Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Гольман Иосиф Абрамович - Страница 28

– А кого мы едим? – с набитым ртом и обжигаясь от невозможности погодить с такой вкуснотой, спросила Ольга. А то как-то неудобно, ешь кого-то, и даже не знаешь кого.

– Сорога, – объяснил Виктор, сам плотно приложившись к аппетитному и ароматному, вкусно и горячо парящему блюду. – Плотва, по-вашему.

– Плотва? – удивился Багров. – Я, конечно, не рыбак, но ее даже называют уменьшительно, «плотвичка». А здесь вон какие здоровенные.

– Плотва, плотва, – подтвердил Куницын. – Я в справочнике смотрел. Просто здесь, на северах, простор для всего живого. Вот и вырастают. Это ж не бананы, рыбам круглый год лето не нужно.

– И везде так ловится? – спросила Ольга. – Закинул – вынул.

– Нет, конечно, – вздохнул Виктор. – Возле крупных городов уже многое повывели. Да, слава богу, Архангельский край велик. А в нашем районе вообще медвежьих углов хватает, там военные верховодили, никого не пускали. Мы-то намного южнее получаемся. Когда на Беломорье едем – целая экспедиция.

– А зачем едете? – это уже Багров.

– Ну, красиво. Детям показать. Чтоб знали, где живут, да Таиландам не завидовали. И, конечно, за рыбкой северной. Которой у нас в районе нет. Один голец чего стоит.

– Ну, название как-то не очень, – не оценила Шеметова.

– Название как раз очень, – не согласилась молчавшая до этого дочка. – Рыба-цветок его местные кличут.

– Цветок? – удивился даже много знающий Олег Всеволодович.

– А как его еще назвать? – теперь уже удивилась дочка. – Весь раскрашенный, бока ярко-желтые, брюхо красное, спинка зеленая в синеву и весь в пятнах черно-красных.

– Впечатляет, – согласился Багров. – Для самок, наверное?

– Для них, – ухмыльнулся Виктор. – Не для рыбаков же. Вообще-то он из редких лососей. Вкуса необыкновенного, да поймать сложно. Лешка у меня мастер по гольцам. Был, – глухо закончил он.

Беседа сама собой прервалась.

После еды для гостей наступило блаженство, слегка нарушаемое комарами. Их было не так много, ветерок с озера сдувал. Но лучше бы не было вообще, чтобы ничто не мешало полученным ощущениям. Да уж, такую еду в Москве ни один маньячный гурман не найдет. Ни за какие деньги.

Виктор с девочкой быстро и ловко собрали посуду, вымыли и упаковали то, что увозили с собой, закопали в землю то, что оставляли. Даже бревнышки отнесли в одним им ведомое хранилище.

Все. Поехали.

«Газончик» мгновенно завелся, пассажиры пристегнули ремни, и путешествие продолжилось.

Но если до остановки Ольга уже начала томиться длинной дорогой, то сейчас, после умятой ею запеченной гигантской плотвички, да после видов озера, да после изведанного ощущения одиночества и бескрайности, настроение у нее стало мечтательное и плавно перешло в приятную дрему.

Снова на теплом плече Багрова; да Олег Всеволодович и не возражал.

Проснулась, когда быстроходный раритет уже въезжал в деревню.

«Вот здесь все и происходило», – печально думала Шеметова, глядя на большие неновые дома, почерневшие от времени и от дождей, даже на вид крепкие и надежные.

Здесь мальчик рос под недоброй опекой своего тезки. Здесь, сам того не желая, готовился к главному поступку своей юной жизни. Расплачиваться за который, вполне возможно, придется жизнью оставшейся.

Приехали не так уж и поздно, однако сильно уставшие. Сказывался длинный перелет и не менее длинный переезд.

Шеметова думала, вылезут из машины – и спать. Но не тут-то было.

Взглянув на стол – огромный, самодельный, из толстенных сосновых плах, – Ольга поняла, почему у Анны Ивановны «не получацца» их встретить. Потому что даже при помощи детей сварганить такое количество вкусностей за один день представлялось малореальным.

Но все стояло на столе: пресловутые «калитки» рыбные, мясные, с яйцом и луком, с капустой, с яблоками и морошкой – видов семи, если не больше. Рыба – ряпушка и щука – соленая, жареная, тушеная. Привезенных ими сорог – килограммовых «плотвичек» – дочки тоже уже готовили к превращению в кулинарные бриллианты. Мясо разных сортов и способов приготовления. Про овощи можно не упоминать – и без них стол просто ломился.

Странное дело! Минуту назад Шеметова смертельно хотела спать. Ничего больше не хотела, кроме как сменить неудобный сидячий сон на комфортабельный лежачий. А тут вдруг аппетит проснулся. И, судя по блеску глаз Багрова, не у нее одной.

Анна Ивановна зашла в дом – куда-то она отходила. Бросилась к Ольге, поцеловала. Потом степенно поздоровалась за руку с Олегом Всеволодовичем.

Виктор при ней не то чтобы стушевался. Но было понятно, кто в доме хозяин. Точнее, хозяйка. Впрочем, это точно не было каким-либо иерархическим или, хуже того, рабским подчинением. Это было добровольное подчинение по любви – так про себя определила Шеметова отношения в приютившем их на пару дней доме. «Вот бы мне так с Багровым», – позавидовала девушка. На крайний случай она была готова занять и подчиненное положение – временно. Лишь бы с Багровым.

В огромную комнату сошлись все многочисленные отпрыски Куницыных и бабушка, Мария Петровна, мама Анны Ивановны, тоже еще вполне крепкая, с крупными чертами решительного лица пожилая женщина.

– Об вас только и думала, – тихо сказала она, двумя руками пожимая Ольгину ладонь.

Да уж, захочешь – не забудешь, зачем они сюда приехали. Все красоты и все вкусности подчинены одной лишь сверхзадаче: вызволить из неволи их любимого и несчастного Лешку, не дать ему сгнить в каменном мешке. Или, по крайней мере, оставить хоть какую-то надежду на перемену его злой участи.

К сожалению, при трезвом рассмотрении задачи выводы были малоприятные. Борьба будет, разумеется, не за освобождение парня, а за теоретическую, полупризрачную возможность когда-нибудь увидеть его на воле.

Ольга в очередной раз здорово расстроилась. Конечно, она с самого начала понимала, во что ввязывается. Но одно дело – теория, а другое – беседовать с бабушкой «закрытого» навсегда молодого парнишки. Да и смертную казнь в России никто не отменял. Сейчас есть мораторий на ее применение – завтра может не быть.

Багров так не переживал. Олег Всеволодович вовсе не был бесчувственным. Просто жизненный опыт имел побольше и живую свою душу научился прикрывать от ежедневных болезненных уколов. Это лучше, чем инфаркт в тридцать лет.

Вскоре все сели за стол. Все – это одиннадцать человек, с детьми и бабушкой. Не успели начать, как подошли еще трое – две крепкие краснощекие женщины и средних лет мужчина, Глеб.

А потом Ольга и считать перестала, кто-то входил, кто-то выходил – движение было неостановимое, изба огромная, народ ее не переполнял.

И гости, и хозяева, несмотря на очевидный интерес к приехавшим московским адвокатам, надоедливыми не были. По крайней мере, Шеметова успела попробовать значительную часть выставленных на столе вкусностей. Но ублажение живота своего никак не мешало ей вникать в важную для дела информацию.

Например, бабушка Лешки, утянув Ольгу в сторонку, рассказала ей, как, собственно, это преступление века было раскрыто. Оно бы и никак не было раскрыто – продолжавшийся снегопад уничтожил все следы и запахи, кинолога с собакой даже не вызывали. Ребята же, забравшие у убитого майора его пистолет, сразу ушли с места событий, причем не в сторону деревни, а в сторону трассы, где их следы исчезли насовсем.

Пистолет, кстати, добавлял проблем, хотя и без него хватало. Зачем парни это сделали, неясно. Тем более сами же выбросили ненужную увесистую железку в заброшенный колодец. Но обвинение в хищении оружия добавилось.

Милиции понаехало – когда труп обнаружили – видимо-невидимо. Не только районное, но и областное начальство прибыло. Отрабатывали разные версии. Трясли даже архангельское преступное сообщество – может, крышевание местных не поделили? Искали среди «транзитных» – в ту зиму бежали два опасных преступника. Но их путь явно не лежал через Любино и окрестности.