Сообразительный мистер Ридер. Воскрешение отца Брауна (сборник) - Честертон Гилберт Кийт - Страница 39

– О, про индейцев вы уж все доподлинно знаете, – рассмеялся племянник. – Помню, как вы учили меня всяким индейским хитростям, когда я был мальчишкой и зачитывался рассказами про краснокожих. Только в рассказах тех индейцы всегда в проигрыше оказывались.

– В настоящей жизни все было не так, – строго произнес ветеран Фронтира.

– В самом деле? – вежливо поинтересовался мистер Блейк. – А я полагал, им нечего было противопоставить нашему огнестрельному оружию.

– Однажды я своими глазами видел, как индеец перед сотней стволов простым ножом для скальпирования убил белого, стоявшего на стене форта, – сказал Крейк.

– Как же ему это удалось? – изумился Блейк.

– Он метнул нож, – пояснил Крейк. – Метнул его так быстро, что никто не успел выстрелить. Не знаю, где он этому научился.

– Надеюсь, вы так не умеете? – рассмеялся его племянник.

– Мне кажется, – задумчиво вставил отец Браун, – эта история может быть не лишена морали.

Пока продолжался этот разговор, из внутренней комнаты вышел мистер Уилтон, секретарь. Он остановился у двери и замер, ожидая, пока остальные договорят. Бледный, светловолосый, с квадратным подбородком и по-собачьи настороженными глазами, – в нем действительно можно было увидеть что-то от сторожевого пса.

Он сказал лишь: «Мистер Мертон примет вас через десять минут». Но этого оказалось достаточно, чтобы рассеять заговорившуюся группу. Старик Крейк заявил, что ему пора, и его племянник вместе с компаньоном ушли вместе с ним, оставив ненадолго отца Брауна наедине с секретарем (чернокожий гигант в другом конце комнаты не воспринимался как человек или вообще как живое существо, настолько неподвижно он сидел, повернувшись к ним широкой спиной и неотрывно глядя на дверь кабинета).

– Боюсь, наша система безопасности покажется вам чересчур строгой, – сказал секретарь. – Но вы, вероятно, уже слышали о Судии Данииле. Хозяина нельзя оставлять совсем одного.

– Но сейчас он ведь совсем один, не так ли? – спросил отец Браун.

Секретарь серьезно посмотрел на него серыми глазами.

– Пятнадцать минут, – произнес он. – Пятнадцать минут за двадцать четыре часа, вот и все время, которое есть у него для себя. Он настаивает на этом, и на то у него есть веская причина.

– Что же это за причина? – поинтересовался гость. Глаза секретаря были все так же внимательно устремлены на священника, но до сих пор строгие губы грозно сжались.

– Коптская чаша, – сказал он. – Может, вы и забыли о коптской чаше, но он не забывает ни о ней, ни об остальном. Во всем, что касается чаши, он не доверяет никому из нас. Она спрятана где-то в его кабинете, и только он знает, где именно и как ее оттуда извлечь. Он никогда не достает ее, если рядом с ним кто-то находится. Поэтому нам приходится рисковать и оставлять его на четверть часа одного, пока он сидит там и молится на нее. Я думаю, это единственное, чему он поклоняется. Не то чтобы тут действительно был какой-то риск, я ведь превратил все это место в настоящую крепость, внутрь не проникнуть и самому дьяволу… По крайней мере, выйти отсюда никто не сможет. Если к нам в гости наведается этот чертов Судия Даниил, клянусь Господом Богом, он останется здесь не только на обед, а намного дольше! Все пятнадцать минут я сижу здесь начеку и прислушиваюсь. Если только услышу выстрел или звук борьбы, я тотчас же нажму вот эту кнопочку, замкнется цепь, и электричество побежит по стене, окружающей сад. Всякий, кто решит взобраться на нее или перелезть, погибнет на месте. Но, разумеется, ни о каком выстреле не может быть и речи – это ведь единственный вход в его кабинет, и единственное окно, у которого он сидит, находится на самой верхушке башни со стенами гладкими, как столб, смазанный жиром. Вдобавок к этому все мы тут, конечно же, вооружены, так что, если даже Судия каким-то образом проникнет в эту комнату, живым он из нее не выйдет.

Все это время отец Браун, чуть прищурившись, рассматривал ковер у себя под ногами, но вдруг, слегка встрепенувшись, сказал:

– Прошу прощения, но мне только что пришла в голову одна мысль. О вас. Я надеюсь, вы не станете возражать, если я скажу?

– Обо мне? – несколько удивился Уилтон. – Что же это?

– Мне кажется, что вы – человек одной мысли, – сказал отец Браун. – Извините за такие слова, но, по-моему, вам на самом деле больше хочется поймать Судию Даниила, чем защитить Брандера Мертона.

Уилтон вздрогнул, но продолжал буравить своего компаньона глазами. Очень медленно его непреклонно сжатые губы растянулись в некое подобие усмешки.

– Как вы… – не без любопытства в голосе начал он. – Почему вы так думаете?

– Вы сказали, что, если услышите выстрел, тут же поразите электричеством врага, который попытается скрыться, – заметил священник. – Как мне кажется, вы считаете само собой разумеющимся, что сначала будет убит ваш патрон и лишь после этого его враг получит смертельный удар электричеством. Я не хочу сказать, что вы не защитили бы мистера Мертона, будь у вас такая возможность, но создается впечатление, что для вас не это главное. Система безопасности здесь, как вы говорите, очень строгая. Да, вы принимаете все меры предосторожности, но только цель всего этого – поймать убийцу, а не спасти человека.

– Отец Браун, – медленно произнес секретарь, к которому уже вернулось его спокойствие, – вы очень умный человек, но в вас есть нечто большее, чем ум. Вы можете расположить к себе, вам хочется говорить правду. К тому же вы, кажется, искренне готовы выслушать ее. Понимаете, надо мной здесь и так уже подшучивают. Говорят, что я превратился в маньяка и поимка этого страшного злодея превратилась для меня в навязчивую идею. Может, так оно и есть, но я скажу вам одну вещь, о которой никто из них не знает. Мое полное имя – Джон Уилтон Хордер.

Отец Браун кивнул, точно ожидал этого признания, секретарь же тем временем продолжил:

– Этот парень, который называет себя Судией, убил моего отца, убил моего дядю и погубил мою мать. Когда Мертону понадобился секретарь, я взялся за эту работу, потому что подумал: там, где находится чаша, рано или поздно объявится и преступник. Но я не знаю, кто преступник, я могу только дожидаться его появления и верно служить Мертону.

– Я понимаю, – мягко произнес отец Браун. – И, к слову, не пора ли войти?

– О, конечно же! – воскликнул Уилтон, снова вздрогнув, будто отгоняя задумчивость, отчего священник решил, что секретарем снова на какое-то время овладела его мания. – Прошу вас, входите.

Отец Браун направился прямиком во внутреннюю комнату. Слов приветствия не последовало, и после нескольких мгновений гробовой тишины он снова появился в дверях.

В тот же миг ожил молчаливый телохранитель, и это произвело такое впечатление, будто неожиданно пришел в движение какой-то громоздкий предмет мебели. Очевидно, что-то в самой фигуре священника насторожило его, поскольку прямо за головой отца Брауна располагалось окно кабинета, и его лицо из-за этого оставалось в тени.

– Думаю, вам следует нажать кнопку, – произнес священник, печально вздохнув.

Уилтон вскочил, точно очнувшись от мрачных размышлений, и пронзительно воскликнул:

– Но ведь выстрела не было!

– Это зависит от того, – сказал отец Браун, – что называть выстрелом.

Уилтон бросился вперед, и они вместе нырнули в кабинет. Это была сравнительно небольшая комната, обставленная просто, но красиво. Окно напротив двери, выходящее в сторону сада и рощицы, было раскрыто. Рядом с окном стояли стул и небольшой столик, словно пленник этих стен за то короткое время, которое ему было позволено провести в одиночестве, хотел насладиться чистым воздухом и светом.

На столике стояла коптская чаша – ее явно принес сюда владелец, чтобы рассмотреть на свету. Тут было на что посмотреть: яркий белый свет превратил драгоценные камни чаши в роскошное пламенное многоцветие, достойное Святого Грааля. Зрелище было невероятное, но Брандер Мертон смотрел не на чашу. Его откинутая голова лежала на спинке стула, грива белоснежных волос свешивалась вниз, а седоватый клинышек бороды указывал на потолок. Из горла миллионера торчала длинная коричневая стрела с красным оперением.