Страна Арманьяк. Бастард - Башибузук Александр - Страница 10

— Надо герб заменить и поменять титул с именем или вообще снять с себя знаки сословные… — Тук привстал на корточки, готовый при малейшем моем возмущении пуститься наутек.

— Сядь… я два раза не повторяю. Сказал — не буду гневаться, значит, не буду. Вот ты понимаешь, что ты сказал? Предать род, предать предков… опозорить свое имя, сан кабальеро… это неслыханно. В роду д’Арманьяк никогда так не поступали…

Я развивал мысль, стараясь вбить в голову шотландца мысль, что он предлагает мне святотатство и неприемлемые для благородного сеньора вещи. Всем нутром чувствую, идет такой поступок вразрез с образом благородного кабальеро, и Тук может что-то заподозрить.

— Объясни мне ход твоих мыслей.

— Ну как, ваша милость… понимаете… когда перед лицом маячит эшафот, не до благородных манер. Вы уж извините, но про вашего отца легенды ходят. И как его ненавидит благочестивый руа франков Луи — тоже не секрет. Луи не оставит вас в покое. Вы его козырь против вашего отца. Я, со своей стороны, понимаю, что неспроста вы из Лектура бежали. Простите за дерзкие слова, но если есть цель, то ее надо достигать любыми путями…

— Не твоего ума дело — цели мои, — прервал я Тука.

М-да… Парень действительно умен не по сословию и времени.

— Я терплю дерзкие речи твои, ибо добр сегодня. Вот скажи, если ты так мыслишь, почему бы тебе не донести на меня? И вину свою покроешь, и, может, милостей отвалят.

— Ну как? — Парень заколебался. — Я же поклялся, а род Логанов…

— Вот не лги мне… — рыкнул я. — Истинную причину говори и не испытывай моего терпения, собака. Я твою душонку насквозь вижу. Ответствуй.

— Все просто, ваша милость. — Тук склонил бритую голову и тихо ответил: — Не будет милостей за вас; по крайней мере, мне. Все получит тот человек, кому я донесу… дурное это дело. А я как должен был пойти на эшафот, так и пойду. Но… можете меня прибить… даже заколоть, но я тоже честь имею, хоть и покрыл свою голову постыдными делами. Я истинный сын своего рода… и за добрые дела всегда воздаю сторицей. Вы же меня спасли, не дали сдохнуть как зверю. Накормили, одели, на службу взяли… я даже сначала не поверил, худое про вас мыслил. Так не бывает… вы же благородный кабальеро… Зачем вы это сделали, ваша милость?

— Не причитай… На еще немного вина, и веток в костер подбрось… — Я не знал, что ответить слуге.

Не рассказывать же, в самом деле, кто я и что казнить первого встречного у нас не принято.

— Зачем, говоришь? Все тоже очень просто. Видение со знамением было у меня, когда в беспамятстве лежал.

— Какое видение, ваше милость? — Тук благоговейно вытаращил глаза, и мне стало даже немного стыдно за обман невежественного средневекового парня.

— Святой… — Я напряг мозги, стараясь вспомнить хоть какого-то подходящего к эпохе персонажа. — Святой апостол Петр осенил меня крестным знамением и напутствовал.

— Сам апостол Петр… — ахнул шотландец и стал истово креститься.

— Да… именно он. Изрек… — Теперь я мучительно придумывал, чего же он там изрек. — Изрек он… говорит, предначертано тебе спасти душу раба божьего на пути твоем. Очистить его от скверны и принять участие в судьбе его. И будет он тебе верным слугой, и совершишь ты богоугодное дело тем самым… Вот так, Тук. А не будь знамения, то мой меч — твоя голова с плеч, ибо ты преступник, греховодник, вор и подлая душа. Теперь понятны тебе действия мои?

— Да, ваша милость, богоугодные дела вы вершите.

— Ладно… я же добрый сын церкви нашей, в отличие от тебя, распутник. Так ты мне и не ответил, что там в гербе моем надо изменить.

— У вас лента бастарда и червленые львы по четвертям… вот если полосу убрать и на первой и четвертой четверти львов тоже извести, получится герб сьоров де Сегюр.

— Откуда они, эти… де Сегюры и откуда это ты знаешь?

— Это один из ленов ваших же земель. Переписывал я как-то труд аббата де Брюльи, там и видел, а я ежели что раз увидел, до самой смерти помнить буду.

— Не бубни… Ну, переделаешь ты — и что? Мало того, что гореть мне в аду за грехи, порочащие род мой, так и в городе обман распознать могут…

— Ваш грех я на себя возьму… — Тук три раза подряд перекрестился. — Да и не большой это грех. Лен-то этот — ваш, и вы всегда можете принять название его. Да и не будем мы в городах задерживаться… А куда, кстати, мы направляемся, ваша милость?

— Не дерзи, собака. А направляюсь я в Арагон ко двору рея Хуана, а ты… запомни, хам, ты сопровождаешь меня. Вот так! — назидательно рявкнул я и швырнул костью в шотландца.

Вот не лежала у меня душа, честно говоря, так строить своего новоиспеченного слугу, но роль свою надо было играть до конца. Насколько я понимаю, не бывало в эти времена добреньких дворян, да еще и ведущих себя запанибратски со слугами. Вот пройдет время, произведу его в оруженосцы… Кусочки знаний подсказывают, что можно, тогда и посмотрим, а пока только так. Ну и милостивым, как смогу, буду.

— Ладно, ближе к городу обговорим еще раз… Тебе сколько денег надо — приобрести облачение, доспехи и оружие, приличествующие слуге моему?

— Ну, я не знаю, ваша милость… Сколько сочтете нужным и как пожелаете меня облачить… — замялся Тук.

— Не хитри, скотина…

Я покопался в мошне, висевшей у меня на поясе. Вроде две монеты золотые, такие же, как у меня в казне, три серебряные и горсть медяков… Ага, соответственно франк, су и денье… Сколько же дать? А, была не была… забрал оба золотых и кинул Туку.

— Держи, собака, и помни мою доброту.

— Ваша милость… — ахнул шотландец и кинулся целовать руки.

— На место… — Спрятал руки, но недостаточно быстро: успел обслюнявить все-таки, урод.

Э-э-эх, кажись, все-таки попал впросак. Много дал… Да и ладно, не забирать же назад.

— Это тебе с жалованьем далеко наперед, понял?

— Понял, понял, — торопливо закивал шотландец и засунул монеты за щеку. — Экипируюсь, как положено. Все возьму, не сомневайтесь.

— Я и не сомневаюсь, — буркнул я. — Так, я буду спать. А ты службу неси. Под утро разбудишь и сам немного отдохнешь. Да… прибери остатки еды и костер поддерживай… все, отбой.

Я прилег на вальтрап, закутался в плащ, положил под голову седло и почти мгновенно заснул. Вино и сытная еда разнежили, да и настроение было не самое плохое.

Все пока складывалось как нельзя лучше, и что-то подсказывало, что так и будет дальше.

Эх, Жан Жаныч… мы еще города на копье и выкупы за пленных брать будем… Люди-то тут по-своему наивные, ёптыть. Это как в анекдоте про Василия Ивановича и Петьку: «И тут мне как поперло…»

Жизнь рыцарская такая!

И герцогинь… это… наклонять куртуазно хочу обязательно…

И вообще всех наклонять.

Романтика, ёптыть…

— …запомни, сын мой, тяжкие это времена, чувствует мое сердце — они наступят очень скоро… — Невысокий коренастый человек с головой, растущей прямо из плеч, обращался ко мне, стоя с факелом в руках.

— Да, отец… — сам того не осознавая, ответил я. — Клянусь родом и честью: распоряжусь в случае нужды согласно заветам вашим.

Стояли мы в длинном темном помещении со сводчатым потолком, сложенным из тесаного камня. У противоположной стены стояло несколько сундуков, окованных железом, и запечатанные бочонки.

— Отец мой так же завещал… — Мужчина вдруг исчез в ярких лучах солнца.

— Что он вам завещал, что?.. — Я внезапно проснулся и зажмурился от лучиков света, пробивавшихся сквозь листву.

Тьфу ты… Сон приснился, прям как наяву, воспоминания Жан Жановича пробиваются… Что там, в сундуках, интересно? Точно золото и брильянты, а что еще… Надо при случае сон досмотреть: может, что полезное и увижу.

Потянулся и встал.

Тук бдил с арбалетом на коленях.

Роден, всхрапывая, щипал травку, покрытую росой; увидев, что я проснулся, фыркнул, шагнул ко мне и сунул голову мне под мышку.

— Хороший, хороший конь… — потрепал я его по холке. — Сейчас я тебя напою, красавец.