Красная Армия (ЛП) - Питерс Ральф - Страница 14

Ромилинский поднял глаза. Шилко знал его достаточно хорошо, чтобы понять: за маской дисциплины скрывалась сильная напряженность.

— Товарищ подполковник, — сказал Ромилинский. — Как бы мы не делали, расчеты не сходятся. Посмотрите. Если мы выполняем каждую огневую задачу согласно нормативу, плюс расчетное оказание огневой поддержки по запросам войск, нам не только придется за сутки израсходовать больше снарядов, чем нам выделили на трое, но и физически не сможем выпустить столько. Командование дивизии требует невозможного. Они не знают, как работать с нашими системами и считают, что достаточно просто дать приказ, чтобы мы перепахали огнем хоть Луну.

— Хорошо, Василий Родионович, мы сделаем все возможное.

— Если мы будет полностью выполнять поставленные задачи, обеспечивая заданную плотность огня, достигая заданной вероятности подавления или уничтожения целей в каждой из поставленных нам задач, то ничего не выйдет. Расчеты не сходятся.

— Каждый хочет тяжелой артиллерии… — Сказал Шилко. Затем, уже более серьезным тоном спросил: — Но мы способны выполнить все задачи, входящие в план артиллерийской подготовки?

Ромилинский кивнул.

— Да, мы сможем.

— А остальное, — сказал Шилко. — Всего лишь вероятность.

— Но мы должны, хотя бы минимально, учитывать все вероятности.

— Не беспокойтесь. Как-нибудь справимся. Тем более, если у нас останутся нерасстрелянные снаряды, с учетом тех, что нам завезли вчера, нам не хватит транспорта, чтобы перевозить их, когда мы двинемся за остальными частями.

— Но что делать, с тем, что мы не сможем выпустить столько снарядов в установленные сроки?

Шилко оценил нервный энтузиазм Ромилинского. Он любил, когда его начальник штаба так обо всем беспокоился.

— Я верю в вас. — Сказал Шилко. — И вы заставите все это работать, Василий Родионович. Теперь скажите мне, Давыдов наконец-то вытащил свою батарею из грязи, или нет?

Ромилинский улыбнулся. Между ним и Давыдовым существовало некоторое соперничество, и Шилко знал, что начальник штаба был доволен трудностями Давыдова. И был рад помочь. Желательно так, чтобы это видело как можно больше людей.

— Его батарея на позиции. Но сам он не в духе. Я его немного попугал — «вы знаете, когда в грязи застревает одно орудие, это может быть несчастным случаем. Но когда застревает целая батарея, это уже больше похоже на саботаж». А он до сих пор не может отойти.

Улыбка мгновенно исчезла с лица Шилко. Он искренне не любил их позицию. Местность, в которой они располагались, была немецкой версией белорусских болот. Всегда требовалась повышенная осторожность, а были и места, где вообще нельзя было сойти с дорог. Ценные маленькие островки твердой земли были забиты под завязку. Орудия стояли вплотную друг к другу, а батареи могли разделять километры. И все равно они были не одни на этих болотах. Батальон химической защиты, который, к облегчению Шилко, представлялся совершенно бесполезным в надвигающейся войне, а также понтонно-мостовой батальон были направлены в эти низины. Здесь было столько металла, что, казалось, леса и луга проседают под его тяжестью. Шилко беспокоило то, что когда будет дана команда к наступлению, все это будет мешать друг другу. Насколько ему было известно, такое положение было вызвано как транспортными проблемами, так и отсутствием альтернативных мест развертывания. Накануне они с Ромилинским провели рекогносцировку в поисках запасных огневых позиций, и не нашли ни одного свободного участка земли. Сейчас он ждал прибытия группы артиллерийской разведки из дивизии, которой был придан его дивизион, которая должна была определить запасные позиции для его орудий. В тоже время, он утешал себя мыслью о том, что, благодаря дальнобойности своих орудий, его дивизион расположен далеко от фронта, и контрбатарейный огонь противника будет направлен в первую очередь на артиллерию, предназначенную для непосредственной поддержки войск. Однако было трудно оставаться спокойным, представляя, как его дивизион застрянет в промокших болотах и прочих дебрях ГДР и даже не сможет пересечь границу. Он понимал, что свободное пространство на дорогах будет поистине драгоценным.

С другой стороны, план артиллерийской подготовки был ему очень даже по душе. Несмотря на беспокойство Ромилинского, Шилко остался доволен, просмотрев план огневых задач, как он его называл «список подарков» для врага. Офицеры штаба дивизии, составляющие их под руководством ее командира и начальника ракетных войск и артиллерии, были профессионалами. Шилко весьма гордился сохранением традиционного профессионализма советской и российской артиллерии. В плане все было правильно: и огромная концентрация огня на ключевых участках фронта, на известных и предполагаемых расположениях резервов противника, и плотный огонь в поддержку наступающих войск, и даже, как подозревал Шилко, отвлекающие артиллерийские удары. План предполагал и активное перемещение огневых средств, чтобы в любой момент иметь поддержку там, где было нужно. Теперь оставалось только выполнить этот замечательный план.

— Что-нибудь еще, прежде чем начнется война? — Спросил Шилко. Он хотел спросить своим обычным мягким тоном, но слово «война» с ним никак не сочеталось. Когда могли навсегда решиться их судьбы, он принимал все слишком близко к сердцу.

— Мы получили еще одну партию дымовых снарядов. — Сказал Ромилинский. — И я до сих пор не понимаю, зачем возле них столько охраны. Это пустая трата сил.

Ромилинский говорил о новых аэрозольных снарядах, предназначенных для подавления систем наблюдения и целеуказания противника. Об их существовании и назначении давно было известно, но соответствующие органы все равно требовали, чтобы их охраняли так, как будто они являлись жизненно важной государственной тайной.

— Будьте терпеливы, — сказал Шилко. — Завтра мы их расстреляем, и больше не нужно будет их охранять. — Он давно отучился спорить с особистами. — Солдат накормили?

Ромилинский кивнул. У него была манера слишком размашисто кивать, как у лошади, желающей угодить хозяину.

— Конечно. Может быть, не лучшей едой за всю их службу, зато горячей.

Шилко был рад этому. Он всегда старался кормить своих солдат, как собственных детей, хотя это и создавало определенные трудности. Сейчас он не хотел, чтобы они шли в бой на голодный желудок. Еда в советской армии был легендарно низкого качества, но подсобное хозяйство его дивизиона было одним из лучших. Шилко, сам происходивший из крестьян, весьма этим гордился. В прошлом году они развели столько кур, что не только смогли увеличить нормы мяса на каждого солдата, но и заработать на продаже в другие части почти пять тысяч рублей. В результате в его дивизионе питание было лучше, чем в любом другом, хотя «на хозяйстве» было занято всего шесть солдат, впрочем, тщательно подобранных и имеющих опыт подобной работы. В бригаде достижения «огородников» Шилко были хорошо известны, о них даже как-то писали в военной газете, приводя их в пример. Это был звездный час Шилко как офицера и коммуниста.

Шилко погрузился во взгляды старого крестьянина. Партия… У него появилась привычка время от времени работать на гарнизонном огороде и в птичнике. Он слишком поздно понял, насколько любил землю, животных, вид растущего урожая и понимал, что настоящим его предназначением было стать земледельцем, как и его предки. Но пока он был молод, жизнь в колхозе казалась ему серой и беспросветной. Теперь, когда он занимался огородом, их замполит сильно нервничал. На словах Шилко хвалили за «труд в духе народного единства» и энергичное следование курсом партии. На деле, однако, он хорошо знал, что партийные активисты недоумевали, видя подполковника с лопатой и граблями. Наверное, они опасались, что и их могут заставить трудиться «в духе народного единства». Шилко опасался, что его действия сочтут проявлением Маоизма, несмотря на присущую ему аполитичность. Хотя Шилко двадцать лет был членом партии, он никогда не воспринимал это всерьез. Для него это был все равно, что носить форму. А теории были для него слишком сложны. Ему больше нравилось то, что можно было сделать своими руками