Западня свободы - Бэгли Десмонд - Страница 25

• Предыдущая
• 25/54
• Следующая

Я почувствовал облегчение. Особой любви к тюрьмам я не испытывал. Он допил кофе.

— Давайте покинем это заведение. Народу становится больше, а мне хотелось бы обсудить дальнейшее в более уединенном месте. — Он расплатился с официантом, и мы, выйдя из ресторана, пошли по дорожке к большому эвкалипту, стоявшему на отшибе.

Макинтош, сел на скамейку, достал трубку и стал набивать ее табаком.

— Все, кто пытались добраться до этой организации, потерпели неудачу, Пробовали проникнуть в нее со стороны, использовать тюремных подсадных уток. Ничего не вышло. Организация построила фантастическую систему безопасности, поэтому мы знаем о ней сейчас столько же, сколько и в начале, а именно — только ее название. Она известна в преступном мире под именем «Скарперы», но от этого нам ни жарко, ни холодно. — Он чиркнул спичкой. — Станнард, это работа добровольная, и я должен просить вас решить сейчас. Не могу вам пока сказать больше ничего, — я и так сказал предостаточно. Хочу вас предупредить, что если что-то пойдет не так, дело обернется против вас, то ваша смерть — не самое худшее, что может произойти. С моей точки зрения, по крайней мере. Это сложная и опасная задача, и признаюсь вам, что сам я на это добровольно не пошел бы. Видите, я с вами предельно откровенен.

Я лег на траву и посмотрел на небо сквозь листву эвкалипта. Моя жизнь в Южной Африке была спокойной и ровной. Семь лет тому назад я был в ужасной форме и поклялся, что больше никогда этими делами заниматься не буду. Думаю, что начальство почувствовало мое настроение и в память о прежних заслугах послало «на спячку» в Южную Африку, где нашли для меня непыльную работу. Ей-богу, кажется, я ничего такого и не сделал, чтобы получать вознаграждение, которое премило накапливалось в одном из английских банков и к которому я ни разу не прикасался.

Но время лечит все, и постепенно беспокойство стало овладевать мной. Мне хотелось, чтобы что-нибудь произошло, — пусть землетрясение или ураган. И вот мое землетрясение явилось в виде невзрачного человека, Макинтоша, который был запросто с кабинетом министров и мог болтать о проблемах безопасности с премьером. У меня сложилось смутное представление о том, чего он хочет, но мне показалось, что это не трудно будет выяснить. Рискованно — может быть, но не слишком трудно. Я не боялся банды английских мошенников — вряд ли они могли оказаться хуже, чем те, с которыми я сталкивался в Индонезии. Я ведь видел целые города, забитые трупами людей.

Я сел.

— Хорошо. Я соглашаюсь.

Макинтош как-то печально взглянул на меня и мягко потрепал меня по руке.

— Вы — лунатик, — сказал он. — Но я — рад, что вы со мной. Наверное, такая работа требует некоторого лунатизма. Привычные методы ничего нам не дадут. — Он ткнул в меня концом своей трубки. — Это сверхсекретно. Начиная с этого момента, только три человека будут знать об операции — вы, я и еще один. Даже премьер-министр не знает. — Он саркастически усмехнулся. — Я попытался ему доложить, но он не захотел слушать. Ему известно направление моих мыслей, и он сказал, что предпочитает остаться с чистыми руками, тем более, что, возможно, ему придется отвечать на вопросы в парламенте, и он не хочет оказаться в положении лжеца.

— А что южноафриканская полиция? — спросил я.

— Они ни о чем не знают. Тут — услуга за услугу. Они, конечно, могут немного покопаться в вашей биографии. Как она, выдержит?

— Должна, — сказал я. — Она ведь создавалась специалистами.

Макинтош затянулся и выпустил струю дыма.

— Итак, все попытки проникнуть в эту организацию провалились. Спросим себя — почему? Один из самых многообещающих ходов здесь — посадить своего человека под видом заключенного и ждать, когда ему предложат услуги. Это уже делалось. Было уже не меньше, чем восемь таких попыток в разных тюрьмах, но контакты ни разу не возникли. О чем это свидетельствует? — О том, что «Скарперы» построили надежную систему безопасности, — сказал я. — Держу пари, они тщательно проверяют того, кого собираются освободить, прежде, чем войти с ним в контакт.

— Верно, и это значит, что наша наживка, то есть Риарден, должна выдержать серьезную проверку. Чтоб комар носа не подточил! Что еще?

— Больше ничего не могу сейчас сказать.

— Пораскиньте мозгами, — сказал Макинтош с выражением недовольства на лице. — Преступление! Преступление — вот, в чем дело. Риарден, то есть вы, — должны совершить преступление в Англии. Вас поймают — я об этом позабочусь, отдадут под суд и упекут в тюрьму. И преступление требуется особое, связанное с громадной суммой денег, и деньги не смогут найти. «Скарперы» должны быть уверены, что вы сможете им заплатить кругленькую сумму за освобождение. Так о чем это говорит вам, в свете того, что я только что сказал?

— Да ни о чем таком, — ответил я. — Все это не так трудно устроить.

— Нет, не трудно, — сказал Макинтош странным голосом. — Послушайте, Станнард. Речь идет о настоящем преступлении, доходит до вас? Ничто другое не пойдет. Я организую, а вы исполните из ряда вон выходящее преступление. Мы похитим громадную сумму у какого-нибудь британского гражданина, который возопит до небес. Не должно быть никакой туфты, потому что я, — тут он заговорил очень отчетливо, — не пойду… на риск… нарушения… секретности.

Он повернулся ко мне и продолжал серьезным тоном:

— Это значит, что вас будут судить и дадут вам срок за настоящее преступление, и если что-нибудь пойдет не так, ни я, ни кто-либо другой ничего сделать не смогут. Если вы получите четырнадцать лет и «Скарперы» не выйдут на контакт с вами, то вам придется гнить в тюрьме весь этот срок. Повторяю, я в данном случае не могу подставить под удар систему безопасности. Готовы ли вы идти на такой риск?

Я глубоко вздохнул.

— Господи! Вы требуете от меня чертовски много!

— Ничего не поделаешь. Это так и не иначе, — сказал он упрямо. — Такой подготовленный человек, как вы, может легко убежать из любой дырявой английской тюрьмы. Но вы этого не сделаете, черт побери! Вы будете сидеть и ждать, когда «Скарперы» приблизятся к вам, сколько бы времени им не понадобилось, чтобы принять такое решение. Вы будете ждать, слышите?

Я посмотрел в его глаза, в которых горел фанатический огонек и тихо сказал:

— Я слышу. Не беспокойтесь. Я не собираюсь теперь отступать. Я уже дал вам слово.

Он с облегчением вздохнул.

— Благодарю, Станнард. — Он улыбнулся. — Я по вашему поводу и не беспокоился.

— Меня интересует одна вещь, — сказал я. — Маунтбэттен занялся тюрьмами, когда удрал Блейк. Это было довольно давно. Почему вдруг сейчас вся эта спешка?

Макинтош вытянул руку и выбил трубку о ствол дерева.

— Хороший вопросик, — согласился он. — Что ж, во-первых, эффект от действий, предпринятых Маунтбэттеном, сейчас уже стирается. Когда вышел его доклад, и в тюрьмах усилилась система безопасности, чуть ли не каждый социолог и реформатор тюрем в Англии испустил возмущенный крик. И они не были так уж неправы, кстати. Существует два взгляда на тюрьму — как на место наказания и как на место исправления. Неожиданно затянувшаяся петля безопасности вышибла проблему исправления к черту, и реформаторы говорят, что за шесть месяцев пенитициарной системе был нанесен колоссальный ущерб. — Он пожал плечами. — Вероятно, они правы, но это не в моей компетенции. Меня не интересуют гражданские преступники, и моя пища — Блейка и Лонсдейлы. Когда ловишь их, то хочется либо поставить их к стенке и расстрелять, либо повесить им на шею удавку, но вместо этого их заключают в тюрьму — не для наказания или исправления, а чтобы вывести их из оборота, так как они много знают.

Все это не было ответом на мой вопрос, поэтому я сказал:

— Ну и что дальше?

— Сейчас на крючке болтается крупная рыба. Самая крупная из тех, что нам удалось поймать. Ей-богу, Блейк был крупным экземпляром, но этот человек — акула по сравнению с пескарем. Он не должен убежать. Я просил премьер-министра создать специальную тюрьму для такого рода заключенных, но он говорит, что это противоречит правилам, так что Слэйда направляют в общую тюрьму, вероятно, под рубрикой особо опасного.

• Предыдущая
• 25/54
• Следующая