Принцессы Романовы: царские племянницы - Соротокина Нина Матвеевна - Страница 2

Первые две дочери были «неживучи». Мария прожила десять месяцев и умерла в феврале 1690 года. Здесь уже и новая дочка подоспела. Федосья родилась в июне этого же года, но прожила одиннадцать месяцев и умерла. Три последующие девочки избежали участи сестер. Княжна Екатерина Ивановна родилась 29 октября 1692 года. Батюшка царицы – боярин Федор Петрович Салтыков – сам поехал сообщить патриарху радостную весть. Дальше литургия, подарки, приехал из Преображенского Петр, и оба государя пели многолетие и знаменовались.

У Петра же родился сын, Алексей.

Княжна Анна Ивановна родилась 28 января 1693 года, княжна Прасковья родилась в следующем году 24 сентября. Люди во все времена были злоязычны, а уж при дворе, при неусыпном любопытстве к подробностям личной жизни членов царской семьи, приближенные часто выдавали желаемое за действительное. Так, возникла устойчивая сплетня, что-де первых девочек, умерших малютками, царица родила от законного супруга, а последних троих, крепеньких и ладных, от своего стольника, друга и советчика Василия Юшкова. Проверить эту «догадку» невозможно. Как говорится, и тогда свечку никто не держал, так что нам, потомкам, вроде не пристало обличать сей вымысел в слова. Но наше время охоче до тайн, до прижатого к замочной скважине глазу. Современная литература обожает рыться в чужом грязном белье, чесать зубы и перемывать косточки. В угоду современному вкусу мы и вспомнили старую сплетню. Куда же без нее…

Чтобы объяснить характер и привычки дочерей, необходимо рассказать о повседневной жизни их родителей. В 1689 году Петр отрешил Софью от дел и занял трон. Формально брат Иван продолжал быть его соправителем, но, понятное дело, никакого участия в государственных делах не принимал. Задачей его было только носить царское облачение и в нужные дни являться перед глазами послов или народа на церковных праздниках. Тем не менее, во всех государственных бумагах упоминалось его имя с полным титулом. Петр вполне тепло и сочувственно относился к старшему брату.

Царица Прасковья жила своим двором. Все в нем подчинялось определенному ритуалу. При ней состоял огромный штат – чин. Мужской чин занимался ведением хозяйства дворца: стольники, клюшники, подъячии, стряпчие, также дворцовые служители: конюхи, истопники и так далее – многие сотни людей. Женский чин, еще более обширный, занимался бельем и одеждой. Слобода посылала полотна, скатерти, утиральники, сорочки, все это надо было учесть, пересчитать, а после стирки внимательно проверить, нет ли «плохих дыр» или непонятных отметок – боялись сглазу. В подчинении царицы находились и обширные мастерские, где шили и вышивали. Вышивки были простые, обиходные, и драгоценные для церквей и монастырей.

Конечно, много времени отдавалось детям, но главной заботой царицы была молитва и отношения с церковью. Прасковья Федоровна дружила с монахами, переписывалась со многими монастырями. Все ждали от царицы благодеяний и милостыни. Не счесть было богомолий, и каждая поездка кончалась щедрыми пожертвованиями. Царская семья также платила огромные деньги на поминание покойных родственников, при этом кормление духовных лиц тоже входило в их прямые обязанности.

Кроме того, надо было помогать челобитчикам, еще сирым, убогим и юродивым. Приведем большую цитату из работы М. Семевского – лучше, чем он, все равно не расскажешь. Вот как он характеризует быт царицы Прасковьи: «Во дворце жило много девочек сирот, которые принимались по просьбе верховных боярынь или по желанию самой царицы. К концу XVII века и на женской половине дворца появились свои верховные богомолицы: вдовы, старухи и девицы. Они жили в подклетях у царицы Прасковьи Федоровны и у царевен подле их хором, и, по-видимому, исполняли должности сказочниц. Между ними были юродивые, помешанные и калеки всякого рода: немые, слепые, безрукие, безногие. Верховные богомолицы ходили в смирных (темных) платьях, как бы в противоположность пестрой одежде шутов и шутих. Карлам и карлицам, разряженным в платье ярких цветов, в красных, желтых самолгах и ермолках».

Веселая была жизнь, ничего не скажешь. Еще во дворце было много птиц, имелся даже кое-какой зверинец, и место для игр и качелей было учтено, и забавы на масленицу устраивались полноценные.

Конечно, царица принимала участие в дворцовых праздниках, но за торжественным приемом послов она наблюдала из-за решетки. В Грановитой палате давно уже был устроен специальный тайник с окном. Сиди на лавочке, наблюдай, но чтоб тебя саму не видели. И театр уже был, но царственных женщин тоже прятали от людских глаз. Якоб Рейтенфельс, курляндский дворянин, живший в Москве в 1670–1673 годах, пишет: «Во время представления царь сидел перед сценою на скамейке, а для цариц с детьми было устроено род ложи, из которой они смотрели из-за решетки, или правильнее сказать, сквозь щели досок». Правда, за двадцать лет после отъезда курляндца многое в Москве могло измениться. Сквозняк из Европы в Московию через прорубленное окно еще до Петра Великого устроил его батюшка, царь Алексей Михайлович. Петр прорубил ворота – как на земле, так и на суше.

Отношение Петра к царице Прасковье мы уверенно можем назвать хорошим. Когда у Чудовом монастыре крестили Марию (первую дочь), умная мать позвала в восприемники восемнадцатилетнего Петра и тетку его Татьяну Михайловну. Прасковья Федоровна была уверена, что звезда правительницы Софьи закатилась и больше не взойдет.

Но дни царя Ивана были сочтены. 1696 год… Праздновали водосвятие. Из Успенского собора после службы царь пошел на Москва-реку, на Иордань. День был на удивление теплый. Шел дождь, и даже молния сверкнула к ужасу окружающих. Это в январе-то! Иван Алексеевич и одежду промочил, и ноги, после чего занемог простудою. Но при этом не оставил свои «служебные» обязанности. 21 января панихида по царице Наталье Кирилловне (матушке Петра) – Иван там был, 26-го – именины его сестры Марии – присутствовал и в церкви, а на пиру, а 29-го внезапно умер. Было ему от роду тридцать лет.

Хоронили Ивана Алексеевича очень торжественно. Тело покойного установили в Архангельском соборе. По обычаю установили «торжественный караул». Десять знатных людей, меняясь каждый день, стояло у гроба. Это продолжалось шесть недель. Потом похоронили рядом с братом – царем Федором. Прасковья Федоровна оплакала супруга, но на этом ее беды не кончились. Через месяц умер отец ее – знатный боярин Федор Салтыков.

История перевернула страницу. У овдовевшей царицы и трех ее дочерей началась новая жизнь – из кремлевского дворца они переехали в село Измайлово. Царица сама выбрала это местожительство, и царь Петр пошел ей навстречу.

Наш текст в утрированном виде повторяет злоключения героя в нашем любимом романе Лоренса Стерна «Жизнь и мнение Тристрама Шенди». Герой романа надумал написать что-то вроде автобиографии, но повествование идет во всю, а сам он никак не может родиться. Жизнь вокруг бурлит, стремительно поспешая вперед, а для самого Тристрама все еще не нашлось место. В нашем эссе княжны Екатерина, Анна и Прасковья, слава Богу, родились, но рассказ идет все время не о них. Но поймите нас правильно. Что о них, крошках, писать? Когда умер отец, старшей, Екатерине, было четыре года. О том, как общался царь Иван со своими дочерьми, мы ничего не знаем. Любил их, наверное. Он был болен, немощен, не мог править страной, но человеком был добрым. И что здесь еще скажешь? Поэтому, прежде чем перейти к жизни царевен, к их учению и воспитанию, расскажем прежде об их местожительстве – славном селе Измайлове.

Это ведь только название – село Измайловское, село Коломенское. Но села эти были любимыми резиденциями царя Алексея. Каков был «Измайловский дворец на острову» – мы можем судить по старинным гравюрам, а также по оставшимся хозяйственным документам.

Тридцать семь вырытых прудов, речка Серебрянка, через которую построен четырнадцатипролетный каменный мост, построенный раньше, чем мост через Москва-реку у Боровицких ворот… А вокруг красота: сады, леса и пашни.