Рождественское обещание - Бэлоу Мэри - Страница 28

• Предыдущая
• 28/48
• Следующая

Он грубо повалил ее на кровать, так же безжалостно, как в первый раз, коленом раздвинул ей ноги и овладел ею. Она судорожно втянула в себя воздух, но боли не почувствовала. Она смотрела поверх его головы на край полога над кроватью – тускло-зеленый шелк с тисненными золотом розами. В складках шелка играли блики света. Она ждала, что будет дальше.

Внезапно перед ней появилось его лицо, он поднялся на локтях и смотрел на нее. Элинор ответила ему спокойным взглядом, хотя продолжала безмолвно взывать к нему.

– Вот что означает быть моей женой, миледи… Элинор. – Ее имя он произнес сквозь зубы. – Вам не удастся держать меня на обочине вашей жизни, в то время как вы будете жить так, как привыкли. Я не шучу. Близость каждую ночь. Близость. И днем тоже, если нет гостей в доме. – «Чтобы удовлетворять мои желания», – мог бы добавить он, но не сказал этого. – Вы поняли меня? – Его движения в ней замедлились.

– Поняла, – ответила Элинор. – Я всегда буду ждать вас здесь, милорд. Каждую ночь. Каждый день. Я никогда вам не отказывала.

– Вы отказываете мне даже сейчас, – безжалостно промолвил он. – Вы холодны, как мраморная статуя. Такой я вас уже видел в библиотеке. Но вам не удастся долго отвергать меня, Элинор. С этого момента мы с вами будем по-настоящему в браке, нравится это вам или нет.

– Нравится, – сказала она, чувствуя, как растет в ней спасительный гнев, который поможет ей сбросить с себя почти летаргическое оцепенение. Она попробовала вытянуть ноги вдоль его ног и согнула их в коленях, позволяя ему глубже проникнуть в нее, а затем обхватила его руками. – Не думайте, что я хочу брака без этого. Как же у нас иначе появятся дети? Он замер.

– Вам хочется иметь детей? – На мгновение в его глазах появилось выражение, которое буквально перевернуло ее душу.

– Конечно, я хочу иметь детей, – надменно произнесла она. – Кого же мне тогда любить?

Тронувшее ее выражение исчезло из его глаз. У него был вид человека, которому дали пощечину.

– Да, кого? – переспросил он. – Что ж, кажется, мне не следует просить прощения за то, что я именно таким образом утверждаю свои супружеские права. Отныне каждый из нас будет извлекать из этого свою пользу.

– Да, – согласилась Элинор. Он снова всей тяжестью опустился на ее тело и положил голову на подушку. Отвернувшись от Элинор, он, однако, спрятал лицо в ее волосах, разметавшихся по подушке. Он больше ничего не говорил и не целовал ее. Закрыв глаза, она не разнимала своих рук, обхвативших его, и пыталась сосредоточиться на том, что происходит между ними. Сейчас она не чувствовала ни боли, ни злости, которые испытала в первый раз.

Было даже приятно, с удивлением подумала она спустя несколько мгновений. Все, что он делал с ней, не причиняло особой боли и не казалось унизительным. Она чувствовала, как приятно заныло в груди и как затвердели ее соски. Ей хотелось, чтобы это чувство не проходило.

Элинор еще сильнее обняла его и еще выше подняла колени, пока наконец не обхватила тело мужа ногами. В этот момент она пожалела, что между ними нет любви или хотя бы влечения, ведь то, что она сделала, было таким интимным движением доверия, так сблизило их и было приятно. Но она ждала еще чего-то. Он должен был шептать ей нежные слова, целовать и гладить ее. Они должны стать единым целым.

Элинор не выпускала мужа из своих объятий, вдыхала запах его кожи и одеколона. Но почему-то вдруг почувствовала себя ужасно одинокой. Она готова была расплакаться.

– Пожалуйста… – повернулась она к мужу. Ей так хотелось прижаться щекой к его волосам.

Он поднял голову и с удивлением уставился на нее.

– Что? – настороженно спросил он.

Элинор покачала головой. Он не сказал того, что она хотела услышать, не издал крика, как в тот первый раз. Ничего.

– Я делаю вам больно? – переспросил он.

– Нет.

Он изучал ее лицо. Доставляя ее телу удовольствие, он причинял боль ее душе.

– Элинор, – наконец шепнул он, – вы моя жена.

– Да, – согласилась она, не зная, что он хотел этим сказать. Должно быть, просил извинить его. Это не было упреком, и ей нравилось, что он наконец произнес ее имя. Элинор. Так никто еще не называл ее. «Поцелуй меня, просила она безмолвно. – Пожалуйста, поцелуй, мне так нужна нежность».

Наконец он затих в ней, и она почувствовала, как что-то теплое пролилось в нее, а муж, уронив голову на подушку рядом, тихо и облегченно выдохнул. Его дыхание щекотало ей щеку.

Теперь у нее будет ребенок, подумала она, вытягивая ноги и стараясь расслабиться под тяжестью его тела. Через девять месяцев у нее будет кого целовать, ласкать и любить. Это произойдет за несколько месяцев до следующего Рождества. Целая вечность. Но все это время она будет чувствовать, как растет и шевелится в ней зерно новой жизни, которую он заронил в нее. Теперь она будет беречь и лелеять это зерно.

Граф, оставив жену, накинул одеяло на плечи и, потянувшись через кровать, задул свечу на туалетном столике. В темноте она слышала, как он укладывается рядом с ней и, кажется, пока не собирается уходить.

Щекой она касалась его плеча, от него исходило тепло. Ей вдруг стало хорошо и уютно, какой-то покой охватил ее всю. Ни мыслей, ни раздумий. Она оставит это на завтра. А теперь ей просто захотелось спать.

Возможно, ему еще удастся убедить кого-нибудь из мужчин отправиться на охоту, думал граф, глядя на потемневший полог над кроватью. Однако в спальне было необыкновенно светло. Видимо, ночью снова выпал снег. Вспомнив вчерашнее утро и игру в снежки, он улыбнулся, подумав, какое это было необычное для Гресвелл-Парка зрелище. Хотя поначалу это ему очень не понравилось.

Конечно, его друзья будут рады позабавиться охотой. Ведь за этим они сюда и приехали. Можно пригласить Джорджа Галлиса и Тома Трэнсома. Мелькнула мысль даже об Уилфреде, но он тут же прогнал ее. С этим именем у него связано лишь дурное настроение.

Ему необходимо на какое-то время уйти из дома с друзьями. Можно пригласить и еще кого-нибудь из гостей.

Он должен снова вернуться в нормальный, привычный ему мир. Вчера он слышал разговор Элинор с тетушками. Они, кажется, собирались в деревенскую школу, а затем к священнику, чтобы предложить свою помощь в подготовке детского утренника. Когда он вернется с охоты, жена уже уедет в деревню. Это даже хорошо. Они должны держаться подальше друг от друга. Так они смогут сохранить мир в доме.

Он посмотрел на Элинор. Она спала, повернувшись на бок, лицом к нему. Держаться подальше не означает, что он не будет приходить к ней по ночам. Их брачные отношения должны продолжаться, он возобновил их. По ночам они будут вместе. Хватит того, что во всех других отношениях врозь. Странная грусть охватила его. В семье его жены было столько любви и радости, хотя и шумной, порой неуемной. Ему незнакомы такая любовь и теплота семейных отношений. Бабушка нашла бы их вульгарными. Но он понял, что для него они желанны.

Ему, однако, никогда не узнать их, он не станет членом этой семьи. Элинор презирает его, она любит другого. А он? Что ж, не он выбирал ее себе в жены. Ему она всегда казалась холодной и отстраненной, хотя теперь он не совсем уверен ни в том, ни в другом. Однако единственная близость, на которую он может рассчитывать, – это близость в постели.

Уже утро, ему надо вернуться в свою спальню. Желание снова пробудилось в нем, хотя Элинор крепко спала. Он устроил ей беспокойную ночь, дважды нарушал ее короткий сон, чтобы вновь утвердить свое супружеское право, обладать ею и наладить их брачные отношения, как он не раз пытался объяснить это самому себе.

Однако он все больше убеждался, что дело не только в этом, но не знал, что еще побуждает его вести себя так. Неужели он действительно хочет спасти этот брак? Надеется, что физическая близость поможет их эмоциональному сближению?

Нет, едва ли, с сомнением подумал он. Мысли обгоняли одна другую. Элинор – дочь торговца, мещанка, на которой в силу обстоятельств он был вынужден жениться. Он умышленно воскрешал в своей памяти их первую встречу. И так же намеренно заставлял себя думать о Доротее, а затем об Уилфреде Эллисе и разговоре этого юнца с его женой в библиотеке, который он невольно подслушал.

• Предыдущая
• 28/48
• Следующая