Невеста лорда Кэрью - Бэлоу Мэри - Страница 49
- Предыдущая
- 49/51
- Следующая
– Думайте о своей жене, Кэрью, шепнул лорд Фрэнсис.
И маркиз стал о ней думать. О невинной, жаждущей счастья восемнадцатилетней девушке, которая стала жертвой циничных интриг Лайонела. О ее страданиях, когда он так грубо и жестоко отверг ее, и, что было куда хуже, о чувстве вины перед кузиной, которое преследовало Саманту целых шесть лет. О двадцатичетырехлетней женщине, которая испугалась, что этот негодяй до сих пор имеет над ней власть, и она не сможет этой власти противостоять. И тогда она обратилась к нему, к Хартли, чтобы он защитил ее и на всю жизнь оградил от жестокой, уродливой страсти. Он вспомнил о вчерашнем вечере, когда она ударила мерзавца коленом, а затем надавала ему пощечин. Он вспомнил ее в постели рядом с собой, несчастную, потому что она решила, что ее муж тоже отверг ее. Но он-то ведь лишил себя в эту ночь любовных утех лишь потому, что хотел сохранить свои силы перед боем.
Прошлой ночью он пообещал ей, что она никогда больше не будет бояться Лайонела. Был только один путь исполнить это обещание. Он знал, что в это утро, даже если он в следующем раунде рухнет без чувств на пол, уважение друзей он себе обеспечил. И быть может, самоуважение тоже, – вызвав мерзавца на дуг и став с ним лицом к лицу, как мужчина с мужчиной, он дает ему знать, что больше не станет терпеть издевательств.
И все же этого недостаточно. Недостаточно просто достойно выступить в этой схватке – он должен победить!
Он просто обязан победить! И теперь это уже не кажется невозможным. Лайонел сидел в противоположном углу, наискось от него, таращась на него одним глазом – второй распух и почти закрылся. Дыхание него было тяжелое. И может быть, впервые – наконец-то! – он глядел на Хартли, не скрывая своей злобной ненависти.
– Время, джентльмены! Пятый раунд, – как всегда вежливо объявил Джексон. – Начинайте.
Легче сказать «ты должен победить», чем сделать это. Но в девятом раунде маркиз наконец точно знал что не только должен, но и победит. Лайонел еле держался на ногах. Он уже не мог защищаться, и лицо его теперь было открыто и для левого кулака маркиза, и для его правой ноги. Один его глаз почти совсем закрылся, осталась одна узкая щелка. Второй закрыло наполовину. Нос, похоже, был сломан. Силы у маркиза были на исходе, но оставались сила воли и твердая решимость. И лицо Саманты стояло перед его усталыми глазами.
В зале теперь было тихо, хотя, кроме бедолаги Смизерса, никто не ушел.
– Думайте о ней, Кэрью! Думайте о ней! – настойчиво твердил над его ухом лорд Фрэнсис в конце раунда, так же как в в конце предыдущего, и перед последующим. Он выжимал воду из губки ему на грудь и повторял: «Черт побери, Кэрью, думайте только о ней и не сдавайтесь!»
«Неллер влюблен в Саманту», – проплыла у Кэрью в голове смутная мысль. Он давно догадывался. Но Неллер благородный человек. Ладно, он отомстит и за него тоже.
– Добей его в этом раунде, старина, – сказал герцог, энергично обмахивая его лицо полотенцем, как он делал после каждого раунда. – Ты на исходе. В одиннадцатом раунде ты рухнешь. Сейчас пойдет десятый. Последний твой раунд, Харт: Держись! Кроме тех двоих напротив, в зале нет ни одного человека, кто не хотел бы твоей победы. Этот раунд, Харт!
Ему понадобилось две с половиной минуты. Лайонел уже еле стоял на ногах, качался из стороны в сторону, руки его бессильно висели по сторонам, кулаки не сжимались до конца. Он смотрел на Хартли хотя, может быть, и не мог его разглядеть – с бешеной ненавистью. Он бы упал и потерял сознание одного толчка. Всем своим видом он взывал к пощаде. Но маркиз вдруг вспомнил себя, шестилетнего малыша, корчившегося от нестерпимой боли. И страдальческое лицо матери, когда она смотрела на своего единственного покалеченного сына. И Саманту, которая просит его поцеловать ее и говорит, что любит его, – и говорит искренне, потому что напугана новым появлением в ее жизни Лайонела, человека, который на шесть лет сделал ее несчастной.
Маркиз собрал остатки сил и нанес удар правой ногой. Его последний удар, как и первый, попал точно под челюсть. Голова Лайонела откинулась назад, и рухнул навзничь.
Раздался стон, и он затих.
И тут вокруг поднялся оглушающий шум. Мужчины что-то говорили маркизу, смеялись, хлопали его по спине, пока Бридж не заорал, чтобы все держались на расстоянии, а Неллер не пригрозил, что сам пустит ход кулаки, если они не отойдут, а то Кэрью нечем дышать.
– Ну что ж, друг мой, – услышал Кэрью где-то над своей головой голос Джексона, Кто-то уже усадил Кэрью на его табурет в углу. – Должен признать, что вы, быть может, мой лучший ученик за все годы моей работы. Вот только если бы вы помнили, что правую руку надо держать выше – сколько раз я вам это говорил? – ваше лицо сейчас не напоминало бы сырую котлету. Но некоторые люди себя не жалеют.
Виконт Берчли обмахивал распростертого на полу Лайонела и требовал, чтобы кто-нибудь принес воды, но на него не обращали внимания.
– Пойди помоги ему, Бридж, – сказал маркиз. Сам он не мог пошевелить ни руками, ни ногами и даже не пытался встать с табурета.
Герцог кинул на него более чем выразительный взгляд, который Хартли не увидел, потом пошел в противоположный угол.
Лайонел все еще лежал на полу. Берчли осторожно смачивал ему лицо губкой, подошедший герцог Бриджуотер начал обмахивать его полотенцем. Сознание начало возвращаться к Лайонелу, и он застонал. В эту. минуту маркиз с помощью лорда Неллера наконец поднялся и, тяжело припадая на правую ногу и с трудом передвигая негнущуюся левую, вышел из спортзала. Надо было переодеться и поспешить домой.
Невозможно будет скрыть это событие от Саманты, с огорчением думал он. Она ни за что не поверит, что он нечаянно налетел на дверь. А может, и не надо скрывать – может, она будет рада, что он отомстил за нее.
Может, она даже будет им гордиться.
Она и правда потратила уйму денег – во всяком случае, куда больше, чем тратила прежде за один день. И ни на минуту не почувствовала раскаяния. Увез бы он сегодня ее домой, как она просила, так она бы ни пенни не потратила. Так что ворчать он не посмеет. Да и не станет Хартли ворчать ни по какому поводу – она не представляет его себе в роли ворчуна.
К тому же он сам надоумил ее поехать вместе с тетей Агги и купить и себе, и ей что-нибудь красивое. Как и подобает покорной женушке, она подчинилась. Тетке она купила веер из слоновой кости, хотя та и протестовала, говоря, что слишком стара для такой изящной безделушки. Еще Саманта купила ей лайковые перчатки, поскольку разговоры о новых перчатках тетка вела всю весну, Хартли она купила табакерку, хотя он не имел привычки нюхать табак. Но табакерка была такая прелестная, что невозможно было устоять, к тому же крышка была инкрустирована сапфирами, и Саманте пришло в голову преподнести ему табакерку как свадебный подарок – не важно, что он несколько запоздал, да к тому же платить за него придется самому Хартли. Это и будет «что-то голубое». Заменит ту злополучную брошь – она даже не спросила у Хартли, отдал ли он ее обратно или оставил у себя. Не хотела ничего о ней знать.
Про себя Саманта чуть было не забыла, но все же успела вспомнить и купила несколько пар шелковых чулок и новую шляпку, так щедро украшенную лентами и цветами, что она не сразу решилась на покупку, представив себе, как все эти ленты и цветы совсем закроют ей шею. Но шляпка была легкая, как перышко, и выглядела так сногсшибательно и так… экстравагантно, что Саманта не устояла, хотя и не была уверена, что отважится надеть ее в Йоркшире. Она представила себя в этой шляпке и с огромным животом и с трудом удержалась от смеха – иначе пришлось бы объяснять, в чем дело, тете Агги и модистке.
Вопреки собственным ожиданиям Саманта наслаждалась своим последним днем в Лондоне.
Настало время ленча, и они зашли в кафе, несмотря на все протесты тетушки Агги, которая считала, что есть не дома, да еще без сопровождения мужчин, дамам не приличествует. А когда они вышли оттуда, Саманта заметила невдалеке на Оксфорд-стрит Фрэнсиса и весело помахала ему рукой.
- Предыдущая
- 49/51
- Следующая
