Сын Сталина - Земляной Андрей Борисович - Страница 1

– И чего вы, дорогой мой, этим добились?

Вопрос не был риторическим, и тот, к кому он обращался, задумался. А действительно – чего?

А спросивший тем временем продолжил:

– Ну, допустим, вы приняли у себя несколько тысяч особей немного раньше срока. А что это изменило в мировом масштабе? Крови прольется значительно больше, но результаты будут практически те же. Никто даже и не заметит разницы…

– Ну, положим… – не согласился второй, – вы же заметили…

– Заметил. И кому это интересно, кроме меня и вас? Эти, там, даже не поймут, что именно изменилось. Тем более что после ваших креатур – Канта, Ницше, Маркса, Энгельса, Бебеля и им подобных – кто бы удивлялся Красной Германии? Скорее удивлялись, что ее не было…

– Так я, выходит, просто подкорректировал ваш план развития? Выходит, я – на вашей стороне? Выходит, я работаю для вашей пользы? И какая же меня ожидает оплата?

– Оплата? – в этом вопросе зазвучала какая-то веселая злость на наглость собеседника. – Про оплату я ещё не решил, но расплату – гарантирую… – И после короткой паузы: – Что вы так вцепились в этих славян? Чем они вам так приглянулись?

– А чем вам так приглянулись англосаксы? – вопросом на вопрос ответил второй.

– Они верят…

– В доллар? В фунт стерлингов?

– Нет. Это всего лишь способ…

– М-да уж… До молебна в банке даже я не додумался, – и хриплый смех. – Славяне мне приглянулись тем, что они как раз не верят ни в доллар, ни в рубль, ни в йену. Они верят в себя… И ещё немного – в Великое…

– Ап!

Резкий хлопок в ладоши, и короткая цепочка людей, бегущих вдоль Кремлевской стены, резко ускорилась. На ходу Александр Белов оглянулся: Василий и Артём держались за ним точно приклеенные, двое энкавэдэшников – Глудов и Филькин – тоже. А вот остальные растянулись. Непорядок. Разумеется, бежать по снегу труднее, чем по твердой земле, но не везде и не всегда есть твердая земля.

Где-то в середине строя бежала Светлана, присоединившаяся к тренировкам братьев ещё в октябре. Банзарагша специально для неё разработал особую систему тренировок, развивавшую связки и сухожилия, и работал в основном на гибкость и подвижность. Пока получалось не очень хорошо, но как непременно скажет один мудрый китаец, «дорога в тысячу ли начинается с первого шага».[1]

Занималась Светлана так, что первое время Банзарагша её постоянно осаживал, не давая перегореть, но всё равно девчонка словно упёрлась рогом. А вот вчера после школы явилась в тир, устроенный под одним из кремлёвских зданий, и, словно так и надо, приняла участие в тренировке.

Александр, конечно, дал сестре пострелять из «Вальтера» ППК, а после, навесив кобуру, заставил почти час учиться вынимать и вкладывать оружие.

Несмотря на то что Василий и Артём занимались уже давно, ни смешков, ни подначек с их стороны не было. Всё-таки Александру удалось выбить эту дрянь из их голов. Наоборот, оба постоянно подбегали к сестрёнке с разными советами и хвалили за успехи.

В тире, кроме детей Сталина, был лишь старик, выписанный Артузовым откуда-то из ведомства Димитрова, и вот этот-то старик и показывал настоящий класс скоростной стрельбы в движении. Показывал так, что Александру со всем его опытом и самомнением приходилось лишь внимательно смотреть и учиться у настоящего грандмастера.

После стрельбы все сели чистить оружие, и когда Светлана заикнулась о том, что стреляла совсем мало, Саша лишь улыбнулся:

– Даже если лишь достала из пирамиды – значит, использовала. А раз использовала – значит, нужно почистить. Понимаешь, Светик, чистка оружия – это во многом ритуал. Ритуал отношения к оружию и к процессу стрельбы. Отношения к тому, от чего зависит твоя жизнь и, возможно, жизни твоих близких. И кстати, – он с улыбкой посмотрел на сопящих и усердно работающих тряпочками братьев, – со дня на день привезут учебное оружие и защитную амуницию. Сможем пострелять друг в друга. Не здесь, конечно, – он кивнул начальнику тира. – Не будем разводить у товарища Гомеса разруху. Но вот в подвале большого дворца можно.

– И как у тебя всё так получается? – посетовал Василий, не поднимая головы от разобранного «браунинга». – Всё, за что берёшься, получается.

– Это, Вася, ты видишь только удачные работы, – хмыкнул Александр. – Знал бы ты, сколько всего не получилось…

Зимние каникулы заканчивались. Никаких особых мероприятий в Москве по поводу наступившего Нового года не было. За исключением одного: реабилитировали новогоднюю ёлку…

…бойко продекламировала Светлана и вскинула руку в пионерском салюте. Вообще-то ей это было ещё рановато – в девять лет в пионеры не принимали. Но ведь октябрята – младшие братья пионеров, так чего ж тут такого?

Собственно говоря, читала эти стихи и отдавала салют девочка только по одной-единственной причине: в комнате сидел Саша. ЕЁ САША! Пусть он увидит, как она здорово подготовилась к концерту в честь завершения полугодия!

Но Саша, на которого было рассчитано это домашнее выступление, никак на него не отреагировал. Он вместе с Василием и Артёмом под присмотром Надмита Банзарагша затачивал выданные им бывшим монахом пхурбы – трехлезвийные тибетские кинжалы.

Надмит утверждал, что лучшего ножа не придумано с того времени, когда горы Тибета были дном океана, и потому ребята сейчас тщательно старались довести сходящиеся под углом лезвия до бритвенной остроты.

– Вот, а всякие ёлки дурацкие пусть буржуи наряжают! – заявила Светлана. – А то опять начнется, как у дяди Паши:[3] хороводы, стишки всякие дурацкие. Конфету с ёлки не достанешь…

– Почему? – спросил Белов, не отвлекаясь от ножа.

– А Кирка[4] в детстве конфету с ветки потащила, – Василий, старательно водя оселком по лезвию, усмехнулся, – и едва всю ёлку не опрокинула. Свечки попадали – чуть пожар не случился. Вот с тех пор они конфеты на нижние ветки не вешают, а выше Светка не дотягивается…

– Все равно, – надулась Светлана, – буржуйские обычаи…

И она принялась снова декламировать стихи к концерту. Но тут Саша поднял голову, пошевелил губами и вдруг продолжил это стихотворение:

Вирши получились кривоватыми, да и особенными художественными достоинствами они не отличались, но Василий и Артём заржали. Просто по привычке: Сашка-Немец особенных глупостей не присоветует, а интересного и полезного из его идей выходило преизрядно. Светлана задумалась, не стоит ли ей обидеться, но потом решила, что Саша смеется не над ней, а над автором стихов. Ну и пожалуйста, пусть смеется! Она тоже с удовольствием посмеётся над этим идиотом, который не любит новогоднюю ёлку.