободу, стратегию осознающего свою роль политика. Было ли это у обкомовца-сельскохозяйственника, принятого в Политбюро на смертельную роль ответственного за невыполнимые задачи подъема агросектора, чудом ускользнувшего от планиды Кулакова, Полянского и прочих жертв безвыигрышной задачи устоять на посту ответственного за советское сельское хозяйство.

Быть в фокусе мирового внимания можно было только постоянно удивляя мир. За это Горбачев в 1987 г. и принялся. Скажем, такой трезвый наблюдатель, как Раймонд Гартхоф, признает, что речи лидера советских коммунистов теперь безусловно поражали¹¹⁷.

В январе 1987 г. «Горби» назначает на пост ответственного за переговоры по стратегическим вооружениям заместителя министра иностранных дел Юлия Воронцова. В ответ неловкий Рейган просто повышает прежнего своего переговорщика Макса Кампельмана на ступеньку выше. Очко в пользу СССР и Горбачева. Овации и панегирики. Не останавливайся, Михаил! В конце февраля 1987 г. Горбачев предложил ликвидировать все советские и американские ядерные силы средней дальности в Европе, не привязывая эту ликвидацию ни к чему, ни к стратегическим вооружениям, ни к ядерным силам Англии и Франции, ни к Стратегической оборонной инициативе (СОИ). СССР сохранит 100 ракет средней дальности в Азии, а американцы — на своей американской территории. СССР выведет также из Чехословакии и ГДР ракеты «меньшей, чем средняя» дальности.

Американские авторы совершенно справедливо и откровенно признают, что Горбачев капитулировал перед рейгановской позицией в Женеве 1985 года (и в более широком смысле перед американским предложением о нулевом варианте по ракетам средней дальности 1981 года), пойдя на уничтожение американских и советских ракет средней дальности в Европе. Рейган, с трудом веря в происходящее, приветствовал достигнутое тремя днями позже. Он приписал заслугу не горбачевскому новому мышлению, а западной непримиримости. И он, бросился «поздравлять наших союзников за их твердость в этом вопросе», обещая им, что «ничто не может быть важнее надежности наших обязательств в отношении НАТО»¹¹⁸.

Советская сторона уничтожала значительно больше ракет и пусковых установок, чем Соединенные Штаты. Многие другие натовские установки среднего радиуса действия, такие, как крылатые ракеты морского базирования, относительно небольшие британские и французские баллистические ракеты морского базирования и французские ракеты наземного базирования, не подпадали под сокращения. Американцы должны были сократить ракеты средней дальности «Першинг-2», которые по американской классификации не достигали Москвы (советская сторона утверждала, что радиус их действия позволяет им достигать Москвы; такое завышение способностей сокращаемых ракет радовало американцев. Зачем это нужно было советской стороне, завышающей объем «жертв» противостоящей стороны?