Здравствуйте, доктор! Записки пациентов (сборник) - Нова Улья - Страница 7

Я разглядел среди них плохо русскоговорящего гида Нуана, который постоянно обслуживал меня как таксист. Я давал Нуану заработок, и он немножко лебезил передо мной. Ежедневно он предлагал какие-то экзотические развлечения: то рыбалку в океане, на который было страшно смотреть, то — девушку «шри-ланка».

Увидев меня, с трудом идущего, Нуан поспешил навстречу, а мужички замолчали. Я дал Нуану деньги и попросил, чтобы ребята сбегали за выпивкой. Худенький, похожий на мальчика, ланкиец с бельмом на глазу взял деньги и побежал в поселок, а кто-то из сидящих на корточках услужливо протянул мне «козью ножку», набитую листьями коки. От этой самодельной сигареты никакого кайфа не было, и я продолжал курить «Мальборо». Хотя местные, покурив, начинали что-то петь и даже пританцовывать.

Я спросил у Нуана про Пипу, и тот рассказал мне ее историю.

Муж Пипы работал на «тук-туке» — трехколесном мотороллере с будкой, возил рыбу из порта в местный ресторанчик. Во время цунами его зажало между двух автомашин и раздавило ноги. Ноги отняли. Началась гангрена. Он умер. Пипа осталась с двумя детишками и должна вот-вот родить третьего. Она вынуждена работать, хотя по ланкийским понятиям женщина не должна работать.

Из магазина принесли большую бутылку дрянного джина и литровую пива «Лев», которое мне очень нравилось и к которому я привык. Я выпил из горлышка три больших глотка этого местного джина — пойла, от которого меня передернуло, и запил пивом. Бутылку с недопитым джином я отдал местным, а пиво оставил себе.

В номере Тася обработала мою рану по всем правилам и назвала меня кобелем. Я не понял почему. После объяснений выяснилось, что у меня все заживет как на собаке.

Рубашку Пипа отдала мне утром. Она глядела на меня круглыми розовыми глазами и прижималась большим животом к ноге, пока ножницами отстригала откуда-то торчащие маленькие кончики ниток. Я шкурой ощутил, что в этом прижимании было влечение. Ее большая атласная цвета шоколада грудь соблазнительно выглядывала из выреза платья. Еще я чувствовал, как в животе у Пипы сучит ножками ее малыш, и даже пожалел, что у меня не будет больше детей.

Я вытащил из шорт пачку с сигаретами, в которой хранил скомканные в трубочку мелкие купюры, и, выбрав десятидолларовую, протянул Пипе. Она разгладила ее на белесой ладошке и поцеловала. Я успел разглядеть купюру, она была очень затертая, и рядом с малиновым банковским штампиком в углу шариковой ручкой была написана цифра 97. Мелькнула мысль заменить бумажку, но что-то остановило меня.

Нуан пришел поздно ночью. Мы спали. Нуан очень тихо постучал, почти поскребся в дверь. Я даже не проснулся, но Тася встала и открыла. Нуан говорил только с ней и по-французски. Когда я открыл глаза, моя медсестра была уже одета.

— Куда ты? — спросил я.

— В поселке рожает женщина. Надо помочь. Они узнали, что я медработник.

— Я с тобой!

— Нет, этого делать нельзя.

Тася вернулась под утро радостная, довольная, что-то мурлыча.

— Все прошло удачно. Мальчик — крепкий, красивый. Родился в рубашке.

— Что значит в рубашке?

— Да зачем тебе? Значит — околоплодный пузырь не разорвался. Вот и все.

— Это хорошо?

— Нормально. Проколола пузырь. А я еще и заработала, — и она, что-то положив на торшерный столик, ушла в душ.

Освещенная мягким светом, на столике лежала десятидолларовая купюра. Малиновый банковский штампик и цифры 97, написанные шариковой ручкой, были очень знакомы.

© Наталья Фомина, 2014

— Ну что, — сказал Главный стоматолог, — вашим терапевтическим лечением займется Ангелина Витальевна, а ко мне вернетесь за непосредственно ортопедической помощью. Сейчас сделаем рентген вот этого корня. Он необходим нам для штифтования. Кстати, знаете, какие три вещи у негра белые?

Я не знала.

— Глаза, зубы и хозяин, — расистски пошутил Главный стоматолог и снова не разрешил сплюнуть.

— Не закрывайте рот, — сказал он доброжелательно.

Рентгеновский кабинет имел маленькую площадь, но многое оборудование — классическое кресло, белые пластмассовые трубки на шарнирах, бестеневые лампы и так далее. На двух мониторах плавали рыбы, извивались водоросли. Ассистент надела защитный фартук себе, защитный фартук мне, он был приятно тяжелым, края сомкнулись на шее.

— Расслабьте-ка нёбо, — сказала ассистент, — а то верхушка не выйдет. Рот шире, а губу свободно… Алло, — сказала ассистент в телефон, — ты достал звонить. Я на работе, наверное.

С легким стуком кинула телефон на стол, подвела к моей щеке белую трубу, а в рот вставила довольно крупный датчик, сильно надавив им на десну. В раскрытую дверь вошел Главный стоматолог. На столе зазвонил телефон ассистента, неожиданно исполнил достаточно старый саундтрек к телефильму «Бригада»: «Пара-пара-рам, пара-рам-пам-парам», — большие черные автомобили выстраиваются «свиньей».

— Ну что, — спросил Главный стоматолог под музыку, — получилось?

Подошел к монитору и принялся рассматривать снимок с пристрастием.

— Плохо видно, — придрался к качеству изображения, — вот тут, к примеру, что у нас? Гранулема или дефект света?

«Пара-пара-па-ра-ра-рам, пара-пара-па-ра-ра-рам», — заливался телефон, поднимая тон. С большими черными автомобилями происходило неладное — много взрывов.

— Переделай, — выкрикнул Главный стоматолог, — переделай! Голову просто фиксируешь, и подольше, чтобы выдержки хватило.

Ассистент прислонила мой затылок к стене, крепко придерживая рукой сверху. Повторилось вновь и вновь: датчик во рту, труба у щеки, рука на голове.

— Как сделать так, чтобы негр перестал тонуть? — спросил со смехом Главный стоматолог. — Надо просто убрать руку с его головы.

Ассистент убрала руку с моего затылка. Телефон прекратил петь. Новый снимок великолепно удался.

— Хороший корень, будем лечить, — кивнул одобрительно Главный стоматолог, — вот и Ангелина Витальевна согласна. Ангелина Витальевна! Посмотрите сюда. Не закрывайте рот.

— Да, — сказала вновь подключившаяся к разговору Ангелина Витальевна, осмотревшись, — прямо сейчас и начнем. Пока пациент под анестезией. Вы же под анестезией еще? — уточнила она у моей накачанной ультракаином нижней губы.

Я кивнула, широко улыбаясь. По крайней мере, предприняла попытку. Онемевшие губы хотелось моделировать пальцами, как пластилин.

— А вы знаете, почему Стиви Уандер постоянно улыбается? — остановился на пороге Главный стоматолог. — Он не знает, что он негр.

Вышел, насвистывая из «Бригады».

— Алло, — сказала ассистент, — оставь меня в покое.

Закрыла микрофон ладонью, но все равно было слышно. На ногах у ассистента красовались туфли на высоком каблуке. Туфли черные, каблук — малиновый и явно неустойчивый. Оставалось загадкой, почему ей нравится скакать в них восемь рабочих часов вокруг открытых ртов с инъекциями ультракаина.

Ангелина Витальевна залучила меня в свой кабинет для дальнейшего терапевтического лечения. Убранство кабинета заключалось в темно-синем стоматологическом кресле и хорошенькой голубой табуреточке на колесах. Также в углу стоял макет челюсти исполинских размеров. На челюсть опиралась крупная зубная щетка, вся изрисованная рекламой известного бренда. Вновь зазвучал саундтрек из «Бригады»: «Пара-пара-рам, па-ра-рам-пам-парам».

— Трубку возьми, — велела Ангелина Витальевна, — а лучше вообще звук убери. Я за вчерашнюю смену озверела от твоих песенок. Рот пошире, пожалуйста.

— Я не могу звук выключить, — сказала ассистент, — я жду, когда он в моральном смысле опустится на колени. Могу пропустить. Такой момент. Важнейший в совместной жизни, я считаю.

— Немного левее, — сказала Ангелина Витальевна мне, — а что он опять сделал? — сказала Ангелина Витальевна ассистенту.