Канал Грез - Бэнкс Иэн М. - Страница 31

• Предыдущая
• 31/55
• Следующая

Она прислушалась к разговорам мужчин. Общее настроение склонялось к тому, что все равно ничего нельзя поделать; оставалось ждать и надеяться, что венсеристы скоро покончат с тем делом, за которым пришли. Боевики доказали, что способны справиться как с вылазками отчаянных одиночек, так и с массовым противостоянием; так что теперь, когда они после этих двух случаев держат ухо востро, любая попытка сопротивления равносильна самоубийству. К такому убеждению они пришли, посидев в спертом, пропахнувшем кровью и дымом воздухе салона «Надии». О самолете с конгрессменами уже не рассуждали, вспоминая о нем разве что к слову, гадая, какие еще причины могли быть у венсеристов для захвата судов.

Тревожная сиеста затянулась до самого вечера; солнечные лучи, пробивающиеся сквозь жалюзи, нарисовали на полу полосатую решетку. Гордон Дженни что-то бормотал словно бы во сне; теперь уже трудно было понять, спит он или не спит, как будто его расстроенный мозг в своем стремлении к стабильности остановился на том, чтобы поддерживать работу сознания на одном уровне в течение всех суток, так что радист все время оставался в одном и том же наполовину дремотном, наполовину бодрствующем состоянии.

Гильзы все падали: звяк, звяк, звяк.

Филипп тихо разговаривал с Брукманом и Блевинсом. Хисако сидела на полу, прислонившись к креслу, стараясь восстановить в памяти каждый момент, начиная с той минуты, когда она в то утро первый раз встретила Оррика, до того мгновения, когда она увидела его сотрясаемое пулями тело, всплывшее в белой водяной пене. Филипп сказал, что до них донеслись разрывы гранат.

– Как вы, ничего? – спросила миссис Блевинс, которая на коленях подползла к Хисако.

Ее лицо с остатками косметики выглядело хуже, чем если бы косметики не было вовсе.

– Ничего, – кивнула Хисако.

Она подумала, что надо бы сказать что-то еще, но не нашла ничего добавить. В ушах по-прежнему стоял звон.

– Вы уверены? – спросила американка, слегка нахмурившись.

Хисако подумала, что миссис Блевинс еще никогда не выглядела более человечной. Она хотела высказать это, но не смогла.

– Правда, все хорошо, – еще раз кивнула она.

Миссис Блевинс похлопала ее по ноге:

– Вам надо немного отдохнуть.

Она вернулась к мужу, а потом переползла к Мари Булар.

Хисако слушала гул в ушах и долетавшее от стойки позвякиванье гильз – разменной монеты смерти.

Она стала клевать носом, вздернула голову. Звуки вокруг стали какими-то отдаленными и глухими. Она хотела поменять положение ног, но не смогла.

В днище судна был люк, а за ним – лестница; их вели вниз мимо трюмов, полных растений и садов, через комнаты, заставленные мебелью, через другой трюм, где застряли в пробке сотни машин; двигатели взрыкивали на холостом ходу, клаксоны гудели, краснорожие шоферы высовывались из окон и открытых дверец и что-то кричали и ругались, махали в воздухе кулаками. Спустившись еще ниже, они попали в темное помещение, полное стержней и рычагов, пропитанное незнакомыми, противными запахами. Она не могла понять, с кем идет и кто их ведет, наверное, из-за плохого освещения. Подумала, что это, возможно, сон, но сны ведь тоже бывают реальными, порой то, что не является сном, бывает слишком реальным, иногда реальность бывает так чрезмерна, что она ни во что не укладывается, ее невозможно вынести. Иногда сон оказывается реальнее всякой действительности, и ее это вполне устраивало.

Под судном воздух был душным и влажным; казалось, словно ты вошла в толстое одеяло, пропитанное чем-то густым и теплым. Поверхность озера была из красного стекла и поддерживалась над волнистым темным дном озера огромными, корявыми столбами; они выглядели как огромные, облитые воском бутылки, подсвечники для сотен гигантских свечей, которые сгорели, оставив после себя восковые подтеки. Один из столбов поддерживал судно, из которого они спустились.

Ступени вели на дно озера, покрытое темным пеплом. Идти по нему было очень трудно, и они все еле брели. Она взглянула вверх сквозь стекло, там была большая оплавленная по краям дыра, словно это не стекло, а пластик, и увидела Стивена Оррика, который, стоя на узенькой досочке, красил борт «Ле Серкля». Он работал очень медленно, словно в некоем трансе, и совершенно не замечал людей у себя под ногами. Некоторые из ее попутчиков пускали небольшие мерцающие пузыри; те вспархивали, словно голуби, и, трепыхаясь, летели вверх, мимо огромных красных столбов, через оплавленную дыру, к молодому человеку, который красил корпус вокруг надписи «Накодо».

Поднимаясь вверх, пузыри раздувались все больше и, долетев до Оррика, оказывались больше его; они расправляли крылья и охватывали его со всех сторон; он выронил кисть, выронил ведро с краской и держался только на узенькой деревянной дощечке, схваченный сначала одним, потом еще одним, а затем множеством раздувшихся пузырей. Махая крыльями, они все плотнее и плотнее облепляли дощечку и вдруг, лопнув, разлетелись белыми перьями, которые посыпались медленным дождем, а ссохшееся тело Оррика, лениво кувыркаясь, упало с борта и пробило красную поверхность озера. Он падал, сопровождаемый градом быстрых красных осколков и медленных белых перьев. Там, где упало ведерко с краской, остался длинный красный след, перечеркнувший одну из букв в названии судна, так что от него осталось только «NAD A».[36]

Она не видела, куда упал Оррик. Воздух был наполнен белыми перьями. В том месте, где он провалился, поверхность озера затянулась.

На другом конце озера, где раньше была дамба, стеклянная поверхность наверху вдруг резко оборвалась, в то время как дно озера вышло на открытый воздух и продолжилось руслом длинной высохшей реки. Она была рада, что выбралась, оставив позади своих спутников. Сквозь молочно-белые облака над головой пробивался рассеянный солнечный свет.

На облаках была начертана решетка; темные линии протянулись с севера на юг и с востока на запад. Она брела по сухой черной пыли, мимо разрушенных и заброшенных зданий, наблюдая, как решетка на облаках постепенно заполняется гигантскими кругляшами; кругляши заполняли всю клетку. Некоторые были черными, как пепел у нее под ногами, другие молочными, как облака, и едва проступали на светлом фоне в виде огромного светящегося круга. По мере того как кругляши заполняли пустые клетки, становилось темнее, и вот они сложились в надпись: DNA.[37]

Наверное, так происходит повсюду, подумала она. Как гигантская игра в го. Свет и тьма – повсюду. Интересно, кто же выиграет! Ей хотелось, чтобы победили светлые. Ей казалось, что они выигрывают. Идя дальше, она заметила, что город вокруг нее, похоже, разрастается. Теперь здания были менее разрушены и стояли намного ближе друг к другу. Небо снова начало светлеть, по мере того как светлые круги постепенно окружали темные и в конце концов стали закрывать их. Дома теснились теперь вплотную и со скрипом начали на глазах вытягиваться ввысь. Появились и люди. Еще маленькие и далекие, они все же передвигались по решетчатым клеткам города между растущими гигантскими зданиями.

Небо было молочным; небо было ясным. Расширившиеся на весь небосвод кругляши завладели небом. Поднялся ужасный ветер, завывая между зданиями, а небо делалось все ярче, и сквозь него прорывался солнечный свет. Она продолжала идти, но заметила, что всех остальных смело ветром, вихрем подняло в воздух, где они затрепыхались белыми пятнышками. Солнце засверкало сквозь одну из огромных линз, появившихся в небе, затем вспыхнуло и взорвалось ослепительным светом, окутав ее лицо покровом зноя.

Открыв глаза, она увидела, что здания расплавились и гигантскими столбами возвышаются над серым пеплом, подпирая небо из красного треснувшего стекла, похожее на что-то старое, спекшееся, измазанное кровью.

Серый пепел вздрогнул, дрожь передалась ей в ноги, ее закачало. Голос небес окликнул ее по имени.

• Предыдущая
• 31/55
• Следующая