Рождественское обещание - Бэлоу Мэри - Страница 18
- Предыдущая
- 18/48
- Следующая
Когда наконец шум утих, граф, взяв Элинор за руку, представил ее жителям деревни как свою супругу и графиню Фаллоден. Снова раздались шумные приветствия, граф поблагодарил всех за теплый прием, а затем преподобный произнес длинную речь, которую взволнованная Элинор не слушала. Еще крики и приветствия. Элинор помахала рукой, и в толпе свистнули в ответ.
Две горничные в чепцах и два лакея то и дело подносили шампанское и сласти в парадные комнаты, куда перешло общество, покинув балкон. Это были почтенные поселяне и богатые арендаторы.
Первые десять минут Элинор не отрывалась от мужа, который то и дело представлял ее огромному количеству людей. Она в отчаянии пыталась запомнить их имена и лица. Этому всегда учил ее отец. В деловых контактах, наставлял он ее, весьма важно помнить имена даже тех, с кем встречался десять лет назад. Это всегда производит впечатление и свидетельствует о том, что такой человек думает не только о сделках и деньгах.
Большинство тех, кто пришел сюда выпить за здоровье графини и ее мужа и отведать закусок и сластей, были люди местные, торговцы или ремесленники: мясник, кузнец, галантерейщик и другие. Элинор понемногу успокоилась и убедилась, что ей нечего бояться их, они же были готовы принять и полюбить ее. Даже если они знали о ее происхождении, это, должно быть, мало их беспокоило. Возможно, даже наоборот: им нравилась графиня более доступная, чем дочь родовитого дворянина.
Элинор, оставив мужа, разговорилась с мясником, фермером и их женами. А вскоре она уже беседовала с дочерью прежнего викария, старой девой и учительницей, а затем с миссис Блодел и еще с кем-то.
Совершенно неожиданно она почувствовала, что счастлива, более того, очень счастлива. Ей казалось, что она вернулась домой, хотя приехала в места совсем незнакомые, в которых никогда ранее не была, и к людям, которых видит впервые. Да и Гресвелл-Парка она еще не видела. Ее теперь даже радовало, что они с мужем проживут здесь весь год, а не вернутся в Лондон сразу же после Рождества. Лондон всегда был ей родным, даже казалось, что она не сможет надолго покинуть его. Но она была так несчастна в нем в этот последний месяц.
Возможно, теперь, думала она с внезапной надеждой, все здесь у нее пойдет по-другому. Элинор нашла глазами мужа. Он весело смеялся, разговаривая с хозяином постоялого двора. Элинор впервые видела мужа смеющимся. Он был как мальчишка – весел, беззаботен и очень красив. Она почувствовала, как что-то дрогнуло в ней, вызвав неожиданную боль.
Но вот они снова в пути, оставив позади деревню. Вскоре карета уже въезжала в массивные каменные ворота со сторожевыми постройками по бокам, а затем покатила по темной вязовой аллее. Опускались сумерки.
– Я должен был бы предупредить вас, – наконец промолвил граф после длительного молчания. – Но я и сам не знал, что старый обычай все еще существует. Последней новобрачной, приехавшей сюда, была моя бабушка. Надеюсь, это вас не очень смутило? Вы вели себя очень достойно.
Опять снисходительность! Неужели он не ожидал от нее этого и ее достойное поведение всегда будет для него сюрпризом?
– Это были люди моего сословия, – объяснила она. Фраза прозвучала с некоторым оттенком сарказма, и она искренне пожалела об этом. – Мне они понравились, милорд. Они были добры ко мне.
– Что ж, хорошо, – сказал он, – но не расслабляйтесь, миледи. Если нам устроили такой прием в деревне, я уверен, что нас ждет нечто подобное и в поместье. Все слуги выстроятся перед вами в холле, и нам надлежит осуществить смотр, останавливаться и кое с кем перекинуться словом. Будут приветствия и аплодисменты. Пока не прячьте улыбку.
Элинор посмотрела на мужа, но увидела лишь его профиль на фоне окна кареты. Он смотрел перед собой, возможно, ждал, когда появится дом. Их будут встречать все слуги? Под ложечкой заныло от страха, но было в этом страхе и предвкушение чего-то нового.
На Мгновение она искренне пожалела, что их брак не настоящий, что граф не может разделить с нею тех чувств, которые она уже испытывала к своему новому дому, даже еще не увидев его. Как было бы прекрасно, взявшись за руки, вместе смотреть на него и улыбаться друг другу!
По крайней мере слова, сказанные графом ранее, позволяют им сохранить разумные отношения. Она должна быть благодарна ему за милосердие.
Теперь она знает, что и любовницы у него больше нет. Он даже извинился перед ней за то, что она у него была еще какое-то время после свадьбы.
Глава 7
Гостей ждали за четыре дня до Рождества. Друзья графа собирались пожаловать раньше, но он предупредил их о дате своего приезда и этим дал им шанс передумать и вообще отказаться от встречи, объяснив, что Рождество в Гресвелл-Парке будет большим семейным праздником родственников его жены. Странно, но его друзья все равно изъявили желание приехать.
– В конце концов, Фаллоден, – заявил лорд Чарльз Райт, один из самых откровенных из четверых, – нам все равно некуда податься на Рождество, а это самый занудный праздник в году, да если еще в одиночестве торчать дома.
Он был прав. Это действительно пренеприятнейшее время года. У лорда Чарльза не было семьи и родственников, во всяком случае, таких, кто с радостью приветствовал бы его появление в праздничные дни. У Берти были мать и сестра, но вся их жизнь сосредоточилась на воспитании младших детей, как утверждал Берти, и он чувствовал себя лишним. К тому же они осуждали его холостяцкий образ жизни и подбирали ему невест. Бедкомб давно разругался с отцом и братом, и ему было запрещено переступать порог отчего дома. Созерби овдовел два года назад, его жена умерла во время родов. А родители жили далеко, на границе с Шотландией.
Только Берти выразил некоторое опасение в том, стоит ли приезжать в Гресвелл-Парк.
– Твоей жене это может не понравиться, Рэндольф, – сказал он графу. – Вы ведь молодожены.
– Она знает, что я пригласил четверых своих друзей, – ответил граф, – и поэтому пригласила двадцать своих.
Сэр Берти оторопел:
– Право, не знаю. Может, мне лучше положить голову на мамину плаху и ждать невест?
– Берти, – взмолился граф, – не бросай меня в беде! Четверо против двадцати! Только подумай! Ведь ты мой лучший друг! – Это было единственной откровенностью, которую позволил себе граф и как бы намекнул другу, что не все ладно в его новой жизни. – Кстати, она не та вульгарная девчонка, которую ты видел на вечеринке в поместье Памелы Хатчинс? Скажи, не та?
– Нет, – как-то неопределенно произнес Берти. – Эти двадцать гостей, они все родственники твоей жены, Рэндольф? Не знал, что у нее столько братьев и сестер.
– Скорее это тетки, дядья и еще кузены, мне кажется, – пояснил граф. – Должно быть, это дружная семейка, Берти. Всегда по праздникам собираются вместе. Не дождусь, когда познакомлюсь с ними, – слукавил он. – Со всеми двадцатью, включая еще двоих детей.
– Господи! – воскликнул сэр Альберт и, поморщившись, почесал затылок. – Что, если они все станут просить тебя облагодетельствовать их, Рэндольф? Видимо, они рады-радешеньки, что кто-то из них пробился в высший свет. В семье немало девиц на выданье, кузин и прочих.
Граф насторожился.
– Я не должен забывать о том, – сказал он, – что отец моей жены вернул мне Гресвелл-Парк, Берти, и многое другое.
– Ха! – Его друг с любопытством посмотрел на графа. – Ты стал обидчивым, не так ли, Рэндольф? Тебе неприятна эта тема? Прости, старина.
– Элинор – моя жена, – промолвил граф. – Моя графиня, Берти. Сэр Альберт шумно выдохнул.
– Для тебя важно, чтобы я приехал, Рэндольф? – прямо спросил он. – Я тебе обещал, не так ли? Что ж, пусть будет еще одно испытание.
Согласие было принято, но без особого энтузиазма. Однако друзья были нужны графу, а Берти особенно – как наиболее близкий. В том, что это будет настоящим испытанием, граф убеждался все больше по мере того, как близились Рождество и день приезда гостей. Шумные и необузданные – так охарактеризовала свою родню Элинор. И вульгарные. Иногда графа охватывала паника.
- Предыдущая
- 18/48
- Следующая
