Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы - Дюрренматт Фридрих - Страница 59

Шлаттер. Это конец. (Шатаясь, уходит.)

Госпожа Номзен. А, профессор Шлаттер. Его тоже знаю.

Швиттер. Вон отсюда, не то силой выброшу!

Госпожа Номзен. Я принесла цветы.

Швиттер. Не нуждаюсь.

Госпожа Номзен. Возьмите, не стесняйтесь. Мне знакомый могильщик принес, он их свеженькие прямо из гробов тырит. Думала, положу их на ваш смертный одр, господин Швиттер, мне нравится смотреть на покойников, но вы же вовсе не померли. Наоборот. Выглядите как новорожденный. Пышете здоровьем — так будет правильнее. Когда я в последний раз вас видела в «Бельвю», вы казались бледным и отекшим — правда, там, конечно, освещение слабоватое… Прошу. (С неудовольствием протягивает ему цветы.)

Швиттер (сердито). Не допускаю, что вы пришли как поклонница моих сочинений.

Госпожа Номзен. И как поклонница, господин Швиттер, тоже. Я, когда удается, смотрю спектакли в народном парке и ваши пьесы нахожу очень талантливыми.

Швиттер (грубо). Бросьте вашу зелень на венки и уходите.

Госпожа Номзен. Я — фрау Номзен, Вильгельмина Номзен. Мать Ольги. Вы — мой зять.

Швиттер. Малышка никогда мне о вас не рассказывала.

Госпожа Номзен. Надеюсь. Я ей это строго запретила. Мать, заведующая туалетом, испортила бы ей карьеру. Мужчины в этом вопросе чувствительны. Ну а лауреат Нобелевской премии… нет, господин Швиттер, такое было бы для вас непосильно, я любовалась вами тайком, издали… Да, у вас сейчас роскошный вид, просто диву даюсь. А Ольга считала, что вы помираете.

Швиттер. Вы глубоко ошибаетесь. (Приподнимается.) Если хотите исполнить последнюю просьбу умирающего, зажгите свечи, прежде чем уйдете, и опустите шторы!

Госпожа Номзен. Охотно, господин Швиттер, охотно. Но вот подняться сейчас со стула, господин Швиттер, — нет, не встану. Я старая, больная женщина, вы же видели, как я пыхтела. (Тяжело дышит.)

Швиттер. Ну ладно. Тогда я сам себе окажу последнюю любезность. (Встает, опускает шторы, направляется к свечам.)

Госпожа Номзен. Я пришла, господин Швиттер, вот по какой причине: Ольга умерла.

Швиттер. Ольга?

Госпожа Номзен (деловито). Девочка приняла у меня на квартире яд. У нее был знакомый аптекарь, еще до брака с вами, понятно.

Швиттер. Вот уж не ожидал.

Госпожа Номзен. Видимо, она сразу умерла. В ее сумочке я нашла адрес этой мастерской.

Швиттер. Мне очень жаль, госпожа…

Госпожа Номзен. Номзен. Мой отец был французом, звали его де… де… в общем, по-французски, а отец Ольги тоже был французом, только фамилию его я не помню, как и фамилии отцов Инги и Вальдемара, у меня ведь еще двое детей. Настоящая-то семья получится лишь от одного роду, без всяких там фантазий с примесями. (Тяжело дышит.) Сердце барахлит. Да, конечно, воздух в «Бельвю» не идеальный, несмотря на кондиционер. Захиреешь. (Открывает сумку.) Не беспокойтесь! Приму сейчас таблетку.

Швиттер. Разумеется. (Уходит в глубину сцены, возвращается со стаканом воды.) Пожалуйста.

Госпожа Номзен. Ингу вы тоже знаете.

Швиттер. Не помню. Вряд ли.

Госпожа Номзен. Она выступает под именем Инге фон Бюлов.

Швиттер. Припоминаю смутно.

Госпожа Номзен. Вы смутно припоминаете не ее — имя, а ее великолепные груди. Инга — артистка стриптиза, у нее мировая известность. Вольдемар тоже хорошо сложен. Он был милый мальчик, немного тихий и мечтательный, но ведь и я была в детстве такой же. Я особенно заботилась о его воспитании, семилетка, коммерческое училище. А потом он работал в фирме «Хефлингер и компания» и растратил чужие деньги. Вообще-то я ничего не имею против уголовных, моя мать была с ними связана, да и отец тоже, но для этого не требуется образования, хватит здравого смысла. Образованность нужна, чтобы с меньшим риском проворачивать большие дела, для которых уголовники жидковаты. Ладно. Замнем. Четыре года скоро отсидит. В сентябре. В армию ему идти не надо, туда, к счастью, бывших арестантов не берут.

Швиттер. Добрейшая госпожа Момзен…

Госпожа Номзен. Номзен, а не Момзен. Чудно! Многие называют меня Момзен. Директор «Бельвю» тоже всегда говорит Момзен. Он частенько забредает ко мне вниз, хотя у него есть приватные удобства… ох, Господи, спина… Сидячая жизнь, сквозняки, сырость… Правда, в «Бельвю» внизу все изолировано, да оттого, что вечно воду спускают, любое гигиеническое помещение сыреет… Пересяду-ка я в кресло. (Устало поднимается, Швиттер тоже.)

Швиттер. Вам помочь?

Госпожа Номзен. Не стоит. Вы лауреат Нобелевской премии, а я уборщица в сортире — между нами пропасть, так что лучше сохранять дистанцию. (Ковыляет к креслу, садится, тяжело дыша, складывает руки, закрывает глаза.)

Швиттер. Вам свечи не мешают?

Госпожа Номзен. Пусть горят! Освещение как в туалете «Бельвю» до ремонта.

Швиттер. Душно.

Госпожа Номзен. Меня знобит.

Госпожа Номзен (откинувшись, безучастно). Господин Швиттер, хочу еще раз подчеркнуть, что нас с вами, роковым образом, свело вместе только ложное сообщение о вашей, смерти. Но раз уж беда случилась, скажу вам начистоту.

Госпожа Номзен (величественно). Я добросовестно готовила Ольгу к ее профессии. Ей было легче, чем мне, она была избавлена от неудобств обычной панели, мне же пришлось пробиваться с низов. Сейчас в мои годы я еще работаю в туалете лишь потому, что жизнь заставила изменить тактику: я зарабатываю на адресах, которые постояльцы «Бельвю» узнают у меня, когда спускаются вниз. Портье берет двадцать процентов, девочки — тридцать. Как видите, для общества я небесполезна. А Ольга… Я оставляла дочке восемьдесят процентов, портье не получал ничего, это ясно. У нее была симпатичная квартирка, и надо же было этой стерве выйти замуж!

Знаю, вы были с ней счастливы. Вы с ней развлекались, в конце концов, для этого она и существовала. Но к чему вступать в брак? Что бы я делала сегодня, господин Швиттер, если бы вышла замуж? Даже вообразить нельзя. А теперь? У меня две виллы в английском квартале и торговый дом в центре. Нет, господин Швиттер, наша сестра состарится в почете, но замуж не пойдет. Если нет у тебя гордости, опустишься на дно. Подтверждение мы сейчас видим. Оплакиваем мою дочь. А знаете почему? Потому что Ольга позволила себе чувствовать, переживать, а я всегда предостерегала ее от этого, но слова матери пропускают мимо ушей. Вот вы, как писатель, дозволяете себе переживания в вашем деле? Ага, видите! Чувства нельзя иметь, их надо изображать. Когда этого требует клиент. Чувства к делу не относятся. Вот если без них хорошее дело не выгорит, то да. А у моей дочки чертовски плохое дело получилось.

Швиттер. Госпожа Номзен…

Госпожа Номзен. Когда-то это надо было сказать, господин Швиттер.

Швиттер. Моя уважаемая тещенька…

Госпожа Номзен. Госпожа Номзен, если позволите.