Очерк общей истории химии. От древнейших времен до начала XIX в. - Фигуровский Николай Александрович - Страница 59

Бургаве активно выступал против алхимических заблуждений и разоблачал несостоятельность утверждений адептов, пользуясь аргументами, добытыми им самим экспериментальным путем. Так, он наглядно доказал беспочвенность утверждений алхимиков, что ртуть при длительном нагревании будто бы «фиксируется», т. е. затвердевает. Бургаве нагревал ртуть непрерывно в течение 15 лет и, естественно, не обнаружил никаких изменений в ее свойствах. Другое утверждение алхимиков, будто бы ртуть при многократной дистилляции может превратиться в весьма летучий продукт с особыми свойствами, Бургаве опроверг подобным же образом. Он 500 раз перегонял одну и ту же порцию ртути и также не обнаружил каких-либо изменений в ее свойствах.

Взглядами Шталя на процессы горения и кальцинации металлов Бургаве пренебрегал. Однако он считал, что сера представляет собой сложное тело и состоит из серной кислоты и некоего горючего вещества, которое он называл вместе с другими химиками своего времени «пищей огня» (pabulum ignis). Одновременно он возражал против мнения, что металлические вещества имеют землистую природу (т. е. состоят из земли), указывая, что в известях содержится металл. Зная, что для горения и кальцинации металлов необходим воздух, Бургаве объяснял увеличение веса металлов присоединением при прокаливании к ним соляных и серных частиц из воздуха. По его мнению, содержание этих соляных и серных частиц в воздухе разных стран различно; больше всего их содержится в воздухе над Бермудскими островами.

В заключение расскажем об одном опыте Бургаве, имеющем целью опровергнуть утверждения многих химиков, в том числе и Бойля, о весомости «огненной материи». Бургаве взвешивал большие куски металла в холодном и сильно раскаленном состоянии и не обнаружил разницы в весе. Отсюда он пришел к выводу, что «огненная материя» не имеет веса, так как несмотря на большое ее «содержание» в раскаленных металлах увеличения веса последних не наблюдается.

Современником Шталя во Франции был Этьен Франсуа Жоффруа (старший) (1672–1731). Профессор медицины и химии в Королевском ботаническом саду (Jardin des plantes) он прославился как основоположник учения о химическом сродстве. В 1718 г. Жоффруа представил в Парижскую академию наук свои «таблицы сродства». В основу этих таблиц легли результаты собственных опытов Жоффруа над взаимодействием кислот с основаниями и другими веществами. Нейтрализовав, например, едкую щелочь кислотой и получив соль, он действовал на эту соль другой кислотой. В том случае, если эта последняя кислота обладала большим сродством к основанию по сравнению с первой, она вытесняла из соли первую кислоту. Таким путем для каждого основания можно получить ряд кислот, расположенных по степени убывания их сродства к данному основанию. Из нескольких списков веществ, расположенных по степени убывания их сродства к основаниям и кислотам, Жоффруа составил сводную таблицу.

Жоффруа не был сторонником теории флогистона, но его взгляды были близки флогистическим. Он считал, например, что металлы состоят из земель и сернистого начала. Жоффруа выступал против алхимических заблуждений и разоблачал жульничество адептов.

Из ближайших учеников и последователей Шталя в Германии, деятельность которых относится к первым десятилетиям XVIII в., назовем лишь некоторых. В теоретическом отношении они, по существу, ничего нового не внесли в развитие представлений, высказанных Шталем. Некоторые из них были фанатичными поклонниками учения Шталя и придерживались его как догмы.

Профессор врачебных наук в Галле Иоганн Юнкер (1683–1759) выпустил в 1730 г. двухтомный «Конспект теоретической и практической химии, представленный в форме таблиц». Здесь, излагая основы учения Шталя, автор высказывает и некоторые собственные мысли. Так, трактуя вопрос о причинах увеличения веса металлов при их кальцинации, он говорит об «абсолютной легкости» флогистона, в том смысле, что будто бы последний обладает «отрицательным весом». Поэтому, вследствие улетучивания флогистона из обжигаемого металла, остаток делается более тяжелым по сравнению с исходным металлом. Такое представление, естественно, не только осложняло рациональное толкование процесса кальцинации, но вводило в теорию флогистона новое противоречие. Несмотря, однако, на всю нелепость таких представлений о свойствах флогистона, они вскоре были приняты многими химиками без всякой критики.

Другие взгляды Юнкера также отличались крайней отсталостью. Признавая в качестве составных частей тел три начала алхимиков, Юнкер, например, считал, что из металлов можно извлечь ртуть, предварительно удалив из них серу и соль. Но такая «искусственная» ртуть, по его мнению, должна обладать большей тяжестью по сравнению с обычной ртутью.

Учеником Шталя и пропагандистом его учения был профессор Медико-хирургической коллегии в Берлине Каспар Нейман (1683–1737). Он написал несколько химических сочинений, посвященных различным химико-техническим проблемам, в частности приложению химии к медицине.

Другой ученик Шталя и Гоффмана, преемник Неймана по кафедре в Медико-хирургической коллегии в Берлине, Иоганн Генрих Потт (1692–1777) за свою долгую жизнь провел множество химико-технических исследований. Ему, в частности, принадлежат работы в области производства фарфора. Потт провел много анализов различных веществ, особенно солей. Он первым объяснил причины красной окраски паров окислов азота. Работы Потта привлекли внимание химиков-техников разных стран Европы, а также России. Флогистон трактовался Поттом как некоторый род «сульфура», в остальном же воззрения этого ученого целиком основаны на учении Шталя.

Итак, эпоха возникновения теории флогистона должна быть оценена как переходная эпоха в развитии химии. Во второй половине XVII и в начале XVIII в. отдельные, вновь открываемые факты и обобщения, такие, например, как новое учение Бойля об элементах, новые представления о горении и дыхании Ж. Рея, Дж. Майова и другие, не получили признания химиков. Наоборот, представления, которые, по существу, явились развитием алхимических учений, оказались господствующими и почти на целое столетие были приняты химиками в качестве главной теоретической основы.

Причины такого положения можно отчасти видеть в том, что химия в эту эпоху почти полностью находилась в ведении врачей и не получила еще значения отдельной, самостоятельной научной области. Большинство химиков-врачей, естественно, смотрело на задачи химии «через медицинские очки» и интересовалось почти исключительно приложениями химии к нуждам медицины и фармации. Только в начале XVIII в. под влиянием потребностей производства исследования химиков-врачей были расширены и охватили многие химико-технические проблемы.

Однако основной причиной живучести старых традиционных представлений и верований, унаследованных от алхимического и иатрохимического периодов, следует считать крайнюю ограниченность фактического экспериментального материала, которым располагала химия к началу XVIII в. Круг фактических сведений и экспериментальных данных, на основе которых возникла теория флогистона, был, по существу, тем же самым, как и за 100 лет перед этим. При таком состоянии химии, естественно, невозможно было ожидать каких-либо новаторских обобщений и тем более революционных преобразований. Понятно, что теоретическая химия в этот период топталась на месте.

И все же флогистический период развития химии существенно отличается от алхимического и иатрохимического периодов. Деятельность алхимиков и спагириков была полностью оторвана от производства и мало связана с практическими потребностями общества. В таких условиях схоластические доктрины и фантастические верования могли господствовать безраздельно. К тому же еще не были известны самые тривиальные факты и причины явлений. В эпоху возникновения теории флогистона химия уже не могла отгораживаться от воздействия запросов производства и оставаться в иатрохимической скорлупе.