Тайная жемчужина - Бэлоу Мэри - Страница 52
- Предыдущая
- 52/65
- Следующая
– Совсем наоборот. Я был вполне счастлив. Но нельзя наслаждаться жизнью и ничего не давать взамен. Тысячи людей сражались за нашу страну, хотя ничем не были обязаны ей, кроме того, что здесь родились. И все же они сражались за нее. Самое малое, что я мог сделать, это находиться бок о бок с ними.
– Расскажите мне о вашем детстве, – попросила она.
Он усмехнулся:
– Вы хотите услышать, каким хорошим маленьким мальчиком или каким сорванцом я был? Увы, я часто серьезно расстраивал отца. И слуг тоже. Один из них, который боялся привидений и дьявола, как-то встретил сразу два чудовища в нашем холле. Два сорванца, их звали Адам и Томас, прятались в верхней галерее и издавали воющие звуки, когда он дежурил по вечерам. Мы с братцем преследовали беднягу целых три недели, пока нас наконец не поймали. Я до сих пор помню, какую трепку я получил.
После нее мне пришлось часа два пролежать на кровати лицом вниз.
Она рассмеялась.
– Это было чудесное детство. Мы представляли себя то греческими героями, то викингами, то охотниками за медведями у водопада. Отец проводил с нами много времени, учил ловить рыбу, стрелять и ездить верхом. А моя мачеха научила меня играть на фортепиано, хотя я не обладаю талантом, подобным вашему. И еще она учила нас танцевать. Во время этих уроков мы много смеялись. Мачеха смешно упрекала нас в неловкости, говоря, что у нас обе ноги левые.
– И все же вы хорошо танцуете, – возразила Флер.
– Мне хотелось бы, чтобы и у Памелы было такое же счастливое детство. И хочется еще детей. Всегда мечтал о большой семье.
Он понял, что допустил какую-то неловкость, когда она вопросительно взглянула на него.
– Я сделаю счастливой свою дочь, когда вернусь домой, – сказал он. – Я больше не оставлю ее одну.
Он прикрыл глаза и положил обутую в сапог ногу на сиденье напротив. День клонился к вечеру. Наваливалась дрема.
Он никогда прежде не говорил о своих мечтах, желании иметь много детей – сыновей и дочерей, чтобы в Уиллоуби звенели веселые крики и смех. И Памеле стало бы веселее – плохо, что она растет одна.
Если бы это были их с Флер дети! Они брали бы их на верховые прогулки, на пикники, на рыбную ловлю, катались бы с ними на лодках. Он научил бы Флер ловить рыбу. А она учила бы детей играть на фортепиано и сама играла бы для них по вечерам. Они вместе обучали бы детей танцам, и непременно вальсу.
А по ночам он любил бы ее. Он спал бы с ней на большой отцовской кровати под балдахином, где не побывала ни одна женщина после смерти отца. Он наполнял бы Флер своим семенем и наблюдал, как она готовится стать матерью, как она дает жизнь их детям.
И сделал бы все возможное, чтобы их детство было счастливым, и сам чувствовал бы себя счастливым человеком.
Герцог открыл глаза, когда ее голова коснулась его плеча. Она дышала ровно и тихо. Он осторожно повернул голову, чтобы не разбудить ее, и прижался щекой к ее волосам, вдыхая их аромат. Их руки так и остались сомкнутыми.
И он снова закрыл глаза.
Роксфорд оказался вовсе не городом, а большой деревней. Начинало темнеть. Церковный двор был довольно обширным, и герцог Риджуэй убедил Флер, что в полутьме трудно будет отыскать надгробный памятник. А может, его пока еще и не существует. Надо спросить у приходского священника.
Но, как объяснила жена священника, того не было дома, он находился у постели больного. А сама она ничего не знала о такой могиле. Да, Хобсоны похоронены на церковном дворе, но последнюю из семьи Хобсонов, Бесси, хоронили лет семь или восемь назад. А в последние шесть месяцев здесь никого из них не хоронили. За это время были только одни похороны, но наверняка не из семьи Хобсонов.
– Человек, о котором я говорю, служил у лорда Броклхерста из Герон-Хауса, – объяснил герцог. – Насколько я знаю, его отец здесь был когда-то мясником.
Жена викария кивнула.
– Это, наверное, мистер Морис Хобсон, сэр. Теперь он живет на холме. – Она указала на восток. – Красный кирпичный дом, сэр, с розами перед ним.
– – Очень странно, – сказала Флер, когда они уходили, а жена викария, провожая их, стояла на пороге своего дома и смотрела им вслед. – Молли была уверена, что Хобсон, который в тот вечер был в библиотеке, из Роксфорда. И его отец здесь живет. Но Хобсона здесь не хоронили… Я должна побеседовать с мистером Хобсоном. Сейчас не слишком поздно для этого?
– Боюсь, что так, – ответил он. – Мы остановимся в гостинице на ночь, а утром я схожу к мистеру Хобсону. Флер, мне кажется, что вам не следует встречаться с ним.
– Но мне это нужно.
– И тем не менее я это сделаю сам, – сказал герцог, помогая Флер сесть в экипаж. – И на сегодняшнюю ночь вы – мисс Кент, моя сестра.
– Благодарю вас. Но что все это значит? Мэтью не позволил Дэниелу похоронить Хобсона, потому что хотел отвезти его тело домой. Но, как оказалось, в родной деревне нет его могилы.
– Я уверен, что всему этому можно найти какое-то объяснение, – сказал он, снова беря ее за руку. – Завтра я все это выясню. Вы голодны? И не говорите, что нет, потому что я ненавижу есть в одиночку.
– Немного, – призналась она, едва заметно улыбнувшись. – Только совсем немного. Но меня беспокоит, что мы так ничего и не добьемся. И этому делу не будет конца!
– Завтра, – ответил он. – А сегодня вы будете сидеть и смотреть, как я ем, да и сами немного перекусите, рассказывая мне о своем раннем детстве. Я уже развлекал вас сегодня. Теперь ваша очередь.
– Мне нечего рассказывать, – ответила она. – Мои родители умерли, когда мне было всего восемь лет. И я не могу вспомнить ничего примечательного.
– Держу пари, что это не так… Ну вот мы и приехали.
Надеюсь, в этой гостинице больше удобств, чем в вашей деревенской. И еда получше.
Им отвели две небольшие соседние комнаты. Весьма скромные, но при них имелась маленькая гостиная, которую герцог тоже снял на этот вечер. В таверне сидело не менее дюжины мужчин.
Флер подумала, что будет чувствовать себя неловко. Им придется спать в соседних комнатах деревенской гостиницы.
Вместе они провели целый день, почти все время держались за руки. И когда она проснулась в карете, голова ее лежала на плече герцога.
Она осторожно подняла голову, думая, что он спит, но Риджуэй не спал, а смотрел в окно. Ее рука все еще покоилась в его руке. Он повернул голову и улыбнулся ей, а она – ему, но вовсе не так смущенно, как сама ожидала.
Казалось, что едва они покинули Герон-Хаус, как весь мир с его условностями остался позади. Не сговариваясь, щи решили прожить эти два дня так, словно они были последними в их жизни.
Да так оно и было на самом деле. Завтра вечером они вернутся в Герон-Хаус. Утром он уедет, и они больше не увидятся и никогда ничего не услышат друг о друге.
Два дня – очень маленький срок.
Нет, между ними не должно быть ни отчужденности, ни натянутости. У них оставался только этот вечер и следующий день.
Они долго просидели за обедом. И Флер постепенно поняла, что он был совершенно прав: когда она начала рассказывать о детстве, то вспомнила о давно забытых случаях и переживаниях.
– Наверное, – сказала она в заключение, – я была счастлива все эти восемь лет. Многим детям не выпадает даже такой короткий отрезок времени, когда они живут окруженные любовью и заботой. Я привыкла думать, что вытянула в жизни тяжкий жребий. Но и мне есть что вспомнить о своем детстве.
– Флер, – сказал он, с улыбкой глядя на нее своими темными повлажневшими глазами, – у вас действительно нелегкая судьба. Но вы – сильная женщина, способная выстоять. Я уверен, что в один прекрасный день вы встретите свое счастье, о котором не решались даже мечтать.
Флер рассказала ему о том, как задумала устроить свою жизнь, чем заняться.
– Детям, о которых вы говорите, просто повезло, – сказал он. – Я знаю, что вы – хорошая учительница и любите детей, Флер. И мне кажется, что мисс Бут такая же. А как насчет преподобного Дэниела Бута?
- Предыдущая
- 52/65
- Следующая
