Советская фантастика 80-х годов. Книга 2 (антология) - Симонян Карэн Арамович - Страница 56

По его исчислениям, от острова осталось чуть больше половины. Уголковый отражатель, доставленный из Франции и установленный рядом с правительственным бараком, за сутки смещается теперь уже на четыре километра. Остров стал похож на расколотый сверху кособокий треугольник. Еще месяц-два, и все будет кончено. И по нашей вине! Мы виноваты, мы!

Памела пододвинула записку: «Капитан, вы устали. Идите отдохните. Я поведу». Капитан. Его так все зовут. Капитан тонущего корабля. Он отрицательно покачал головой.

Почему мы? Да потому… Спринглторп лет тридцать варился в этой каше и знал всю механику подобных дел. Выгодный заказ, конкурсные сроки жмут, какие там к черту исследования, проработки! Да на это же годы уйдут! Мы не строим, мы формулируем предложение. Попроще, попроще. Только апробированные решения.

Решения есть. Добрый десяток. Лежат в архиве папки: потоньше, потолще. «Мэри, только, пожалуйста, самую, тонкую». Шеф гонит, светокопия зашивается, в самом деле — уточним потом. Архивная девочка протягивает загнанному инженеру папку: «Я не знаю, мистер Смит. Вот эта, по-моему». — «Да-а!» Мистер Смит взвешивает на ладони увесистый дар судьбы: перечень сооружений, смету, планы, разрезы. Ох, тяжко. «Спасибо, Мэри. Шоколадка за мной».

В своей клетушке Смит грохает папкой о стол, рушится на стул, заправляет в машинку лист бумаги и возводит очи горе. «Считаю, что данный вариант обеспечивает…» Что обеспечивает? Вследствие чего? Из рутинной сумятицы в истомленном мозгу выщелкиваются гладкие пассажи, на которые клюет начальство: простота решения, снижение удельных расходов, надежность, доказанная в ходе… Смит тоскливо глядит на разрезы. На них все очень мило, а как там, в этом Арк-Родрэме? Ни одна собака не знает. Смит колеблется. Оживает телефон: его срочно требуют на совещание. Он аккуратно прячет чертежи в сейф, кладет сверху недописанное заключение и исчезает до конца дня.

Назавтра, после разбора текущих дел, он добирается наконец до своего стола, перечитывает незаконченный горе-опус. Вчерашние кругленькие словечки, лаская взор, убеждают его самого, что все правильно. На данном этапе. Твердой рукой он дописывает стандартную страховочную фразу: «Проект и смета должны быть откорректированы в соответствии с местными условиями». И швыряет папку в жерло бумажной мельницы. Бедный капитулянт, ему бы впору копаться на своем огородике. Но прогрессу не нужны мелкие огородники, ему нужны конструкторы. И Смиту надо кормиться, вот он и пошел.

Конкурс выигран. Смит о том ведать не ведает: он давно уже перешел на другую работу. Его преемника, такого же, как и он, занимают совсем другие дела. Конечно, он просматривает чертежи. Сомнения ушли с мистером Смитом, а в бумагах все гладко. И вот отчаянный тычок пальцем в небо становится железным законом строительства. Блестящая гвардия отдела внешних связей готова в порошок стереть любого одиночку, который посмеет поднять руку на эту священную скрижаль. Вперед! Прекраснодушную шаткость замысла подпирает и крепит громада человеческого труда.

Нет, Баунтон был неправ. Фиах Дафти не согласился, что ошибся. Вокруг него сомкнулся хоровод чудовищ порядка вещей.

Кто оплатит экспертизу? У доктора есть лишних пятьдесят тысяч? Всемирно известная работает. Это факт. Доказательство. А где ваши факты, доктор? К чему вы призываете? Верить вашим бездоказательным выкладкам? Но это уже означает не «верить», а «веровать». Вы чувствуете разницу между этими словами? Цивилизованный человек имеет право веровать. Но, простите, до тех пор, пока не появляются очевидные факты. А факты против вас. Возьмем по пунктам…

Третьеразрядные профессора Высшего лицея возводятся чуть выше Олимпа, дабы судить об истине. От них разит беспристрастностью. Доктор изящной словесности полирует протоколы до блеска. Синклит решает, что истина может быть обнаружена путем взвешивания суждений на амбарных весах, торжественно совершает эту процедуру и пишет мудрую бумагу, в которой ответственность каждого растворена в словах «комиссия пришла к выводу». Обнажите голову перед порфиром этих строк!

И ведь каждый был прав и честен на девяносто восемь процентов в меру своего понимания вещей. Да большего от человека и требовать невозможно! «Дело» сплотило их в некое нерасчленимое единство. Сложился ничтожный недобор процентов, и сумма породила дракона.

Сколько раз он сам, Спринглторп, бессильно, поднимал руки, когда на него накатывались подобные лавины! Поднимал — и тем самым становился частью этих лавин, добавляя им живой силы. Сколько раз! И не сочтешь, не поймешь, не узнаешь. А гадостный осадок от капитуляции так быстро зарастает слоями житейской шелухи. Остается только смутная тоска от сопричастности к чему-то неопределенно худому. Вот почему об этом так трудно рассказать, вот почему обжигает руки синяя папочка, которую протянул ему через полувековое кишение человеческих дел истлевший Фиах Дж. Дафти…

— В Австралии находится уже свыше пятисот тысяч эмигрантов, — докладывал отец Фергус. — В соответствии с соглашением, они поселяются в северо-западной части континента. Австралийский поверенный в делах передал вчера нашему представителю в Париже памятную записку. Полный текст к нам еще не поступил, но кратко мне сообщено, что Австралия настаивает на скорейшем подписании второй части соглашения о приеме эвакуируемых. Особо подчеркивается пункт о согласии на запрет в течение девяноста девяти лет на создание землячеств и партий на национально-религиозной основе. И пункт об отказе организаций и отдельных лиц от поднятия, обсуждения и попыток решения вопроса о национальном самоопределении переселяемой общины на тот же срок. Австралийцы хотят, чтобы каждый въезжающий дал добровольное письменное обязательство такого рода.

— Но мы должны четко поставить вопрос о гарантиях от насильственной ассимиляции!

Кто это? Калверт?! Это что за новости!

— Я думаю, нам прежде нужно подробно изучить австралийские предложения.

— Вы правы, отец Фергус. Мистер Калверт, если у вас есть конкретные соображения, благоволите изложить Их в письменном виде и подайте записку лично мне или мадам Дэвисон…

В том, что все происходящее — дело рук человеческих, Спринглторп уже не мог сомневаться. На третий день после того, как Баунтона, окончательно сломленного болезнью, увезли в Цюрих, в клинику, и Спринглторп принес присягу президента, Памела Дэвисон, только что ставшая вице-президентом, позвонила ему по телефону: «Капитан, тут к вам добивается один профессор. Его фамилия Левкович. Он из Югославии. Но он какой-то важный чин в Международном союзе. Уговорил кого-то из английских летчиков привезти его сюда без разрешения на въезд. Звонил мне из барака английской миссии. Примете?» — «Приму, — ответил Спринглторп. — Только безо всяких протоколов и сообщений в газетах. Это можно?» — «Ясно», — ответила Памела.

Года три назад по телевизору передавали «Бориса Годунова». Пел какой-то русский. «Ка-акой красавец! — восхитилась Эльза, даже вязанье отложила. — А я-то, дура, вышла за тебя». Левкович оказался именно таким невероятным красавцем. Даже неприятно стало, таким красавцем был этот серб.

— Ваше превосходительство, — сказал Левкович. — Я действительно вице-президент Международного союза геофизиков. Для пущей убедительности я излишне напирал на это, но говорить с вами хочу просто как ученый. Не стал бы отнимать у вас времени, я честно пробовал все иные пути, но… Ко мне, как к редактору международного геофизического журнала, поступила заявка профессора Стоббарда. Я буду очень краток. Существует такая штука — термостратиграфия. Со спутника в определенных условиях получают… как бы это сказать… Ну, обобщенную характеристику поверхностного слоя планеты толщиной километров десять — пятнадцать. В виде фотографий. Потом по ним определяют перспективные горизонты: вода, газ, нефть, руды. Американцы делали это для себя, потом к программе подключились Мексика, Алжир, Ливия, Индия. Главным образом, для исследования динамики глубинных вод. Метод тонкий, дорогой, толкование почти произвольное, но чем черт не шутит. Остальные страны, в том числе и ваша, стратиграмм не заказывали и не имеют. Хотя я подозреваю, что они существуют, но… Формально американцам делать их было нельзя. Стало быть, формально их в природе нет. Съемка, согласно уставу программы, повторяется раз в пять лет. Чтобы как-то истолковать получаемые результаты, избраны два привязочных района: Исландия и Трансвааль. Считается, что там все ясно до этих глубин. Не очень все это прочно, но… Так вот, Стоббард докопался — во всяком случае он так говорит, — что после привязочной съемки Исландии ввиду близости Алжира фототермограф на спутнике не выключался, и благодаря этой счастливой случайности оставим ему выбор выражений — в его распоряжении оказались стратиграммы ваших мест. Вся эта история несколько сомнительна, но не в этом дело. Стоббард — автор метода дифференцирования стратиграмм. Он применил его к вашему району — и вот результаты. Полюбопыствуйте.