Ярче солнца (ЛП) - Джонс Даринда - Страница 19

Потом Амадор видит, как я теряю сознание, когда Датч, едва закончив колледж, решает вступить в Корпус мира и оказывается посреди боевых действий между двумя племенами в Уганде.

Он рядом, когда через два года в Корпусе мира Датч возвращается в Альбукерке и открывает детективное агентство. Ну какие тут могут подстерегать опасности, правда? Однажды ночью она напивается и кубарем скатывается по ступенькам того самого дома, где снимает квартиру. Наверное, вызвала она меня случайно, как некоторые случайно, в пьяном угаре, набирают чей-то номер на сотовом. Ее жизни ничего не угрожает, но притяжение настолько сильное, что меня выдергивает прямо из сна. Я нахожу ее распластавшейся на лестничной площадке второго этажа. Датч требует снять плащ. Хочет увидеть, что под ним. Узнать, чего так боялась все эти годы. Заглянуть в лицо своим демонам.

Я поднимаю ее с пола и прижимаю к себе, но не успеваю и глазом моргнуть, как она снимает с меня капюшон. Я застываю. Датч – тоже. Хочу снова надеть капюшон, но она не дает. Прикасается к моему лицу. Смахивает упавшие мне на глаза волосы. Проводит пальцами по губам. Поднимается на цыпочки и целует.

Сначала я не отвечаю, но Датч наклоняет голову в сторону и приоткрывает рот. Приглашает.

У меня в груди зарождается нечеловеческое рычание. Я крепко обнимаю ее обеими руками и наконец отвечаю на поцелуй. Датч вплавляется в меня. Запускает мне в волосы пальцы, другую руку кладет на задницу. Я уже почти готов сдаться и взять ее прямо на лестнице, но она вдруг слабеет у меня в руках. Я все еще крепко ее держу. Пытаюсь отдышаться и перебороть ослепляющее желание утонуть в ее тепле.

Слышу, как сверху кто-то спускается, и очень осторожно сажу Датч у стены. Датч сползает на ступеньки и мирно посапывает. Завтра у нее будет беспощадно болеть шея. Я остаюсь и слежу, чтобы парни, которые ее нашли, довели ее до дома, а не уложили в постель к одному из них.

Понятия не имею, почему она так напилась, но очень сомневаюсь, что она хоть что-нибудь вспомнит.

Амадор прикрывает мне спину каждый раз, когда я нужен Датч. Если подумать, это даже грустно. Совсем не то же самое, что очнуться с заточкой между ребрами. Он рядом, когда главарь самой мощной группировки в тюрьме просит покрышевать его от собственных людей, которые решили организовать ему страшную расправу. Я вступаюсь, и его оставляют в покое. Он официально выходит из банды, а значит, и из-под защиты, но его никто не трогает.

Именно это больше всего поражает Амадора. Что даже раскол в группировке не приносит ожидаемых результатов.

Несмотря ни на что, я очень рад, что Амадор выходит на волю. Слишком долго они откладывали свою жизнь на потом. Все это время Бьянка работала официанткой, училась на вечерних курсах и растила дочь с помощью своей матери. Амадор едва слюни не пускает, чтобы стать наконец-то настоящим отцом. Чтобы создать настоящую семью со своей женой. Они с Бьянкой поженились за день до того, как его посадили. Не лучший у них выдался медовый месяц.

Но есть и хорошие новости. Теперь Амадор знает, на что я способен. И мы придумали план. Мне придется кое-чему научиться, но через пару лет он ни в чем не будет нуждаться. Я дал ему слово.

Амадор приезжает часто. Хочет еще чаще, но я не разрешаю. Говорю, что теперь у него есть семья. Они с Бьянкой даже детей привозили. Эшли и малыша Стивена. Эшли такая же красавица, как и ее мать. Я донимаю Амадора – обещаю, что, как только выйду, украду у него детей. Но он и не думает волноваться. Наверное, это хорошо. Бьянка по уши влюблена в Амадора. Она из тех уникальных людей, кто при виде меня не впадает в отупляющее желание. Ее глаза видят только Амадора. Такая преданность – большая редкость. Наверняка какая-нибудь ведьма помогла ему приворожить Бьянку.

Каждый раз он рассказывает мне о Ким, не называя ее имени. У нее все путем. Наш план действует как нельзя лучше.

В том, чтобы выходить из тела и бродить по свету, есть свои плюсы. Один из них я называю промышленным шпионажем. Мне удается раньше других узнавать важную информацию. Например, когда прикроют те или иные компании, когда появятся новые. Я заранее узнаю подробности о рынке ценных бумаг, курсах акций и паевых инвестиционных фондах.

Благодаря моим подсказкам Амадор с Бьянкой и Ким быстро становятся миллионерами. Я тоже, но мои счета заморожены до тех пор, пока я не выйду на свободу. А это может произойти лет через десять-двадцать.

- Она ими пользуется? – спрашиваю я у Амадора, потому что хочу знать, берет ли Ким деньги хоть с какого-то из своих счетов.

Он качает головой:

- Нет. Говорит, хранит их для тебя.

Я стискиваю зубы. Все это изначально задумывалось ради того, чтобы ей больше никогда не пришлось работать. А вместо этого она берется за всякую стремную ерунду и едва сводит концы с концами, в то время как есть все возможности где угодно жить припеваючи.

Иногда я хожу к сестре. Она не такая как Датч, поэтому не может меня увидеть. Изредка я сдвигаю какую-нибудь картину или сбиваю с полки вазу, и тогда Ким знает, что я рядом. Разговаривает со мной часами. Я начинаю думать, что становлюсь серьезной помехой. Последнюю работу Ким потеряла, потому что просидела со мной и не поехала в офис.

- Она должна вести нормальный образ жизни, - говорю я Амадору. – Скажи ей… - Делаю глубокий вдох, чтобы следующие слова прозвучали решительно. – Скажи ей, что я больше не приду. Что для меня это очень опасно. Пусть возьмет деньги и поездит по миру.

Но я знаю, что она не послушается. Ким меня ждет и может умереть, так и не дождавшись, если я не придумаю, как заставить ее жить дальше без меня.

На какое-то время я оставляю мысли о Ким и сосредотачиваюсь на Датч. На Амадоре, Бьянке и детях. Мы инвестируем в несколько компаний, которые становятся самыми прибыльными в мире, едва выходят на рынок. В мгновение ока мы все становимся миллионерами. Амадор продолжает вливать средства на оффшорный счет Ким. Счет открыт не на ее имя, но у нее есть к нему доступ в любой момент.

Впрочем, толку от этого мало. Со счета она берет ровно столько, чтобы хватало на жизнь. Сущую ерунду, но теперь хотя бы пользуется деньгами. 

Восьмой год заключения становится одним из самых захватывающих. В тюрьме бунт. Точнее он только назревает, но, если заключенные возьмут под контроль диспетчерскую, в этот раз все может закончиться так же хреново, как и в восьмидесятом. У Нью-Мексико кровавая история, с которой может посоперничать всего пара-тройка штатов. Атмосфера в старой тюрьме трещит по швам и сама по себе отравляет. За столетия здесь было слишком много смертей, пролилось слишком много крови.

У земли, на которой построена новая тюрьма, история не такая жестокая. Поэтому и бунтов тут меньше. Хотя, если они выходят из-под контроля, справиться с ними не так-то просто.

Но я – Швейцария. Беспартийная, нейтральная территория. Сижу на нарах и читаю, когда очередной новый сокамерник решает присоединиться к общему веселью. Мы с ним ничего и никогда не делаем вместе.

Изо всех сил я стараюсь держаться в стороне. Честно. Но приходится вмешаться, когда одного из охранников берут в заложники. Он из нормальных, а не из тех отморозков, которые цены себе не сложат. У меня нет выбора. Если не вмешаюсь, придется с этим жить. Бог свидетель, мне и так нелегко уживаться с самим собой.

Выхожу из камеры и вижу, как трое волокут О’Коннела, охранника, к диспетчерской. У него на виске рана, со рта капает кровь. Сам еле дышит. Отчасти из-за травм, отчасти из-за слезоточивого газа, который распылили в общем помещении. По лицам всех четверых текут слезы, и я тоже начинаю чувствовать действие газа.

Один из зеков держит заточку у горла О’Коннела. Второй размахивает гаечным ключом, который спер из тюремного магазина, уже захваченного бунтарями. Третий рассказывает О’Коннелу, как оторвет ему голову и превратит ее в унитаз. Правда, я перефразировал. На деле угроза звучала так: «Я отпилю тебе башку и насру прямо в глотку».