Настоящая любовь - Бэлоу Мэри - Страница 33

• Предыдущая
• 33/74
• Следующая

– Как быстро мы доехали, – сказала она, и ему показались, что в ее голосе прозвучало сожаление.

Он хмыкнул. – Расстояния обычно сокращаются, если преодолевать их на лошади.

– Вам, должно быть, часто приходится ездить верхом, – Продолжала она. – Вы легко правите лошадью. Здесь поворот направо, а потом вверх по холму.

Он свернул направо и никак не отреагировал на ее замечание. – Твоя свекровь будет волноваться? – спросил он. – Она не знает, что я ушла, – ответила Марджед. – По крайней мере я надеюсь, что не знает. Хватит с нее волнений из-за моего мужа. Она заслуживает прожить остаток жизни в покое.

– В таком случае, Марджед, тебе не следовало давать ей хотя бы малейший повод для волнения, – заметил он. – Что, если бы тебя поймали? Кто бы тогда управлял ее фермой?

– Господь не оставил бы ее, – просто ответила Марджед и тихо рассмеялась. – Видите ли, я дочь священника. Когда мужа забрали, я задавала себе тот же вопрос. Худо-бедно, но мы все-таки обходимся без него. Я твердо убеждена, что в этой жизни нам приходится делать то, во что мы верим. Нельзя все время спрашивать у себя, что произойдет, если случится несчастье. Это верный путь к трусости.

Подобные признания давались ей нелегко.

– Я вышла замуж за Юрвина, потому что он был из тех людей, которые следуют своим убеждениям, – продолжала Марджед. – За это я его и любила. Я никогда не ныла, не настаивала на том, чтобы он сначала думал обо мне, а потом брался за какое-то опасное дело. Я никогда не винила его за то, что он оставил меня одну.

Герейнт почувствовал укол ревности к давно умершему Юрвину Эвансу, мужчине, которого она любила. И смутное желание, чтобы и его так полюбили. Но такую любовь нужно было заслужить, а он пока ничего для этого не сделал.

– Немного дальше. – Она махнула рукой. – На вершину следующего, холма.

Остаток пути они проделали молча. Подъехав к воротам и увидев в темноте очертания продолговатого дома, она подала знак остановиться.

– Здесь? – спросил он.

– Да, – тихо, почти шепотом проговорила она ему в ухо.

Он чувствовал, что ей так же не хочется прощаться, как и ему.

– Марджед, – сказал он, – я нисколько не сомневаюсь в твоей смелости или преданности общему делу или в том, что ты пережила большое личное горе. Я высоко чту то, что ты совершила сегодня.

– Я слышу «но» в вашем голосе, – отозвалась она. – Не произносите его. Пожалуйста. Я так восхищалась вами сегодня. Не портите впечатления, заговорив о месте женщины. Место женщины не всегда дома. Ее место там, где она должна быть. А я должна быть с моим народом, когда он протестует, разделяя с ним и трудности, и опасности… и восторг. Я должна быть с вами. То есть с Ребеккой. Не запрещайте мне участвовать в этом.

Проклятие! От его решительности не осталось и следа.

– А если бы я все-таки запретил? – сказал он. – Ты бы послушалась?

Она не отвечала несколько секунд.

– Нет, – было наконец произнесено.

– Ребекка требует полного подчинения от своих детей, сказал он. – Это необходимо для нашего дела и для общей безопасности. Следовательно, мне не стоит, наверное, отдавать распоряжение, которое нельзя выполнить. Иначе мы просто оба зайдем в тупик, не так ли?

– Да, – подтвердила она и добавила более пылко: – Благодарю вас. О, благодарю. Я знала, что вы какой-то особенный человек, лучше всех.

Сердце у него дрогнуло, хотя он понимал, что эта похвала относится к Ребекке, а не к человеку под маской.

– Ну все, – решительно произнес он. – Тебе давно пора спать.

Он спешился, придержав ее твердой рукой, а затем протянул к ней обе руки и спустил на землю. Она стояла перед ним и не сводила с него глаз. Его руки все еще лежали у нее на талии, он и не думал их убирать. Она выглядела смешно и очень мило в своей шерстяной шапочке, закрывавшей волосы, с сажей на лице.

Он поднял руку и стянул с нее шапку. Все заколки, должно быть, слетели вместе с ней. Волосы рассыпались по плечам и по спине тяжелыми прядями. Он понял, что не видел ее с распущенными волосами с тех пор, как она была ребенком.

– Я, наверное, выгляжу растрепой, – улыбнулась она. Его тронуло тщеславие, прозвучавшее в ее словах. Марджед так редко можно было уличить в этом недостатке. Она действительно выглядела растрепой. И в то же время, как ни странно, была прелестной.

– Это все из-за краски на лице, – сказал он.

– Ой. – Она попыталась оттереть одну щеку, но безрезультатно. – Совсем забыла. Ну вот, вы увидели меня без маски. Позвольте и мне тоже посмотреть на вас. Сейчас темно, и я все равно не смогу вас потом узнать.

– Марджед, – произнес он, отводя от лица се руку, – я Ребекка. Под маской ничего нет. – Он хотел было поднести руку к своим губам, но понял, что жест может показаться ей слишком знакомым. Поэтому просто стиснул ее пальцы. – Спокойной ночи. Я постою здесь, пока ты не войдешь в дом.

– Спокойной ночи. – Она тоже пожала ему руку. – Спокойной ночи, Ребекка. И спасибо за то, что сделали такой крюк.

Он отпустил ее, но она замешкалась. Вместо того чтобы повернуться и уйти, Марджед ему улыбнулась. Этого выдержать он уже не смог. Он снова обнял ее за талию, привлек к себе и поцеловал.

Он чувствовал только ее дрожащие губы – маска не позволяла коснуться ее лица. Но и этого хватило. Даже с избытком. Поцелуй затянулся. Он настойчиво раскрыл ее губы и провел по ним языком. Марджед! Любовь, которую он сейчас открывал для себя, пробыла в спячке десять лет, но не умерла. Она вновь расцвела от одного поцелуя. Расцвела пышнее, чем раньше. Да, это напоминало весеннее цветение, когда растения, казавшиеся мертвыми в конце зимы, расцветают ярким цветом.

– Ах! – выдохнула она и погладила его плечи, посмотрев па него затуманенным взором, когда он оторвался от се губ. – Кто вы?

– Ступай теперь, – сказал он, – ступай, Марджед.

Еще секунду она всматривалась в его глаза, и впервые он увидел, что она слегка нахмурила брови, а в ее взгляде промелькнуло сомнение, как если бы она начала узнавать его. Но Марджед тряхнула головой и повернулась. Прежде чем он успел помочь ей открыть калитку, она уже оказалась за оградой и заспешила по двору к дому. Он едва мог разглядеть ее, когда она поднялась на крыльцо, но ему почудилось, что она обернулась и помахала ему рукой. В ответ он тоже поднял руку, но держал ее неподвижно.

Если бы он не был таким глупым в юности, думал Герейнт; Если бы он не оборвал все связи с Тегфаном так безжалостно и бесповоротно, что даже письмо от любимой женщины не попало к нему в руки. Она могла бы снова его полюбить. Он прочел это по ее лицу, услышал в ее голосе и почувствовал в поцелуе. Если бы только он своим поведением не вызвал у нее такую ненависть к себе, он бы снова мог завоевать ее. Но такие вещи необратимы. Он не мог вернуть ей мужа. А если бы смог, то все равно потерял бы се.

Если бы только было возможно, он бы с радостью вернул ей любимого мужа, которым она восхищалась, думал Герейнт, внезапно ощутив болезненный укол и удивление. И таким образом отказался бы от нее навсегда. И довольствовался бы сознанием, что она счастлива и, возможно, будет вспоминать его с добрым чувством.

Он долго стоял у ворот, а потом вернулся к своему терпеливому коню и одним движением взлетел в седло.

Воскресным утром в обычное время она была в часовне. Сидела очень прямо и смотрела только перед собой, вместо того чтобы поддаться любопытству и, оглядевшись по сторонам, узнать, сколько из вчерашних детей Ребекки сумели вовремя покинуть постели.

Она сама спала не больше четырех часов. Удивительно, что она вообще сумела заснуть. Она думала, что не сомкнет глаз, после того как оттерла лицо, переоделась и забралась в кровать, хотя и была измотана. В голове царил сумбур. Но стоило ей положить голову на подушку и натянуть до подбородка одеяло, как перед ее мысленным взором оказался только один образ. Лицо Ребекки в белой маске в обрамлении светлых локонов. И глаза Ребекки – светлые, красивые, зовущие. Глаза, на секунду заставившие ее заглянуть в самую глубину своей памяти в поисках чего-то забытого. А еще губы Ребекки – теплые, ласковые, чудесные. И именно эти губы произносили пугающую ложь, подтверждая слух, будто под маской ничего нет.

• Предыдущая
• 33/74
• Следующая