Тайна «Голубого поезда» - Кристи Агата - Страница 84

– Думаю, ваше мнение на этот счет представляет гораздо бо́льшую ценность, нежели мое.

– Как же вы невыносимо осмотрительны! – воскликнула мисс Сатклифф и тут же тяжело вздохнула. – А я ужасно неосмотрительна…

Она смотрела на него, хлопая ресницами.

– Я хорошо знаю Чарльза и хорошо знаю мужчин. На мой взгляд, он проявляет все признаки желания остепениться. В последнее время Картрайт являет собой воплощение добродетельности. Вот увидите, в скором времени он женится. Какими скучными становятся мужчины, когда они решают остепениться! Они теряют все свое обаяние.

– Я часто задавался вопросом, почему сэр Чарльз никогда не был женат, – сказал мистер Саттерсуэйт.

– Дорогой мой, он никогда не выражал желания жениться, поскольку всегда был, что называется, убежденным холостяком. Но он был чрезвычайно привлекательным мужчиной…

Она опять вздохнула. В ее глазах вспыхнули огоньки.

– Когда-то он и я… к чему отрицать то, о чем известно всем? У меня остались самые приятные воспоминания… Мы и сейчас хорошие друзья. Полагаю, именно по этой причине мисс Литтон-Гор так свирепо смотрит на меня. Она подозревает, что я все еще питаю нежные чувства к Чарльзу. Так ли это? Возможно. Но я, во всяком случае, пока еще не опубликовала мемуары с подробным описанием всех моих любовных связей, как это сделали большинство моих подруг. Если б я опубликовала их, девушке это наверняка не понравилось бы. Она была бы шокирована. Современных девушек так легко шокировать… Вот ее мать совсем не была бы шокирована. Представительниц Викторианской эпохи шокировать невозможно. Они мало говорят, но всегда предполагают худшее…

– Я думаю, вы правы, подозревая, что Эгг Литтон-Гор не доверяет вам, – сказал мистер Саттерсуэйт.

Мисс Сатклифф нахмурилась.

– Я не уверена, что не испытываю к ней ни малейшей ревности… Мы, женщины, похожи на кошек, не правда ли? Цап-царап, мяу, мяу, мяу, мур, мур, мур…

Она рассмеялась.

– Почему Чарльз не пришел и не поговорил со мной на эту тему? Он, наверное, считает меня виноватой… Разве я виновата, мистер Саттерсуэйт? Как вы считаете?

Она поднялась со стула и протянула в его сторону руку.

– Все благовония Аравии не надушат эту маленькую ручку… – Запнулась. – Нет, я не леди Макбет. Мой жанр – комедия.

– Судя по всему, там тоже отсутствует мотив, – сказал мистер Саттерсуэйт.

– Да. Мне нравился Бартоломью Стрейндж. Мы были друзьями. У меня не было никаких причин желать ему смерти. Поскольку мы были друзьями, я хотела бы принять активное участие в охоте на его убийцу. Скажите, могу ли я чем-нибудь помочь?

– Я полагаю, мисс Сатклифф, вы не видели и не слышали ничего, что могло бы иметь отношение к преступлению?

– Я уже рассказала полиции обо всем, что видела и слышала. Участники загородной вечеринки только что собрались. Его смерть наступила в первый вечер.

– Дворецкий?

– Я его почти не видела.

– Вы не заметили никаких странностей в поведении кого-либо из гостей?

– Нет. Ну, конечно, если не принимать в расчет неожиданное появление этого парня… Мандерса.

– Сэр Бартоломью удивился при виде его?

– Думаю, да. Перед тем как мы прошли с ним в столовую, он назвал это происшествие странным. «Новый метод сокрушения ворот, – сказал он. – Только он сокрушил не мои ворота, а мою стену».

– Каково было настроение у сэра Бартоломью?

– Прекрасное!

– А как насчет тайного хода, о котором вы говорили полиции?

– Мне кажется, он начинается из библиотеки. Сэр Бартоломью обещал показать его мне, но не успел.

– А как всплыла эта тема?

– Мы обсуждали его недавнее приобретение – старинный письменный стол из ореха. Я спросила, нет ли в нем тайного ящика, сказав, что обожаю их. Это моя страсть. Он ответил, что о существовании тайного ящика в столе ему неизвестно, но зато в доме есть тайный ход.

– Он не упоминал о своей пациентке, некой миссис де Рашбриджер?

– Нет.

– Вам известно местечко под названием Джиллинг в Кенте?

– Джиллинг? Нет, не думаю, что я когда-нибудь слышала это название. А в чем дело?

– Вы ведь знали прежде мистера Баббингтона?

– Кто такой мистер Баббингтон?

– Человек, который умер – или был убит – в «Вороньем гнезде».

– А-а, священник… Я просто забыла его имя. Нет, никогда прежде я его не видела. Кто вам сказал, что я его знаю?

– Тот, кому это, по всей вероятности, известно, – дерзко произнес мистер Саттерсуэйт.

Мисс Сатклифф с изумлением смотрела на него.

– Господи, неужели они решили, что у меня с ним был роман? Иногда архидиаконы бывают несносными, не правда ли; так почему викарии не могут позволить себе того же? Но я должна посмертно реабилитировать этого беднягу. Никогда в жизни его прежде не видела.

Мистеру Саттерсуэйту не оставалось ничего иного, кроме как довольствоваться этим заявлением.

Дом номер пять по Кэтчер-роуд в Тутинге, казалось, мало подходил в качестве пристанища для автора сатирических пьес. Стены комнаты, в которую ввели сэра Чарльза, имели довольно унылый цвет овсяной муки. Окна были занавешены портьерами из розового бархата. Множество фотографий и фарфоровых собак, телефон, скромно прятавшийся за фигуркой женщины в юбке с оборками, маленькие столики, подозрительно выглядевшие латунные изделия, проделавшие путь из Бирмингема через Дальний Восток…

Мисс Уиллс вошла в комнату так бесшумно, что сэр Чарльз, который в этот момент рассматривал нелепого вида удлиненную куклу Пьеро, лежавшую на диване, ощутил ее присутствие только после того, как она заговорила.

– Здравствуйте, сэр Чарльз. Очень рада видеть вас.

Мисс Уиллс была одета в свободный джемпер, безнадежно свисавший с ее угловатых плеч. Ее ноги, обутые в кожаные туфли на высоком каблуке, обтягивали слегка сморщенные чулки.

Сэр Чарльз пожал ей руку, с благодарностью принял предложенную ему сигарету и сел на диван рядом с куклой Пьеро. Мисс Уиллс расположилась напротив него. Ее пенсне поблескивало в проникавших через окно лучах солнца.

– Как это замечательно, что вы разыскали меня здесь, – сказала она. – Мама будет счастлива. Она обожает театр, особенно что-нибудь романтическое. Ей очень нравится та пьеса, где вы были принцем в университете, – она часто вспоминает ее. Знаете, она любит ходить на дневные спектакли и есть во время представления шоколад.

– Восхитительно, – сказал сэр Чарльз. – Вы не представляете, какое сладостное чувство испытываешь, когда выясняется, что тебя еще помнят… Память публики так коротка!

Он вздохнул.

– Увидев вас, мама будет в восторге, – сказала мисс Уиллс. – На днях приезжала мисс Сатклифф, и она тоже очень радовалась.

– Анджела была здесь?

– Она ставит мою пьесу «Щенок заржал».

– Да-да, я читал о ней. Весьма интригующее название.

– Мне очень приятно, что вы так думаете. Мисс Сатклифф пьеса тоже понравилась. Это нечто вроде современной версии детского стишка «Гей, кошка и скрипка, пляши, да не шибко, щенок на заборе заржал»[93], и прочий скандал, связанный с побегом чайника и тарелки, – чушь и вздор. Конечно, в центре сюжета роль мисс Сатклифф – все танцуют под ее скрипку. В этом и заключается идея.

– Неплохо, – сказал сэр Чарльз. – Мир сегодня похож на безумный детский стишок. И щенок ржал, наблюдая эту картину, не так ли?

Разумеется, эта женщина и есть Щенок, неожиданно подумалось ему. Она смотрит на все это и смеется.

Пенсне мисс Уиллс перестало отбрасывать блики, и он увидел за стеклами умные бледно-голубые глаза, внимательно изучавшие его.

«Эта женщина обладает поистине дьявольским чувством юмора», – подумал сэр Чарльз.

– А вы не догадываетесь, что привело меня к вам? – спросил он.

– Думаю, не только желание лицезреть мою скромную персону.

В этот момент сэр Чарльз осознал разницу между устным и письменным словом. На бумаге мисс Уиллс была остроумной и циничной, а в разговоре – лукавой.