Инженеры - Гарин-Михайловский Николай Георгиевич - Страница 42

• Предыдущая
• 42/81
• Следующая

- На подарки матери, сестре, брату.

- Слушайте, так хоть сделайте толковые подарки. Знаете, что б я вам посоветовала: деньгами им дайте, а то ведь накупите всякой ненужной дряни, как вот он, - она показала на брата, - а того, что нужно, и не купите.

- Ну, матери, например, как же деньгами?

XIII

Карташев приехал в Одессу утром. Его никто не ждал, и тем более обрадовались.

Нашли его помолодевшим, поздоровевшим и таким жизнерадостным, каким уже давно не видали.

Пошли за дядей Митей, который в это время был в городе, и, слушая Карташева, и мать и дядя постоянно крестились.

- Ну, слава тебе, господи, слава тебе!

Когда мать услыхала, что он уже помощником начальника дистанции, получает уже по двести рублей в месяц, она встала, прошла в спальню и долго там молилась, стоя на коленях перед образом.

Возвратившись, она горячо поцеловала сына в лоб и сказала:

- От всей души тебя поздравляю и не сомневаюсь, что мой сын будет и умный, и дельный, и будет украшением своей корпорации. Теперь сделай своей матери подарок: подари мне двести рублей.

- Я хотел вам больше подарить! - рассмеялся Карташев.

- Больше не надо. Дай свой портфель - я сама возьму.

Она взяла из портфеля, возвратила портфель сыну, а двести рублей держала в руках.

- Когда ты был безнадежно болен, я пообещала из первого твоего жалованья послать эти двести рублей на Афон, и сегодня они будут посланы.

Маня дергала носом и, протянув руку к матери, лукаво сказала:

- Лучше дайте мне...

- Нет, нет, - решительно сказала мать.

- Конечно, не отдавайте, сестра, - поддержал ее и дядя, - и я и от себя еще дам.

Он тоже вынул двести рублей.

- Тогда я закажу также на Афон, на эти двести рублей, образ с тремя святителями: Пантелеем, Дмитрием и Артемием, и этот образ, - обратилась она к брату, - мы подарим не ему, а жене его. Согласен?

- Так ведь он кухарку же собирался взять себе в жены! - рассмеялся дядя и, обняв племянника и целуя его, сказал: - Сердце мое, как люблю я тебя.

А мать сказала:

- Это уж его право выбирать себе жену; кого возьмет, та и будет моей дочерью.

- Да, жалко, жалко, что Деля теперь не видит тебя, - сказала Маня, она, кстати, тебе кланяется.

- Спасибо, - сказал Карташев и посмотрел на часы. - Мне надо ехать в город.

Он рассказал, что привез письмо главному уполномоченному Полякова, инженеру Савинскому, и что хочет его сейчас же отвезти, заехав предварительно в магазин купить себе летний костюм.

Дядя Митя сделал большие глаза, почтительно наклонил голову и сказал:

- Помяните мое слово: блестящую карьеру сделает.

Дядя Митя пользовался в родне репутацией очень умного человека и сердцеведа.

Матери были очень приятны слова брата.

Карташеву тоже была приятна эта похвала. Он усмехнулся и сказал:

- Говорят, что я тоже похож на Бертензона.

Доктор Бертензон, еврей, был старинный домашний доктор Карташевых, и в памяти его остались как-то шутливо сказанные слова отца, что мать его увлекалась Бертензоном.

- Глупости говоришь, - сказала мать, и Карташеву показалось, что она смутилась.

А дядя весело прибавил:

- Если твоя мама, смотря в свое время на него, высмотрела и его пронырливый ум для тебя, так и слава богу, и благодари ее за то...

- Ну, господа, вы оба глупости заговорили.

- Да так же, сестра, всегда бывает - от большого ума всегда на малый сходят.

- Хочешь, вместе едем, Маня?.. - предложил Карташев.

- Едем, - весело согласилась сестра.

- Отлично, поезжай, - сказала мать, - и поторгуйся за него.

- Ну, как живешь? - спросил сестру Карташев, сидя с ней на извозчике.

- Живем, - ответила сестра и насторожилась.

Наступило молчание, и сестра спросила:

- Ты что это вдруг заинтересовался моей жизнью?

- Я, во-первых, всегда интересовался, но раньше я тебе совершенно не сочувствовал, а теперь сочувствую.

- Гром и молния! Что ж это значит?

- Да я сам еще не знаю. Видишь, я все время, с гимназии еще, уперся лбом, что все это только мальчишество, плод, так сказать, незрелой мысли. Ну, а в этот месяц я встретил такую массу людей, которых очень уважаю и которых упрекнуть в незрелости мысли никак нельзя. С рабочими изо дня в день целый месяц прожил их жизнью, их мыслями. Все это как-то отвело меня от стены, и может быть, и я сам отстал и уже сам являю из себя плод незрелой мысли. Я и хотел с тобой поговорить. Если у тебя есть что почитать, я с удовольствием прочту.

- Приятно слышать, во всяком случае, - сказала, помолчав, сестра. - Две брюшюры есть, я дам их тебе.

- Можешь ты мне в кратких словах передать сущность вашего ученья?

- Могу, конечно... Земля принадлежит крестьянам, народу. Народ, темная масса, этого не сознает и отдает себя в кабалу. Пробудить самосознание в этой темной массе, сделать ее хозяином в государстве, где она составляет девяносто процентов населения, - вот основная задача партии. Правительство, конечно, против этого и ведет с нами борьбу. Эта борьба все больше и больше обостряется, и на этой почве страсти с обеих сторон разыгрываются. Все больше и больше приходим мы к заключению, что, при полной нашей бесправности, мы не можем вести мирную оппозицию. Пока что-нибудь успеешь уяснить неграмотному крестьянству, тебя уже схватят и сошлют на каторгу. Ну, тогда уж сам собою ставится вопрос: на каторгу так на каторгу - было бы за что! Репрессия идет очень быстрыми шагами вперед; может быть, и казни начнутся, тогда опять - раз казнь - было бы за что! И каракозовская попытка может повториться в более широких размерах. Я лично не сочувствую всему этому ужасу, да, собственно, и все наши - тоже, но роковым образом само собою это идет все дальше и дальше, и хотя страшно уродливо, но логически вытекает одно из другого. Некоторые из наших считают уже теперь бесполезной работой хожденье в народ и высказываются только за политическую борьбу, за борьбу с правительством и самодержавием путем, конечно, единственным, который имеется в распоряжении партий, - путем террора, убийства тех, кто особенно стесняет жить, действовать, проводить свои взгляды.

- Такая борьба, ты думаешь, приведет к успеху?

• Предыдущая
• 42/81
• Следующая