Синдром Анастасии - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 22

Двадцать восьмого февраля она закончила вчерне свою книгу, перечитала ее и поняла, что все почти готово и она может отослать ее своему издателю без больших переделок. Этим же вечером Стивен возвратился из Шотландии, где он агитировал за кандидатов консервативной партии.

Они не виделись почти десять дней. Когда она открыла ему дверь, они несколько мгновений стояли, просто глядя друг на друга. Наконец Стивен глубоко вздохнул и привлек ее к себе. Они поцеловались. Джудит остро ощутила тепло и силу его рук, стук его сердца. Когда их губы встретились, она крепко обняла его за шею. И в который уже раз осознала, что, как бы она ни любила Кеннета, только в объятиях Стивена чувствовала себя по-настоящему женщиной.

Она налила им по бокалу, внимательно оглядев друг друга еще раз, они согласились, что оба выглядят чрезвычайно измученными.

— Дорогая, ты слишком похудела, — сказал Стивен. — На сколько фунтов?

— Я не взвешивалась. Но не беспокойся, я наберу снова свой вес, как только сдам книгу. Между прочим, сэр Стивен, вы, похоже, тоже сбросили несколько фунтов.

— Американцы явно ошибаются, считая, что только у них есть спрос на этих резиновых цыплят. Позвоню-ка я лучше в ресторан и закажу нам столик.

— В этом нет необходимости. Я уже достала все ингредиенты. Все очень просто. Отбивные, зеленый салат и, наконец, печеная картошка, чтобы восполнить недостаток углеводов. Устраивает?

— Господи, и к тому же еще — ни одного избирателя, желающего мне удачи или пытающего меня насчет налогов. Что может быть прекраснее!

Они работали в крошечной кухне бок о бок. Джудит резала салат, а Стивен, объявив себя настоящим мастером в этом деле, жарил отбивные.

В эту минуту, с подвязанным на талии фартуком и закатанными рукавами рубашки, Стивен показался Джудит не таким уж усталым.

— Когда я был маленьким, — говорил он, — мама всегда отпускала слуг на выходной, если у нас не предвиделись гости. Ей очень нравилось готовить что-нибудь только для отца и меня. Я всегда скучал по этим чудесным дням, когда мы оставались дома только втроем. Когда мы с Джейн поженились, я предложил ей продолжить эту традицию.

— И что она на это сказала? — спросила Джудит, уже догадываясь, каким будет ответ.

Стивен усмехнулся:

— Это привело ее в ужас.

Он взглянул на отбивные:

— Думаю, еще минуты три, и они будут готовы.

— Салат уже готов. Картошка и булочки на столе.

Джудит ополоснула руки, вытерла их полотенцем и сжала лицо Стивена в ладонях.

— Тебе бы хотелось возродить эту традицию? Когда я не привязана, словно раб, к машинке, я просто чудесно готовлю.

Пять минут спустя, когда они все еще стояли обнявшись, Стивен вдруг принюхался и с тревогой воскликнул:

— О Боже, отбивные!

Поиски женщины, подложившей бомбу к статуе Карла I, зашли в тупик. Многочисленные допросы молодого рабочего Роба Уоткинса ничего не дали. Он моментально опознал женщину в темной накидке на фотографии, сказав, что именно ей он и передал гелигнит. Однако он твердо держался своей истории, утверждая, что, по словам Маргарэт Кэрью, она собиралась использовать взрывчатку, чтобы снести старый сарай в своем поместье в Девоншире. Уоткинс был тщательно проверен, и в конце концов Скотланд — Ярд пришел к заключению, что он был именно тем, кем казался: молодым парнем, считающим себя неотразимым в глазах женщин и совершенно не интересующимся политикой. Брат его был явно нечист на руку и вполне мог взять все, что ему приглянулось. Камин в доме родителей Уоткинса в Уэльсе был заново отделан мрамором, который в точности соответствовал сорту мрамора с последней работы брата. С сожалением комиссар Филипп Барнс был вынужден согласиться со своим старшим помощником, коммандером Джеком Слоаном, что темноволосая женщина в накидке просто использовала Уоткинса в своих целях. Единственной уликой, на которую они могли рассчитывать, был ярко-красный шрам, находившийся, по словам Роба Уоткинса, на правой руке этой женщины, называвшей себя Маргарэт Кэрью. Однако сведения, полученные от Уоткинса, не были переданы в газеты. Ему было предъявлено обвинение лишь в сокрытии краденого, и он был оставлен под стражей до выплаты залога, который, как все понимали, он был не в состоянии заплатить. Тем не менее над головой у него продолжало висеть обвинение в пособничестве террористам, которого, как ему было сказано, он мог избежать, продолжая оказывать всяческую помощь полиции. Каждый констебль в Англии получил увеличенную фотографию женщины в накидке с приказом сразу же ее арестовать, как только ее увидит. Их особо предупредили насчет имевшегося у нее на правой руке, у основания большого пальца, красно-багрового шрама.

По мере приближения выборов интерес общественности к взрыву на Трафальгарской площади начал постепенно спадать. В конечном счете никто там серьезно не пострадал. Ни одна из группировок не взяла на себя ответственности за совершение этого террористического акта. В телевизионных передачах, посвященных этой теме, стал превалировать черный юмор, и часто можно было услышать: «Бедный старый Карл. Не довольствовавшись тем, что отрубили ему голову, они теперь, три столетия спустя, пытаются поднять его на воздух. Ну дайте же ему хоть какую-то передышку».

Затем, пятого марта, в Тауэре, в комнате, где были выставлены королевские регалии, произошел взрыв. Пострадало сорок три человека, шесть из них серьезно, а страж и пожилой американский турист были убиты на месте.

Утром пятого марта Джудит окончательно поняла, что ей не нравится ее описание лондонского Тауэра. Она чувствовала, что ей так и не удалось передать тот ужас, который должны были испытывать убийцы короля и их сообщники, содержавшиеся там под стражей. Зная по опыту, что нередко посещение описываемого ею места помогало лучше почувствовать атмосферу, которую она желала передать, она решила отправиться в Тауэр.

День был необычайно холодный и ветреный. Она надела «берберри», повязала голову шелковым платком, достала из кармана перчатки и, решив не брать с собой сумку, которую носила через плечо, положила деньги и носовой платок в карман плаща. Напряженная работа на протяжении последних дней начинала сказываться, и сейчас даже вес сумки вызывал у нее в плече острую боль. По существу, сумка была ей не нужна, так как она не собиралась ничего записывать. Ей просто хотелось погулять по Тауэру.

Как обычно, во двориках и залах толпились туристы, слушая экскурсоводов, которые на двенадцати языках рассказывали историю этой громадной крепости:

— В 1066 году, как только герцог Нормандии был коронован и стал королем Англии, он сразу же начал укреплять Лондон против возможных захватчиков. Изначально Тауэр был задуман и построен как обычный форт, но уже десять лет спустя была возведена массивная каменная башня, которая и положила начало крепости, известной как лондонский Тауэр…

Эта история была знакома Джудит, но она все же присоединилась к одной из групп, следуя за нею в башни и залы, посещение которых входило в экскурсию. Кровавая Башня[24], в которой в течение тринадцати лет томился сэр Уолтер Рэли[25], потрясла туристов.

— Она больше, чем моя студия, — заметила какая-то молодая женщина.

Да, эти апартаменты были намного лучше жилища большинства несчастных, попадавших сюда не по своей поле, подумала Джудит, и вдруг поняла, что вся дрожит, охваченная внезапным страхом, она прислонилась к стене. «Уходи отсюда, — приказала она себе, и тут же подумала: не глупи, именно ради этого ты и пришла сюда сегодня».

Сжав руки в кулаки в карманах плаща, она вместе с туристами, прошла в Ватерлоо — Бэрракс, где в Джуэл — Хаусе хранились короны, скипетры, державы и другие драгоценные регалии.

— Со времен Тюдоров в этой башне содержались самые знатные узники, — сказал экскурсовод. — Во времена Кромвеля парламент приказал расплавить все королевские регалии, а бриллианты продать. Ужасная, невосполнимая утрата. Но после возвращения Карла II все, что осталось, было собрано вместе, и для его коронации в 1661 году были созданы новые регалии.