Тайная история Украины–Руси - Бузина Олесь - Страница 25

• Предыдущая
• 25/70
• Следующая

У Вишневецкого просто не оставалось выхода, как набрать самое дешевое в тогдашней Европе войско – казаков, готовых в случае крайней нужды служить даже не за деньги, а за право пограбить. Недостатка же в этом лихом народце, шатающемся в поиске смысла жизни по Дикому Полю, слава Богу, не наблюдалось.

Обзаведясь приватной казачьей бандой, Дмитрий Иванович спустился по Днепру ниже порогов и на острове Малая Хортица построил замок. А чтобы вооружить его, напал на татарскую крепость Ислам-Кермен и прихватил там несколько пушек. Это было уже слишком.

Крымский хан выбил Вишневецкого с Хортицы, а замок разрушил, после чего князь подался на службу к московскому царю Ивану Грозному. Но тут, где всячески давили частную инициативу, ему не понравилось, и он снова дернул на родину. Московский гонец в Литве Андрей Клобуков удостоил напоследок Дмитрия Ивановича такой служебной характеристики: «Притек Вишневецкий ко государю нашему, как собака, и потек от государя нашего, как собака же». Обижаться за резкость на грубого московита не стоит – он просто не мог оценить широту планов нашего земляка.

Вернувшись домой, Вишневецкий сразу же затосковал без живого дела. На сей раз «плохо лежала» Молдавия, погрузившаяся в пучину междоусобицы. Вступив с отрядом в эту несчастную страну, изнемогавшую без твердой руки, Дмитрий Иванович сначала помогал претенденту, нанявшему его, – Гераклиду, а потом вдруг перескочил на сторону его соперника – Томши, пообещавшего нашему авантюристу этот самый малопонятный молдавский трон. В случае успеха князь мог бы войти еще и в пантеон национальных героев Молдавии, но неожиданно для себя стал мучеником за веру. Этого-то он совсем не хотел, но история меньше всего интересуется нашими желаниями.

В конце августа 1563 года в бою под Верчиканами (сейчас это территория Румынии) Стафан Томша, перехитрив Вишневецкого, разбил его братву, а самого захватил в плен, выковыряв из копны сена, где тот спрятался.

Впрочем, Томше не следовало бы слишком бахвалиться своей победой. Степной супермен Вишневецкий пребывал как раз в скверной физической форме и даже в поход отправился не на коне, а на телеге – по причине мучившей его подагры.

Продержав пару месяцев пленника в Сучавском замке, молдавские бояре решили подарить его своему патрону – турецкому султану, у которого состояли в вассальной зависимости. А тот на радостях припомнил Вишневецкому все: и пушки Ислам-Кермена, и походы на Перекоп и Азов, совершенные на московской службе, и свои бессонные ночи, а потому приказал бросить давнего врага на крюк, где тот скончался аж через три дня, демонстрируя феноменальную как для подагрика живучесть.

По свидетельству генуэзского дипломата Грилло, ему отсекли руку и ногу, но «поскольку он беспрестанно проклинал магометанскую веру, убили стрелой».

Если когда-нибудь Украина наскребет денег, чтобы снять собственный историко-авантюрный сериал (а в это я все-таки верю!), то лучшего сюжета, чем приключения Вишневецкого, не найти. Тем более, что его прозвище – Байда – в переводе с татарского значит «гуляка».

Но кто же посодействувал тому, что этот авантюрист, выбравший в конце концов Молдавию вместо Украины, стал нашим национальным героем? Больше всех виноват народ, сочинивший славную песню о том, как Байда «в Цареграді на риночку п'е горілочку, п'е не день, не два, не одну нічку та й не годиночку»…

Песня, честно говоря, абсолютно бессмысленная, сочиненная отчаянными домоседами, плохо извещенными о том, как оно на самом деле в Стамбуле. То, что Байда мог пить сутками, – вполне вероятно. Чем ему в XVI веке еще было заниматься? А вот в то, что он ударился в запой посреди мусульманской столицы, где Аллах такие «демонстрации» строго запретил, – верится с трудом. Попробуйте-ка сегодня ввезти поллитровку в мусульманскую страну – я на вас посмотрю! Но, видимо, наши кобзари просто не могли вообразить себе непьющего мученика – не вписывалось это в их представления об идеальном герое!

А так как историки наши тоже не могут проводить свои исследования без рюмки-другой, то и они не оставили Дмитрашку без благосклонного внимания. Несколько строк у Яворницкого в «Истории запорожских казаков» создали ему репутацию на века: «Начало организации могло быть лишь с появлением на Низу общего предводителя казаков, впервые соединившего их в одно для общей цели – борьбы с мусульманами – и положившего начало столице их, называемой Сечью. Первую попытку в этом роде сделал знаменитый князь Дмитрий Иванович Вишневецкий».

Свою мысль Яворницкий никак не обосновывал. Да и не смог бы обосновать. Во-первых, «общие предводители» из польско-литовских магнатов использовали казаков задолго до Дмитрашки. Имена их хорошо известны – Предслав Ляндскоронский, Бернард Претвич и Евстафий Дашкович. Во-вторых, во всех документах укрепление Вишневецкого на Хортице именуется не иначе как «замком» – вполне в феодальной традиции, не имеющей ничего общего с демократическими обычаями Запорожья. И в-третьих, вряд ли такой человек, как Вишневецкий, мог бы допустить, чтобы его кто-то там выбирал, кроме Господа Бога. Какая-то, стыдно сказать, голопупая чернь. Ни казачьим гетманом, ни кошевым атаманом современники его не называли – таких должностей просто не было в природе!

В Киеве в Музее истории на втором этаже висит портрет нашего героя, привезенный из родового замка в Вишневце. Надпись на нем гласит: «Дмитрий Корибут Вишневецкий, повелитель Днепровских островов, господарь Волошский».

Под этими титулами он и должен войти в историю. А Сечь… Сечь, честно говоря, не имеет к нему ни малейшего отношения. Как и он к ней.

Интересно, куда бредет казачье воинство? И почему назван «необачним», то есть неосмотрительным, гетман Сагайдачный? Да и вообще какой поход воспевается в поп-хите XVII столетия?

Общеизвестно: Петро Сагайдачный был одним из самых удачливых казачьих полководцев. Талант лихого рубаки он сочетал с тонкостью дипломата. С запорожской чернью гетман говорил на одном языке. С польским королем – на другом. В результате чувствовал себя как рыба в воде и в Варшаве, и на Сечи. Все пиратские предприятия его заканчивались блистательными удачами, которым позавидовал бы сам Генри Морган. Именно под предводительством Сагайдачного запорожцы захватили Варну, где взяли добра на 180 тысяч злотых, ограбили Кафу в Крыму и выиграли сражение с турками под Хотином.

«Нет ни одного турецкого города на Черном море, которого бы казаки не взяли и не уничтожили», – писал об этом времени Пьетро делла Балле.

И лишь однажды гетману не удалось победить судьбу.

Весной 1617 года профессиональная армия польского королевича Владислава вторглась в Московию. Расчет был прост – воспользовавшись русской смутой, захватить царский престол и объединить под одним скипетром два государства. Тогда Владислав после смерти отца Сигизмунда III мог бы стать и польским королем, и государем Руси – «всея Великая, и Малая, и Белая». Но лихо задуманный план, как всегда, влип в русский климат. Повоевав год в московской грязи, покормив комаров и мух, наемники Владислава частично передохли, а частично разбежались. Самая же стойкая часть, которую не брали ни мороз, ни паразиты, застряла под Москвой, не в силах ни взять ее, ни убраться назад в Польшу.

• Предыдущая
• 25/70
• Следующая