Умм, или Исида среди Неспасенных - Бэнкс Иэн М. - Страница 87

• Предыдущая
• 87/90
• Следующая

– Не откажешься немного пройтись?.. – и с усилием сделал шаг в сторону от стола.

Я держалась рядом. На пороге он обернулся:

– Еще раз просим нас извинить.

В вестибюле он помедлил – видимо, собирался с духом.

– Давай-ка сделаем кружок по саду.

– Кружок по саду, – повторила я. – Да, так будет лучше…

И мы с дедом в последних проблесках дневного света вышли в сад, где я открыла ему все, что узнала о его прошлом, рассказала, из каких источников мне это известно, и умолчала лишь о том, кто именно и каким образом подтолкнул меня к этим поискам. Я показала ему копию газетного очерка и предупредила, что второй экземпляр отправлен Иоланде для передачи ее поверенным. Время от времени дед рассеянно кивал.

Еще я сказала, что Аллан долгое время всех обманывал, а этого спускать нельзя. Дед не выразил ни особого возмущения, ни даже удивления.

В дальнем уголке регулярного сада, возле спуска к реке, у нас есть каменная скамья, откуда виден илистый берег, поросший кустарниками и тростником. За рекой тянутся поля, огороженные лесополосой, а еще дальше, в заоблачной дали, встает гряда холмов, уходящая к горизонту.

На мгновение дед спрятал лицо в ладони, и я подумала, что вот-вот услышу рыдания, но он с тяжелым вздохом опустил руки на колени и, повесив голову, стал разглядывать сбегающую к реке тропинку. Некоторое время я его не тревожила, а потом осторожно приобняла за плечи, готовая к тому, что он с негодованием отпрянет, сбросит мою руку и разразится гневной тирадой, но этого не произошло.

– Когда-то я совершил ошибку, – заговорил он вполголоса, без всякого выражения. – Одну-единственную ошибку, Исида; по глупости… В ту пору я был другим, не таким, как сейчас. Все последующие годы я старался… старался искупить свою вину… и у меня это получилось. Так я считаю.

Он говорил – и не мог остановиться. Я поглаживала его по спине и время от времени поощряла к продолжению. У меня по-прежнему мелькала мысль, как бы с ним не случился приступ, но, вообще говоря, даже не верилось, насколько легко далась мне эта беседа и до чего я дошла в своем цинизме. Я не стала спорить, когда он заявил, будто в жизни только и делал, что расплачивался за свое преступление. Мне нужно было выиграть время, чтобы сделать окончательный выбор – либо в пользу разрушительной правды, либо в пользу лжи во спасение.

Я ощущала себя этаким Самсоном, которому ничего не стоит сокрушить стены храма. Перед глазами возникли дети, ученики сестры Анджелы: имела ли я право обрушить камни нашей веры на их невинные головы? Наверное, нет, равно как и не вправе была решать, стоит ли воспитывать их по законам веры, которая зиждется на низменной лжи.

Можно было, конечно, поступить так, как делают очень многие: поставить во главу угла свои корыстные интересы… да только трудно представить, куда бы завел меня такой курс. С одной стороны, я все еще вынашивала планы мести: потрясти нашу веру до самого основания, употребить власть, настоящую власть, которая, как я теперь убедилась, сосредоточена у меня в руках, и направить ее против тех, кто причинял мне зло, а потом, наблюдая за разрухой и хаосом как бы отстраненно, с высоты своего положения, приготовиться собрать обломки, чтобы склеить их по-новому.

С другой стороны, я ужасалась собственным апокалиптическим замыслам и желала только одного: чтобы все, по возможности, вернулось на свои места, будто этой заварухи не было и в помине, но чтобы залогом моего прочного положения сделались знания и тайная власть, а не наивность и блаженное неведение.

А с третьей стороны, мне хотелось бежать прочь сломя голову.

Что же выбрать?

Дед наконец-то распрямил спину.

– Итак, – сказал он, повернувшись в сторону особняка. – Говори, Исида, чего ты хочешь.

Сидя на холодной каменной скамье, я и сама стала жесткой, бесчувственной и холодной, как камень.

– А как ты думаешь? – равнодушно ответила я вопросом на вопрос.

Он обратил на меня взгляд, полный муки, и я на мгновение почувствовала себя стервозной и мелочной.

– Не рассчитывай, что я уйду, – быстро проговорил он, рассматривая гравий под ногами. – Это было бы нечестно по отношению к нашим. Люди мне доверяют. Полагаются на мою силу. На мое слово. Мы не вправе их бросить. – Он стрельнул глазами в мою сторону.

Я не отреагировала.

Тогда он воздел глаза к небу.

– Могу подвинуться. Дать тебе место. Разделим ответственность. Ведь я был вынужден с этим жить, – посетовал он. – Столько лет вынужден был с этим жить. Теперь твой черед взвалить на себя этот груз. Если справишься.

– Думаю, справлюсь, – ответила я.

Он опять стрельнул на меня взглядом.

– Что ж, по рукам. Остальным ничего знать не надо. – Он кашлянул. – Для их же блага.

– Пожалуй.

– А как быть с Алланом? – Дед по-прежнему отводил глаза.

Ночной ветерок разносил птичьи трели над лужайками, цветниками и гравиевыми дорожками, но вскоре улетел в другую сторону.

– Уверена, это он подбросил мне в рюкзак баночку жлоньица, – сказала я. – Хотя мог бы поручить расправу кому-нибудь другому. И письмо от кузины Мораг тоже подделал он.

– Подделал?

– Она не писала два месяца. У нее не было намерения приезжать на Праздник, это правда; но все остальное – фальсификация.

Я рассказала, что поездка, которую планировали Мораг и ее менеджер, сорвалась в последнюю минуту. Рассказала, как Аллан оклеветал меня перед Мораг, чтобы она на пушечный выстрел не приближалась ко мне и к Общине.

– Значит, он обзавелся мобильным телефоном? – качая головой, переспросил дед, когда разговор зашел о происках Аллана. – То-то я вижу: что ни ночь, крадется в контору. – Он тяжело вздохнул и вытер нос платком. – Ну, думаю, женщина у него, или наркотиками балуется, или еще что-то…

Ссутулившись, дед уперся локтями в колени и стал комкать в ладонях носовой платок.

– До меня дошли слухи, что во время моего отсутствия он… помогал тебе в пересмотре «Правописания», – сказала я.

Мы встретились глазами, но дед не выдержал моего взгляда.

– Скажи, дедушка, какие конкретно изменения подсказал Аллан?

Похоже, ему было физически трудно выдавливать слова; он стал отчаянно жестикулировать:

– Он… Мы с ним…

– Попробую угадать, – сказала я, пряча волнение. – Ты услышал глас Божий: надо восстановить правило первородства, чтобы после твоей смерти управление Орденом перешло по наследству к Аллану, а не ко мне. – Я сделала паузу, ожидая ответа, но дед промолчал. – Так или не так?

– Да, – тихо отозвался он. – Примерно так.

– А високосники… какова будет наша роль? Что нас ждет при новом порядке?

– Всеобщее уважение, – сказал он, отводя глаза. – Но…

– Но без власти.

Дед молча кивнул.

Мне было видно только его спину. Он все так же теребил платок.

– Полагаю, надо вернуться к прежним правилам, не возражаешь? – тихо спросила я.

– Вот, значит, какова твоя цена, – с горечью произнес он.

– Можно и так сказать, если угодно, – подтвердила я. – Моя цена – восстановление в правах. Мое восстановление в правах. Этого я и добиваюсь.

Он взвился и опять полыхнул гневом:

– Нельзя же, в самом деле… – начал он на повышенных тонах, но быстро осекся.

– Вот что мне приходит в голову, дедушка, – сказала я мягко и терпеливо. – Если как следует прислушаться, то глас Божий обязательно присоветует тебе что-нибудь дельное. Как ты считаешь?

Некоторое время дед сидел молча, а потом оглянулся на меня: его глаза увлажнились.

– Я не какой-нибудь шарлатан, – с глубокой обидой возразил он. – Мне ясно помнится, какие ощущения, какие слова… снизошли на меня тогда, в самом начале. Просто с тех пор…

Мерно покачивая головой, я раздумывала, стоит ли упоминать о видениях Жобелии, но в конце концов только и сказала:

– Никто не обвиняет тебя в шарлатанстве.

Он в который раз отвел глаза, намотал на пальцы носовой платок, потом досадливо фыркнул и убрал его в карман.

• Предыдущая
• 87/90
• Следующая