Политические эссе - Галеано Эдуардо - Страница 4

Они не живут в своем городе. Им запрещено все, кроме своего личного маленького кусочка неба. За дверью начинается район страха, где люди отвратительны, грязны, и опасны. Эти дети -- основа глобализации, они не принадлежат своей стране. Выросшие без корней, не имеющие национальных черт, все их социальные чувства сводятся к уверенности, что реальность представляет опасность. Богатые дети разных городов похожи в своих привычках, так-же как похожи супермаркеты и аэропорты, находящиеся как-будто вне пространства и времени. Воспитанные в виртуальной реальности, богатые дети учат друг друга игнорировать настоящую реальность, которая существует только для того чтобы ее бояться или купить.

С момента своего рождения они воспитаны для быстрого потребления, и проводят свое детство убеждаясь, что машинам можно доверять больше чем людям. Быстрая еда, быстрые автомобили, быстрая жизнь: они живут в ожидании того часа, когда им купят первый Ягуар или Мерседес, они уже мчатся на полной скорости по кибернетическому хайвею, на полной скорости они соревнуются перед экранами компьютеров, на полной скорости скупают товары, взмахивая своими кредитными карточками во время "шоппинга".

Нищета как преступление

Много раньше, чем богатые дети перестанут быть детьми и откроют для себя дорогие наркотики, до того как они столкнутся с одиночеством и научатся скрывать страх, бедные дети начинают вдыхать клей. Пока богатые дети играют в войну пластиковыми пульками, свинцовые пули уже встречают бедных детей на улицах. Некоторые эксперты называют их "детьми ограниченных ресурсов", под которыми они, видимо, понимают человеческий мусор, обитающий в бедных районах. В соответствии со статистикой 70 миллионов детей живут в состоянии полной нищеты. Среди заложников системы им достается больше всего. Общество производит их, следит за ними, наказывает их, иногда убивает, но практически никогда не принимает их.

Они рождены с корнями, висящими в воздухе. Многие из них -- дети крестьян, которых изгнали с земли, и которые сгинули в муравейниках городов. Между колыбелью и могилой, между голодом и пулями расстояние невелико. Из каждых двух бедных детей один работает, изнуряя себя за еду и немного большее: он торгует на улицах, моет машины, он превосходен как рабочий на фабриках и как посудомойка в ресторане, он достаточно дешев для производства товаров на экспорт, чтобы делать туфли и шить костюмы для супермаркетов мира. А что второй ? Из каждых двух детей один лишний, рынок не нуждается в нем. На нем невозможно получить прибыль. А, как известно, тот на ком невозможно заработать не имеет права на жизнь. Та-же система, ориентированная на максимальную производительность, которая избавляется от стариков, избавляется и от детей. С точки зрения системы: старость -- это неудача, детство -- это опасность.

В латиноамериканских странах гегемония рынка разделяет людей, разрывая на части гражданское общество. Какая судьба ожидает тех кто ничем не владеет в странах, где право собственника становится единственным и священным правом ? По отношению к бедным детям противоречие между культурой, которая командует "потребляй!" и реальностью, которая не дает такой возможности, наиболее жестоко. Голод заставляет их грабить и продавать себя; чтобы хоть таким путем вкусить недоступные плоды потребительского общества. И они посылают себя в атаку на улицах больших городов, банды отчаянных, которых объединяет смерть, все время смотрящая из-за плеча. В соответствии с Human Rights Watch полиция убивает 6 детей в день в Колумбии и четыре в Бразилии. А они ? Для них это означает, что миллион Бразильских детей торгуют своим телом, примерно столько-же в Индии, а в Доминиканской республике процветающая индустрия туризма предлагает аукционы невинных.

Паника и ее ловушки

Причину и следствие соединяют средства. Заключенных, живущих в нищете, и живущих в роскоши объединяют дети, которые уже больше чем ничто, но меньше чем все. Свободы детей среднего класса постоянно уменьшаются, система отбирает их день ото дня в обществе, которое провозглашает порядок и стабильность священной целью, в то время как создает хаос. В это время общественной нестабильности, когда богатство концентрируется, а бедность расползается с огромной скоростью, кто не чувствует как пол шатается под ногами ? Средний класс живет в состоянии постоянного обмана, притворяясь что имеет больше чем имеет, но ему никогда не было так сложно исполнять этот обряд самопожертвования. Он парализован паникой: страхом потерять работу, машину, дом, вещи... страхом не получить то, что положено получить, страхом, что кто-то упрекнет его в плохом поведении. Средний класс учится подчиняться, и часто защищает установившийся порядок как будто он и есть его хозяин, хоть он не более чем арендатор этого порядка, более волнующийся о цене аренды и пребывающий в постоянном страхе быть выброшенным.

В страхе растить детей, в страхе жить, находясь под страхом падения. Очутившись в ловушке страха дети среднего класса в массе обречены на унижение пожизненного заключения. В городе будущего (или это уже настоящее ?) дети, под присмотром электронных нянь будут созерцать с балкона или через окно улицу, запретную из-за насилия или страха перед насилием; улицу, где подстерегают опасности, и, иногда удивительный, спектакль жизни.

перевод с испанского, К.Л.М.

* Мир сошел с ума *

http://www.progressive.org/toc1200.htm Progressive Magazine, декабрь 2000

Страх потерять работу с перспективой никогда не найти новой невозможно разделить с нелепой статистикой, которая может показаться нормальной только в мире, который сошел с ума: за последние 30 лет формальные рабочие часы (которые обычно меньше реального рабочего времени) выросли в США, Канаде и Японии, уменьшившись немного всего лишь в нескольких европейских странах. Эта тенденция не поддается здравому смыслу (разве только в перевернутом с ног на голову мире): технологическая революция, которая принесла ошеломляющее повышение производительности труда, не только не увеличивает заработную плату, но даже не уменьшает рабочее время в странах с наиболее развитыми технологиями. В США частые опросы общественного мнения показывают, что работа является наибольшим источником стресса, больше даже чем развод или страх умереть. В Японии переработка (кароши) убивает 10000 человек в год.

Когда французское правительство решило в мае 1998-го уменьшить рабочее время с 39-ти до 35-ти часов в неделю, предлагая другим урок здравого смысла, это действие вызвало бурю протеста со стороны бизнесменов, политиков и технократов. В Швейцарии, где безработица -- не проблема, я был свидетелем события, оставившего меня в шоке. Был проведен референдум по вопросу уменьшения рабочих часов без уменьшения заработной платы. Швейцарцы проголосовали против ! Я вспоминаю, что не мог понять этого результата. И не понимаю его до сих пор. Работа стала всеобщей обязанностью с тех пор как Бог приговорил Адама в поте лица зарабатывать себе на хлеб, но не должны-же мы понимать Господа столь буквально. Я подозреваю, что потребность работать как-то связана со страхом безработицы (хоть в Швейцарии эта опасность кажется довольно абстрактной) и со страхом перед свободным временем. Быть -значит быть полезным; чтобы быть -- необходимо быть годным к продаже. Время, которое не деньги, вызывает ужас. В этом нет ничего нового. Вместе с жадностью, страх всегда был основным двигателем системы, которую обычно называют капитализм.

Страх остаться без работы позволяет насмехаться над правами работников. Восьмичасовой рабочий день больше не относится к сфере закона, но к литературе, где он сияет среди других творений сюрреалистской поэзии. А уж такие вещи как вклад работодателя в пенсии, медицинскую страховку, оплаченный отпуск, Рождественские премии и пособия для неработающих членов семьи вообще относятся к области археологии. Утвержденные законом права работников пришли к нам из другого времени, рожденные страхами: страхом забастовок, страхом надвигающейся социалистической революции. Властьимущие, которые тряслись в страхе вчера -- те, кто наводит ужас сегодня. И, таким образом, плоды двух столетий борьбы за права работника исчезли в одно мгновение.