Французская фантастическая проза (антология) - Моруа Андре - Страница 95

Однако вернемся к бадарийцам. Действовать надлежит не медля. Этот негодный Амун, хоть он и подох, все еще способен ставить нам палки в колеса. Я должен как можно скорее вернуться домой. Перед смертью я успею дать надлежащие наставления коллегам. Мы сразу же вышлем в прошлое передовой отряд воинов, поставив перед ними задачу закрепиться в прошлом. Тут мне нужна будет твоя помощь. Не волнуйся, пока речь идет не о всей армии. Население Бадари не превышает и десятка тысяч душ. Чтобы покорить их и обратить в рабство, хватит и полусотни наших воинов, вооруженных грозным лучом смерти. Пятьдесят вооруженных солдат! Они сделают привал в твоем веке. Ты должен будешь их принять, накормить, напоить, словом, поддержать их боевой и моральный дух. Большего я от тебя не требую.

— Но ведь я всего лишь небогатый книготорговец, — робко возразил я, — по силам ли мне принять целое войско?

— Уж постарайся. А не сумеешь — пеняй на себя. Ты даже не можешь вообразить, парижанин, сколь мало значит жизнь человека двадцатого столетия для того, кто совершил преступление восемь тысяч лет назад и кому предстоит погибнуть одиннадцать тысячелетий спустя от руки своей жертвы…

Спорить не приходилось. Силы были неравны, и мне пришлось смириться, хотя воспоминание о несчастном Амуне разрывало мне сердце.

— Скажи хотя бы, — попросил я перголийца, — когда именно сюда нагрянут твои молодцы.

— Да вот и они, — отвечал доктор Джинг-Джонг.

Целый ливень падающих звезд пронзил потолок кабаре. Передо мной возникли пятьдесят лысеньких, затянутых в черное перголийцев. Они заполнили весь зал. Кому не хватило стульев, уселись прямо на стойку бара.

— Вот они и здесь, — повторил Джинг-Джонг. — Опасаясь, что ты задумаешь улизнуть, я выбрал для прибытия сегодняшний день. Теперь закажи выпивку на всех.

Положение мое было незавидным. После ночных возлияний мой кошелек порядком опустел. А, все едино, — решил я и заказал на всю компанию шампанского. Бармен, бесстрастно взиравший на неожиданных посетителей, с готовностью выстроил ряд бокалов. Джинг-Джонг схватил бутылку, одним махом опорожнил ее и сразу подобрел: Вообще-то парень ты неплохой, парижанин. Я сохраню приятное воспоминание о тебе и о твоей стране. Однако мне пора в Бадари — я должен орт авизовать там встречу лих солдат, а потом мне предстоит подставить свою грудь под гибельный кинжал. Прощай!

И он унесся в предрассветное небо, оставив меня посреди толпы этих хилых солдатиков, разглядывавших меня с недобрыми ухмылками. Что делать, я не знал. Бармен, слюнявя карандаш, старательно выписывал счет. Я допил бокал и вверил себя воле провидения. Но тут вновь засверкали вспышки падающих звезд. Понимая, что сейчас произойдет нечто неописуемое, я закрыл лицо руками.

Приоткрыв глаза, я увидел перед собой пятьдесят бадарийцев, пятьдесят златокожих, сияющих красавцев-гигантов, выстроившихся перед входом в заведение. Передо мной, нахмурив брови, воинственно выставив нос, стоял до ушей закутанный в радужное одеяние их предводитель — Амун-Ка-Зайлат.

— Не страшись, — сказал он мне. — Мудрость бадарийская не дремлет. Час битвы пробил.

— А я думал, ты умер, — простонал я.

— Я и умер. Джинг-Джонг, вижу, успел тебе рассказать. Но вот чего ты не знаешь: спустя несколько мгновений после того, как этот мерзавец изловчился и разнес мне череп вдребезги, одному из моих учеников пришла в голову блестящая идея. Он вложил в мою еще теплую руку машину времени, предварительно включив автоматическое устройство для пуска и остановки в нужный момент. Машина была настроена на весьма краткое путешествие в прошлое. Этот эксперимент прошел успешно, и я, здоровый и невредимый, очутился в Бадари за две недели до того. Четырнадцати дней мне хватило, чтобы все подготовить. Догадавшись, что авангард перголийцев остановится на привал в твоем веке, я собрал отряд вооруженных бадарийцев и поспешил сюда, чтобы встретиться с врагами. Сейчас в твоей эпохе закипит кровавый бой.

Тут я наконец сообразил, к чему идет дело. Отчаяние придало мне силы, и я отважно выступил на защиту своего века.

— О неукротимый бадариец, — воскликнул я, — ты, кого и сама смерть не в силах остановить, скажи, так ли уж необходимо, чтобы смертельная битва разгорелась именно здесь и именно у нас как раз в тот момент, когда мы в конто веки обрели мир и встали на путь, ведущий к совершенству? Не сам ли ты говорил ранее, что время наше и края наши приятны тебе, а ведь ты даже не успел прикоснуться к нашей мудрости! Позволь, я в кратких словах поведаю тебе о ней, и тогда, может статься, ты откажешься от своего зловещего замысла.

У нас ныне век науки, время великих достижений. В области знания, называемой физикой, мы, например, недавно доказали, что вся система законов природы, ранее считавшаяся незыблемой, на самом деле неверна; более того, доказано, что на самом деле никаких законов нет и не было, а природа в своем развитии подчиняется одной лишь случайности. Создавать вещество мы пока не умеем, зато не так давно научились блестяще уничтожать его.

В так называемой математике мы сумели дать определение неопределимого, основанное именно на его неопределимости, а это не так-то просто.

В области, называемой моралью, после долгих дискуссий мы пришли к выводу, что действия, связанные с продолжением рода, сами по себе не аморальны и не подлежат суровому осуждению. Из одного этого ты мог бы понять, что отвага наша не уступает нашей мудрости. Более того, развивая так называемую логику, мы вначале яростно утверждали, что добро — это добро, а позднее с тем же рвением принялись доказывать, что добро — это зло. И если где-нибудь, на земле или на небесах, существует какая-либо иная точка зрения, — будь спокоен, Амун-Ка-Зайлат, она от нас не уйдет, мы рассмотрим и ее.

Но, вероятно, наиболее выдающихся успехов достигли мы в области, известной как метафизика. Здесь установлено, что понятия бога и сущего равно необоснованны. Позже, опираясь на этот постулат, мы принялись возводить всевозможные системы воззрений, включающие в себя эти понятия. Мне не хватило бы времени даже на краткое перечисление всех этих систем. Скажу лишь, что сперва мы утверждали, что все сущее создано богом, потом решили, что сущее возникло само по себе, затем — что эти два необъяснимых понятия на самом деле представляют собой неделимое целое, также, впрочем, необъяснимое. Чуть позже было решено, что существовать может либо одно, либо другое в отдельности, далее — что ни того, ни другого нет вовсе, и в итоге, сделав невероятное усилие, мы пришли к мнению, что бога создало сущее, на чем дело застопорилось. Согласись, мы обладаем подлинным даром творить поразительные сочетания из элементов, которые сами по себе остаются для нас загадкой!

И во многих иных областях доказывали мы свою одаренность. Есть, к примеру, нечто, называемое литературой… Но, к сожалению, времени больше нет. Я не успею описать тебе все науки, в которых мы достигли совершенства. Однако я слезно молю тебя — не препятствуй, чтобы судьба пошла по мирному пути, и перенеси свою битву на несколько столетий в будущее!

Рыдания душили меня — так я разволновался, перечисляя наши разнообразные заслуги. Но бадариец, слушая мои слова, не скрывал нетерпения.

— Это невозможно, сын мой, — сказал он мне, — ибо величайшая битва, которую ты заклинаешь не начинать, должна разразиться именно в твоем веке. Гордись — тебе выпало стать свидетелем сражения, не имеющего себе равных во всем бесконечном времени… Излишне было бы напоминать, что все мои воины прошли специальную подготовку. Каждый из них в совершенстве овладел непростым искусством мгновенно передвигаться во времени так, чтобы загодя узнавать замыслы своих врагов, а также и последствия их действий. Все это ты сможешь увидеть собственными глазами.

— Пробил наш час, бадарийцы, — провозгласил он громовым голосом, обращаясь к своим воинам, — теперь вперед, сквозь время и пространство!

Громкие возгласы бойцов ответствовали ему. Но тут же раздался грозный рык перголийцев и злобный хохот неизвестно откуда взявшегося Джинг- Джонга. И мгновенно перед моими глазами, а также под взглядом бармена, невозмутимо продолжавшего складывать колонки цифр, закипела настоящая битва.