Вечерняя звезда - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф - Страница 48

— Но почему нет? — спросил обиженный Паскаль.

— Потому что я сказала «нет», — ответила она, доедая крем-брюле. Она посмотрела ему в глаза.

— Мне часто портили удовольствие невоздержанностью, — сказала она ему. — Я давно не испытывала никакого удовольствия и не хочу, чтобы ты мне его испортил. Ты волнуешься по поводу секса и поэтому хочешь как можно больше выпить.

— Я не нервничаю из-за секса, я опять задушу тебя! — воскликнул Паскаль, на миг снова выходя из себя. Он даже соскочил со стула, и в этот короткий миг Авроре пришлось приложить немало усилий, чтобы не показать виду, как ее позабавила эта комедия. Новые зеленоватые простыни, которыми Паскаль так хотел удивить ее, не помогли — она все же рассмеялась и сумела подавить в себе это, лишь оказавшись между простынями и Паскалем. При этом оказалось, что что-то происходило не так, как в случаях с другими мужчинами.

— Ой-ой-ой! — вскрикнула она, извиваясь. — Что-то тут не так. Может быть, мы не слишком подходим друг к другу.

— Сейчас объясню. Это случилось, когда я был мальчишкой, — сказал Паскаль. — Сейчас поправим. — И он, в самом деле, поправил все, улегшись на ее правую ногу. Аврора была слегка озадачена, но ей уже было все равно — ведь теперь они лежали вместе.

Паскаль был вне себя от счастья. Теперь, когда он лег ей на ногу, казалось, они лучше подходили друг другу, и вскоре она испытала даже некоторое блаженство.

Лишь спустя какое-то время, когда доказательства того, что у Паскаля имелись мужские достоинства, были в той или иной мере представлены, она разрешила ему принести немного сыру и остатки вина в постель. Она узнала, что небольшие трудности, с которыми ей пришлось столкнуться в самом начале, объясняются тем, что у Паскаля, оказывается, изогнутый пенис.

— Он погнулся, когда я был молодым, — объяснил ей Паскаль, довольно мило улыбаясь.

— Что? — удивилась Аврора. — Ты хочешь сказать, что у тебя изогнутый член? Нужно взглянуть.

— Когда он маленький, он не изогнут, — пояснил Паскаль. — Он изгибается, когда становится большим.

— Тогда давай сделаем так, чтобы он стал большим, — предложила Аврора. И в самом деле, в теперешнем состоянии смотреть было почти не на что.

— Не знаю, сможем ли мы это сделать сразу же, — сказал Паскаль, глаза которого посверкивали от счастья. — Надо было смотреть, когда была такая возможность.

— Но обычно я в первый раз не смотрю. И мне никогда не приходилось слышать об изогнутом пенисе. Теперь ты пробудил во мне научный интерес.

— Я в тебе все пробудил, — возгордился Паскаль, глядя, как она потягивается в постели.

— Может быть, и так, но я не уверена, что стала бы этим заниматься, если бы знала, что ты — урод, — сказала Аврора.

— Нет-нет, я был нормальным, — заверил ее Паскаль. — Он погнулся, когда мне было четырнадцать. Девчонкам я тогда не нравился, и я занимался сексом с дыркой в заборе. Однажды с другой стороны забора — я даже не знал об этом — оказался какой-то мальчишка. Он берет доску да как шваркнет мне по пенису! С тех пор он у меня изогнутый!

— Боже милостивый, — Аврора поставила бокал на стол. — Если бы мне тогда довелось оказаться там, тебе бы не пришлось венчаться с дыркой в заборе.

Она нетерпеливым поцелуем поцеловала его. Поцелуй был с привкусом вина.

— Ну, давай, — сказала она. — Я помню твои невероятные обещания. Теперь мне нужны доказательства.

— Я много лет принимаю витамин Е, — сообщил ей Паскаль.

— Боже мой, он и вправду изогнут. Просто удивительно, что он вообще на что-то способен! Хорошо хоть ты научился как-то компенсировать это — мне кажется, в этом причина твоей находчивости. Больше всего мне нравится, что у тебя вид находчивого человека, Паскаль.

— И кроме того, я принял весь витамин Е, — напомнил ей Паскаль.

Потом, когда Аврора ехала со свидания домой, радостное настроение стало понемногу исчезать. Словно капля за каплей, оно исчезало, и вот утекла и последняя капля. Она почувствовала себя одинокой, неприкаянной, покинутой и угнетенной. Ее настроение настолько ухудшилось, что она даже не хотела дальше вести машину. До дому оставалось всего несколько кварталов. Она подъехала к тротуару и остановилась. Сидя без всякого движения, она не заметила, как начала плакать. У нее не было желания вернуться к Паскалю — тот уже начал с жаром рассказывать ей, как он повезет ее в Париж, Марокко, Стамбул или еще куда-нибудь, где ей, конечно, понравится. Похоть была удовлетворена, но какой ценой? Ей определенно нравился Паскаль, но столь же определенно она знала, что никакой любви тут нет, хотя она его заставила любить себя сильней, чем прежде. Кроме того, он ее ревновал — он устроил ей скандал, насколько это можно было позволить в его положении, — из-за того, что она возвращается домой к Гектору. Он уже успел намекнуть, что ей не следовало спать в одной кровати с Гектором. Все это, конечно, будет и дальше отравлять их отношения.

Кроме того, сидя одна в машине, она чувствовала, что ведет себя как-то нечестно. Она что, решилась, в конце концов, переспать с Паскалем, потому что сама захотела этого, или же из чувства долга после многолетнего флирта? Не из-за этого ли она позволила ему этот решительный бросок? Или же какой-то темный страх толкнул ее в объятия Паскаля? Она прекрасно знала, что собой представляет более сложный страх, но сидя в машине в полном одиночестве, не хотела даже думать об этом. И ведь если, приехав домой, она попробовала бы обсудить это с Рози, Гектор мог бы подслушать или просто почувствовать, что ее что-то тревожит, а ей вовсе не хотелось думать об этом, что за этим могло последовать — ссоры, огорчения, упреки и подозрения. Каким бы внимательным и тонким ни старался показаться ей Гектор, когда предположил, что она влюбилась в Джерри Брукнера, она понимала, что он просто пытается сделать вид спокойного человека, а сам хочет выведать у нее все. Сообщи она ему то, что он пытался выведать, а в особенности, что у нее теперь роман с Паскалем, его самым главным соперником, он отреагировал бы далеко не как человек внимательный и тонкий. Он бесился бы как ненормальный, и их жизнь стала бы еще большей мукой.

Вытирая слезы, она заметила, что хозяин дома, у которого она остановилась, вышел во двор, чтобы переставить поливалку, и стоит, глядя на нее. К своему ужасу, она увидела, что это был не кто иной, как Харгрив Гоулдинг, ее страховой агент. Харгрив был весьма презентабельным мужчиной, застраховавшим половину их округа. Когда она, почувствовав себя отвергнутой целым миром, остановилась поплакать, она не заметила, что это был именно его дом. И меньше всего ей хотелось, чтобы Харгрив подошел к ней и стал расспрашивать, что с ней стряслось. Правда, это был весьма привлекательный мужчина и они уже лет тридцать флиртовали на всяких вечеринках. Если бы он подошел к ней и попытался бы успокоить ее сейчас, это могло еще сильней взвинтить ее. Он к тому же был вдовец, но с женским полом у него было неплохо, и казалось, что он был бы не против завести еще одну подругу.

Аврора рванула с места, отчего два паренька на велосипедах буквально разлетелись в разные стороны. Уже почти был виден ее дом, но домой она не поехала. Она чувствовала, что в таком состоянии встреча с Гектором может оказаться фатальной.

Не сознавая, почему она это делает, она нехотя повела машину в Беллэр и вскоре поняла, что и к дому Джерри Брукнера подъезжает с такой же неохотой. Она не могла заставить себя остановиться и проехала мимо. Обогнув квартал, она еще трижды проезжала мимо, всякий раз притормаживая, но не решаясь остановиться.

В четвертый раз она таки остановилась, причем настолько близко к бордюру, что была уверена, что вот-вот раздастся скрежет. Но этого не произошло. Она остановилась, не выключая двигатель, ожидая, когда же настанет минута и она сможет перебороть свои глупые чувства и вернуться в свою разумную или уж, по крайней мере, управляемую жизнь. Она несколько раз взглянула на себя в зеркало, но не стала ничего поправлять. Смеркалось. Скоро Гектор и Рози начнут беспокоиться. Страх водить в темноте был даже сильней ее всегдашней боязни поцарапать покрышки. Она понимала, что нужно мчаться домой и успокоить всех, но ее словно парализовало — она ничего не могла с собой поделать. Вот она и сидела здесь перед домом Джерри Брукнера, крутила на пальце перстень с изумрудом и лила безнадежные слезы.