Надменная красавица - Бэлоу Мэри - Страница 7

• Предыдущая
• 7/48
• Следующая

— Надеюсь, утром твоя хозяйка проснется в полном здравии и продолжит свое путешествие, — заговорил он с горничной.

Девушка, уже добравшаяся до верхнего этажа, резко обернулась и густо покраснела. Румянец портил естественную прелесть ее лица, как это случилось и днем.

— Я тоже надеюсь, сэр, — сказала она, часто дыша, как будто подъем на второй этаж был так тяжел. — Она должна хорошенько выспаться после этой настойки опия. Она ни кусочка не съела за обедом.

— В самом деле? — спросил он, догнав ее, и заложил руки за спину. Проклятие, он все-таки был пьян. Коридор медленно вращался вокруг него. — Но я уверен, твоя нежная забота все исправит. — Он улыбнулся.

Он ожидал, что девушка отступит в сторону, пропуская его вперед, или поспешит впереди него в комнату хозяйки. Но она стояла словно околдованная. Вот и хорошо, усмехнулся он про себя, кажется, у него будет выбор, с кем провести эту ночь, тем более что хозяйка выпила снотворное. Но пожалуй, какой бы хорошенькой она ни казалась, когда не краснела, девушка выглядела слишком порядочной, чтобы захотелось соблазнять ее.

— В таком случае доброй ночи, — сказал он, шутливо наклоняя голову в легком поклоне, и тут же пожалел, что шевельнул головой.

Она выглядела смущенной и взволнованной. Она попятилась от него по коридору и, не оборачиваясь, схватилась за ручку двери его комнаты, открыла ее и прошептала:

— Доброй ночи, сэр. Боюсь разбудить мою бедную хозяйку.

Лорд Кенвуд постоял немного, уставившись на дверь. «Черт, — подумал он, — должно быть, я пьян сильнее, чем предполагал». Он считал, что это его комната. Если бы он не оказался на лестнице одновременно с горничной, он бы в нее вошел. И вполне возможно, очутился бы лицом к лицу со спящей красавицей. Это вызвало бы некоторую неловкость, особенно если бы она проснулась. Вероятно, от ее криков снесло бы крышу. И кто бы поверил, что он вошел совершенно случайно? Его репутация сильно бы пострадала. В своих ухаживаниях он никогда не допускал такой грубости.

Он покачал головой и повернулся к двери справа.

Он открыл ее и увидел, что в комнате темно. Ну и гостиница! Ни свечей в комнатах, ни запоров в дверях. Но не пойдет же он снова вниз из-за какой-то свечи. Для того чтобы раздеться и лечь в постель, ему не требовался свет.

Он пробрался мимо кровати Картера, тихо проклиная себя за пьянство, и обнаружил, что его кровать стоит у противоположной стены, а не у той, где, как он помнил, она стояла. Он разделся, разбросав по полу одежду — привычка, которую так и не мог искоренить Картер никакими выразительными взглядами и покашливанием, — и с облегчением скользнул между простынями. Он хотел отдохнуть немного перед тем, как к нему придет служанка из трактира, но заснул сразу же, едва лишь голова коснулась подушки.

Ночью Диана проснулась, если это можно было назвать пробуждением. Она осторожно исследовала свою голову и обнаружила, что в висках больше не стучит. Но у нее было ощущение, что ее обернули толстыми слоями ваты. Она чувствовала, что находится под сильным влиянием снотворного. К ней вернулась лишь малая часть сознания, и ей только оставалось снова погрузиться в туманное небытие.

Неожиданно ее охватило чувство одиночества. Рядом не было Тедди. Если бы она протянула руку туда, где рядом всегда лежал он, то не нашла бы его. Его больше никогда не будет рядом с ней. Никогда.

Она позволила себе еще немного побыть в этом мягком полузабытьи. Вскоре после замужества она начала находить утешение в фантазиях. Воображаемые картины иногда становились пугающе реальными.

Это происходило не из-за того, что Тедди не доставлял ей удовлетворения. Он был лучшим из мужей. Он никогда не обделял ее вниманием, даже физически. Он каждый раз целовал ее, уходя из дома и возвращаясь домой, и еще вечером, перед тем как лечь спать. В губы, громко, смачно, с любовью.

И не проходило ни одной недели, чтобы он не воспользовался своими супружескими правами. Чаще всего два раза в неделю. Она всегда заранее знала, когда это произойдет. Она ощущала, как рядом с ней на постели напрягается его тело, как будто его низменные инстинкты, его сексуальность борются с возвышенной частью его натуры. Когда он поворачивался к ней, он словно чувствовал себя виноватым.

Затем все, как всегда, одинаково. Одной рукой он приподнимал ее ночную рубашку, устраивался между ее бедер и пару минут усердно трудился внутри ее. После этого он почти сразу же скатывался с нее, отдыхал одну-две минуты, а затем ласково похлопывал по обнаженной ягодице, опускал ее рубашку, смачно целовал в губы и говорил, что она хорошая жена и что он сожалеет, что причиняет ей такое беспокойство. Спустя несколько месяцев она перестала говорить ему, что он ее совсем не беспокоит.

В их сексуальных отношениях не было ничего обидного или неприятного. Но иногда, когда он, удовлетворенный, засыпал и она без сна лежала рядом с ним, она ощущала какую-то боль, опустошенность, незавершенность чего-то.

Так начались ее фантазии. В своем воображении она идеализировала Тедди. Он становился неузнаваемым. Он был выше и стройнее, с более твердыми и развитыми мышцами. Лицо теряло округлость и становилось красивым, глаза — более голубыми и яркими. Волосы — густыми и волнистыми. Голос — звучным.

Его поцелуи становились беззвучными и долгими, прикосновения его рук — чувственными и нежными. А сам акт любви… о, она никогда не знала, каким он может быть. Пусть уж остается все как есть. Что еще может сделать мужчина? Только руки, губы и голос воображаемого возлюбленного заполняли пустоту. И еще его великолепное мужское тело.

Много раз, когда воображение мешало ей заснуть, она испытывала укоры совести от того, что чувствовала себя одинокой и неудовлетворенной в то время, как Тедди, милый, добрый, ласковый, тихо похрапывал рядом с ней, не ведая, какая распутница его жена.

Тедди. Диана плыла в каком-то тумане. Ей нужен Тедди. Она хотела избавиться от этого ужасного одиночества. Но Тедди умер. Его больше никогда здесь не будет.

Тедди. Тедди.

Если она будет лежать спокойно, не будет бороться с действием опия, он снова будет здесь. Он ляжет на постель рядом с ней, согреет свою половину кровати. Если она будет лежать очень тихо, она услышит его ровное сонное дыхание. Сегодня он не храпит. Должно быть, он лежит на боку.

Если она протянет руку медленно, чтобы не разрушить чары опия, она сможет дотронуться до него.

Она протянула руку.

И дотронулась до него.

Его рука была теплой. С шелковистыми волосками. Твердая и мускулистая. Сегодня он не надел ночную рубашку. Она кончиками пальцев коснулась его плеча, осторожно, чтобы не спугнуть видение. Широкое плечо. Она провела пальцами дальше. Крепкая широкая грудь, покрытая волосами.

— М-м.

Она пришла, подумал маркиз Кенвуд, постепенно просыпаясь от легкого прикосновения пальцев к его руке, плечу и затем к груди. Он даже не слышал, как она вошла в комнату и как забралась в его постель. Эти ласкающие прикосновения были приятны. Он бы никогда не подумал, что она способна на такое.

— М-м.

Он нащупал ее лицо, провел пальцем по ее виску и щеке, большой палец скользнул по закрытому веку и губам. Мягкая, гладкая кожа, удивительно.

Он все еще был сонным, вялым. Но желание уже зарождалось в нем. Он придвинулся поближе и нашел губами ее губы. Теплые, мягкие, сжатые. Он обвел их легким движением языка, осторожно разжал их и проник во влажную глубину ее рта.

— М-м. — На вкус она была хороша. — М-м…

О да, как она не подумала об этом раньше? Вот таким и должен быть поцелуй. Не просто шлепок губами, а долгое слияние, познавание, , единение. И не одно лишь касание губ, а знакомство одного рта с другим. О да, вот как это должно происходить.

Она разжала зубы и впустила его язык, сразу же начавший ласкать небо и ее язык.

О да, вот как следует это делать. Она лежала очень тихо.

• Предыдущая
• 7/48
• Следующая