Чекисты [Сборник] - Коллектив авторов - Страница 39

Холодно блеснула река. На той стороне перекликались часовые врага.

Подошли к мельнице, постучали.

— Кто там?

— Шнель! Шнель! — поторапливал Калинкин.

Мельник открыл дверь. В избу вошли Железняк, Бесчастнов, Калинкин.

— Ну, господин хороший, выкладывай все начистоту, — сказал Железняк. — Как живется при немцах? Кого успел предать?

Мельник сразу все понял. Стоял перед ними в одном белье, и лицо было белым, как рубаха.

— Выкладывай все! Я и пистолета твоего из-под подушки доставать не стану…

Калинкин подскочил к кровати, отшвырнул подушки. Там действительно оказался пистолет.

— Кого успел предать?

— Никого не предавал…

— Ну тогда счастье твое. Поможешь нам, надо будет кое-что сделать на курорте…

— Сделаем, все сделаем, — бормотал мельник, еще не веря, что грозу пронесло.

В другой деревне, неподалеку от курорта, разведчики решили провести сход. Днем скрывались в лесу, а к вечеру, выставив дозорных, Железняк и Бесчастнов направились в деревню. Люди собрались возле сельсовета. Настороженно ждали.

— Здравствуйте, товарищи, — сказал Железняк, подойдя к толпе. — Разговор у нас с вами короткий. Знайте и запомните крепко: как бы там ни было, а победа все равно будет за нами. Вернется Красная Армия, и вся земля эта, как была, так и будет советской…

Толпа одобрительно зашумела.

— Вернется к вам Советская власть, — продолжал Железняк. — Ваши дети пойдут в школу, а вы будете свободно передвигаться по своей земле, без пропусков, без опаски, будете петь свои советские песни, праздновать свои праздники. И знайте, товарищи, все тогда припомнится, хорошее и плохое. Нам известно, что большинство из вас — преданные люди, патриоты, но есть и предатели… Знайте, не уйдут они от расплаты. Старайтесь на немцев не работать. Помогайте партизанам. Они за вас кровь свою проливают… Им нужна ваша помощь…

Никогда не был Железняк оратором, но тут его слова дошли до людей, задели за живое. Партизан обступили, завязались оживленные разговоры. Особенно наседали две девушки. Они, как выяснилось, работали на курорте и рвались хоть чем-нибудь помочь партизанам.

— Найдем дело, — сказал Железняк.

Группа его обошла более десяти деревень. В бригаду возвращались на четвертые сутки. До самых болот сопровождал их небольшой обоз с хлебом, картошкой и мясом.

Железняк даже не предполагал, что Герман так обрадуется его возвращению.

— Филиппыч?! Живой?

— Живой, как видишь, да еще с приданым…

После первых объятий и расспросов зашли в землянку комбрига. Собрались Герман, Исаев, начштаба, новый начальник разведки. Железняк доложил о результатах похода.

Герман встал, при всех пожал ему руку.

— Я ж говорил — настоящая помощь прибыла, — заметил комиссар.

Попрощавшись с комбригом, Железняк остановился у порога землянки:

— Да, относительно Калинкина… По-моему, стоящий парень. Отлично себя вел…

— Что ж, я рад, — сказал Герман. — Думаешь, мне приятно возиться с предателями? Куда приятней, когда надежные парни…

К вечеру комбриг собрал командирский совет.

— Надо выходить с Голодая, — сказал Герман. — По достоверным сведениям, — он покосился на Железняка, — немцев кругом немного. Поддержка населения нам обеспечена. На подготовку, думаю, хватит суток. Медлить нельзя.

Решение было дерзким: выходить под самым носом у немцев, открыто показывая свою слабость, с разутыми, истощенными, плохо вооруженными людьми. Но другого решения не было.

Вышли на рассвете, рассчитывая засветло выбраться из болот. Однако расчет этот не оправдался. Хотя высланными вперед людьми были выложены гати, все равно дорога оказалась очень трудной. Истощенные и раненые задерживали движение. Их несли на руках.

Лишь к вечеру следующего дня партизаны добрались до деревни Красные Щеки.

Перед тем как разместиться по избам, Герман приказал обеспечить усиленное охранение. Без спроса ничего не брать, ни грамма, ни капельки. За нарушение — расстрел.

Ночью Железняку донесли: фашисты встревожены, на борьбу с партизанами выступают карательные отряды.

Так и не отдохнув, бригада вынуждена была сниматься и уходить в Громулинские леса. Все, кто мог держать оружие, в том числе, конечно, и чекисты, взяли на себя прикрытие отхода. Бои начались вечером, возобновились на следующее утро.

Силы заслона таяли. Боеприпасы кончались. Выручило местное население. Окольными путями партизанам доставлялись патроны и, что особенно важно, сведения о каждом шаге карателей.

Лишь через несколько дней группа прикрытия получила приказ отходить. Ночью, бесшумно снявшись со своих позиций, люди исчезли в лесах, будто растворились в тумане.

Железняк решил «побеспокоить» фашистских офицеров, отдыхавших на курорте. Операция была неплохо подготовлена: активно помогали мельник и его жена, знакомые девушки-официантки. Руководство операцией Железняк возложил на чекистов: Мальцев был старшим, Зюков — его помощником.

Вечером, накануне выхода бригады с Голодая, эта группа незаметно отправилась на задание. Удачно прошли болота, вышли к железной дороге, встретились с разведчиком, жившим на разъезде. Удачно добрались до мельницы, И тут почти в упор столкнулись с карателями. Началась перестрелка; перескакивая с кочки на кочку, они кинулись к заболоченному леску. Еще бы минута — и скрылись, но у самого леса их настигли пули. Мальцев был убит наповал, Зюков тяжело ранен. Упал он с разбегу на мягкий, податливый мох, и высокая болотная трава его тотчас накрыла.

Сгоряча Зюков не почувствовал боли, только страшную слабость и сонливость, точно не спал несколько ночей. Но тут же острая мысль заставила его напрячься: «Каратели сейчас подойдут». Зюков еще не знал, что скрыт от людских глаз. Хотел приподняться, отползти, но сил хватило лишь взвести курок пистолета. «Живым не дамся», — решил он.

Послышались голоса. Каратели приближались.

— Ага! Вот один.

Зюков затаил дыхание, замер и почти одновременно почувствовал боль. «Не застонать бы. Не застонать».

— Где же второй?

Вокруг него хлюпали сапоги карателей. Он готов был стрелять, но цели не видел. Над ним голубело небо,

— Может, утащили второго?

— Не должно…

Потом все утихло. Зюков как бы попал в ванну, провалился в приятную теплоту. Несколько раз открывал глаза, видел кусок неба над головой и опять проваливался. Потом его кто-то тихо позвал, словно боялись разбудить.

— Зюков!

Он хотел ответить, но лишь застонал, протяжно и несдержанно. Очнулся он от боли. Теперь боль была во

всем теле, в руках, груди, в сердце. И было темно. И перед ним темнела чья-то спина. И он покачивался, как в вагоне. «Кто это? Где я? Куда меня несут?» В руках не было пистолета, он вздрогнул.

— Ну, что ты, Саша! Это я, Горбунов.

Зюков не знал, сколько прошло времени. Услышал знакомый голос.

— Саша, ну как ты?

Над ним склонился Кадачигов.

— Бой идет. Мы вынуждены тебя временно оставить. Иначе никак нельзя. Иначе…

— Оставляйте, — тихо ответил Зюков и сам не услышал своего голоса.

— Вот возьми мою плащ-палатку. Давай укрою, а то дождь…

Зюков остался один на один со своей болью. Она все нарастала, казалось, все тело — сплошная рана.

Дождь прекратился, потом опять стал моросить. Темнело и вновь светлело небо. Но боль все не отпускала его. Потом как-то сразу исчезла. И почти в тот же миг заработало сознание: «Я должен выжить. Они придут. Железняк не обманет».

Зюков приподнялся на руках, огляделся. Вокруг рос густой кустарник. Прямо над ним были высокие сосны. Пахло прелыми листьями и еще чем-то острым. Вначале Зюков не понял — чем? Потом догадался: это его рана. «Надо что-то делать», — подумал он и размотал тряпки. Достал нож, начал отрезать куски собственных мышц. Несколько раз ему становилось плохо, он откидывался на спину, набирался сил и заставлял себя продолжать операцию. Проделав это, Зюков нарвал травы, закрутил тряпицей, нарвал мягкий мох и приложил все к ране. Стало как будто легче.